Надейся.

Я лежу под завалом в старой шахте, придавленный камнями, землей и гнилыми бревнами, не в силах пошевелиться, едва дыша. Два больших плоских камня упали так, что образовали угол над моей головой, поэтому я остался жив, откуда-то поступает понемногу воздух. Это в моей ситуации плюс. Пожалуй, единственный. Я не могу пошевелиться, не то что пытаться вылезти из-под этой груды. Даже кричать не могу, хотя это было бы бесполезно - никто не услышит. Сколько времени я так уже лежу - неизвестно. Как я дошел до жизни такой? Ясное дело, не сразу. Постепенно, поэтапно. Надерзил Лене и пошел искать Шурика в одиночку. Взяв с собой только фонарь. Стоп, начинать надо не с этого, а гораздо раньше. По характеру я типичный неудачник-одиночка. Еще в институте ухитрился перессориться буквально со всеми. Дошло до того, что единственным моим собеседником остался компьютер. Институт я бросил и погрузился в дебри сети. Сначала было прикольно, но скоро надоело. Все одно и то же.Такие же одиночки, как я, со склочным, неуживчивым характером. В тот вечер мне было нехорошо, как-то тревожно на душе. Не понимая, в чем дело, я сидел перед монитором, прикидывая, во что поиграть или может, зависнуть на каком-нибудь имиджборде. Тут и раздался этот телефонный звонок. Меня позвали на встречу выпускников. Спрашивается, что я там забыл и какой черт дернул меня согласиться? Автобус с невиданным номером 410 привез меня в "Совёнок". Пионерлагерь такой. Ага, из 2021-го года в 1986. В самый что ни на есть СССР. Там оказалось... Тепло, что ли. Не в смысле жарко, а уютно как-то, спокойно, даже несмотря на вопли вожатой. Да и сама Ольга Дмитриевна только делает вид, что вся такая из себя свирепая активистка. На самом-то деле она добрая, терпеливая, покладистая и мягкая. Когда в настроении. Меня сразу приняли в первый отряд, не обращая внимания на мою зимнюю одежду, и принялись делать из меня "порядочного пионера". Я, естественно, упирался - какой из меня пионер? Парней в отряде острый дефицит. Шурик с Электроником замуровали себя в кружке кибернетики и почти никакого участия в отрядных делах не принимают. Электроник - белобрысый, губошлепый, в общем-то не вредный, но долго с ним рядом находиться невозможно. Шурик - черт, это ведь из-за него я теперь валяюсь здесь, похороненный заживо! Может, он услышит меня? Не могу кричать, только стонать. Негромко. Нет, не могу. Задыхаюсь. Девочки - настоящий цветник. Славя - натуральная русская красавица, светлые косы до пояса, чистые голубые глазищи, отличная фигура, идеально отглаженная форма, активистка, помощница Ольги Дмитриевны, работящая, честная до отвращения. Мику - полуяпонка, полурусская, легкая, порхающая и трещащая как пулемет. Потоки ее слов буквально сбивают с ног. Плюс к этому она еще музыкант - мультиинструменталист и певица-танцовщица. Кошмар, да и только. Алиса - тоже типа музыкант, играет на гитаре. Девица острая, колючая, хамоватая и несчастная. Что-то в ней есть, какой-то надлом. Лена... Когда я впервые увидел ее, там, возле клубов, то почувствовал, как сердце ухнуло куда-то вниз, в ботинки. Вроде ничего особенного, но вот это сочетание темных волос с огромными зелеными глазами, это выражение неизбывной печали и какой-то мольбы вкупе с едва заметной робкой улыбкой... В общем, надо признать, что зацепила она меня крепко. Кто там остался? Ульянка? Реактивный ребенок. Во всех смыслах. Маленький ураган. Вроде стало легче дышать? Или мне показалось? Земля посыпалась на лицо. Эй, кто там? Тьфу, полный рот земли и мусора. Кашляю. - Семочка, потерпи, я сейчас! Лена. Пришла. Пришла, несмотря на то, как грубо я с ней обошелся. Дышать правда стало легче. Но пошевелиться все еще не могу. - Семочка, родной, потерпи немножко! Камни и бревна очень тяжелые, я одна не справлюсь! Сбегаю в лагерь, приведу кого-нибудь! Пытаюсь ответить, но не получается - полный рот земли, в глотке пересохло. Выходит только хриплый стон. Земля в глазах, резь страшная. Снова голос, но уже другой: - Эй, тут есть кто-нибудь? Хороший вопрос. Высокоинтеллектуальный. Пытаюсь вытолкнуть землю изо рта языком. - Жди, я приведу людей. Конечно, я подожду. Что мне еще остается? Я всю жизнь только и делаю, что жду. Смерти. Кажется, уже почти дождался. В глазах темнеет, хотя я и так ничего не вижу, глухая тишина толстым ватным одеялом накрывает меня. Дышать! Прихожу в себя от скрежета. Земля вокруг меня шевелится, снова сыплется в рот, в нос, в глаза. Смутно слышу знакомый голос: - Быстрей, а то он задохнется! Да осторожнее вы! Кто это? Лена? Кто такая Лена? Кажется, я когда-то знал одну... Мысли путаются. На лицо что-то течет. Вода? Не хватало еще захлебнуться здесь! На грудь вроде уже не давит. Рук и ног не чувствую. Лицо мне вытирают чем-то. Глаза вдруг начинают видеть - сначала какое-то мельтешение. А, это фонарик. И не один. Чьи-то пальцы лезут в рот, выскребают оттуда грязь. Потом из носа. - Спасибо... На лицо капает теплое. Голос: - Не напрягайся, пионер, лежи спокойно. Сейчас мы тебя положим на носилки. Качает. Я что, плыву на чем-то? Ничего не помню. Начинает болеть правая рука. Болит все сильнее, уже нестерпимо. Я кричу. Оказывается, я уже могу кричать. Родной голос Лены: - Потерпи, Семочка, уже скоро принесем тебя в медпункт. Открываю глаза. Ужасная резь, да еще солнце светит во всю ивановскую. Слезы текут. Солнце? Солнце - это хорошо! Это здорово! Мне снова вытирают лицо. Пахнет спиртом. Снова открываю глаза, пытаюсь оглядеться. Диспозиция такова: Я лежу на носилках, в ногах у меня вышагивает Электроник, физиономия уморительно серьезная, на меня не смотрит. Слева идет Виола в своем халате, испачканном землей, в руках держит пакет капельницы. Увидев мой взгляд, подмигивает и улыбается. Справа идет Лена, форма вся перепачкана и порвана, держит чумазыми руками мою правую руку и с силой растирает ее. Вот откуда боль. Лицо у Лены тоже все грязное, в разводах от слез, волосы все в земле, пыли и почему-то в паутине. Но глаза сверкают, и идет она твердо и решительно. Начинают болеть ноги. А я плыву, покачиваясь на волнах боли, и уплываю куда-то. Как я попал под завал? Очень просто. В один прекрасный день на завтраке Ольга Дмитриевна объявила, что пропал Шурик. До самого обеда никто и не почесался, только Серега ходил, как пыльным мешком ударенный. На обеде все смотрели на меня, а я делал вид, что не замечаю их взглядов. После обеда Лена заявила: - Пошли искать! - и сверкнула зелеными глазами. Я ответил: - Не пошли, а пошел! Я иду один! Ты мне будешь только мешать! - Почему это? Я тут все окрестности знаю, а ты нет! - Девчонкам никаких серьезных дел доверять нельзя! Бестолковые, только визжат и путаются под ногами! - Ах так! Ну и иди тогда один! - вмешалась Славя. - Да хотя бы фонарик возьми! - Зачем? - Вот видишь, Лена! Кто тут бестолковый? Во-первых, в лесу темно, а в-вторых, Шурик, скорее всего, пошел в старый корпус. Снова спросишь, зачем? Ничего я не спросил, а повернулся и пошел в клубы, к Электронику - за фонарем. Лена смотрела мне вслед, потом топнула ногой и ушла. Серега выдал мне под расписку фонарик и две запасные батарейки к нему.Глянул виновато и отвел глаза. -Знаешь, Семен, я бы пошел с тобой, но у меня же кружок... Да и Ольга Дмитриевна не отпустит... Ну, я и пошел. В лесу оказалось не так уж и темно. По крайней мере, тропинку видно было ясно. И привела она меня прямо к старому корпусу. А внутри я увидел раскрытый люк, спустился в него, и тут уж фонарь пригодился на все сто. Сначала я кричал, аукал, но никто мне не ответил. Тогда я пошел вперед, и шел, пока не увидел дыру в земле. В дыре виднелись рельсы. Я снова покричал туда - безрезультатно, спустился, и не прошел и двух шагов, как край дыры обрушился на меня. Просыпаюсь утром от того, что солнечные лучи щекочут в носу. Чихаю и начинаю протирать глаза. Тело прямо звенит от здоровья, никаких следов вчерашнего. Я лежу на койке в изоляторе, на соседней койке спит Лена. Вдруг распахивает глаза, откидывает простыню и бежит ко мне - в одних трусиках. - Сема, ты как? Где болит? - Нигде! Все хорошо! Милая... Она обнимает меня, прижимаясь грудью к моей груди. Ощущение непередаваемо приятное. В ее глазах плещется счастье. Ну вот, наверное, и все. Осталось добавить лишь, что под завалом я провалялся целые сутки. И если бы не надежда, задохнулся бы я там и отдал концы. Надеяться надо всегда, как бы паршиво тебе ни было. А чей это был второй голос там, в подземелье? КОНЕЦ.