Ницца

      Номер в отеле, Ницца, середина августа, отель «Звезда Ориона».              Признаться, путь меня тогда сильно вымотал. Перелеты мне всегда давались тяжко, я не выносила смену часовых поясов, жаркие салоны самолетов и прочее. В тот раз вышло намного лучше — я напилась в аэропорту сразу после посадки, напилась крепко и помню только услужливое лицо моего извозчика, который отвёз меня, едва вменяемую, в отель. Там, естественно, меня приняли, потому что номер был готов давно, и ждали меня тоже давно.              В «Звезде Ориона» я была не в первый и не в третий раз. Раз в десятый, если не больше. Всю весну и два месяца лета я проводила в Лондоне, а в августе брала отпуск и отправлялась в Ниццу.              Ах, Ницца. Этот портовый городок во Франции пленил мое сердце навсегда. Пленило море, шум волн, жемчужная пена на мягком песке, ласковое солнце, спадающая жара и замечательный человек. Дама. Леди. Госпожа. До сих пор не помню, как так вообще получилось, но тем не менее, я сожалею, что не осталась там тогда.              Но обо всем подробнее.              Я прилетела туда как раз, когда жара прекращала давить на бедный город. День только занимался, когда шасси моего самолёта коснулись взлетной полосы Ниццы. Уже успела сказать, что была пьяна? Да? Тогда дальше. Очнулась я совсем скоро, ближе к вечеру — солнце садилось, накрывая Ниццу великолепным шатром самых теплых и ласковых красок. До ужина было далековато, целых два часа, поэтому я решила идти на пляж.              Ах, дорогуша, как же в Ницце хорошо! Повсюду французский говор, пахнет свежей выпечкой, со стороны моря лёгкий бриз, а впереди — роскошный город.              Ну так о чем бишь я? Ах, да, купаться. Пошла, значит. Надо сказать, за пляжем отель следил качественно, поэтому песок был словно просеян, чист и мягок, как лапы кота, море совершенно лениво целовало этот самый песок, и, оставляя за собой дорожку жемчуга, уходило в лазурную чистую глубь. Мой плавательный костюм совершенно не скрывал достоинств моей фигуры, но на пляж я шла не щеголять и не искать роман на месяц, а наслаждаться теплом вечернего, только начинающего остывать, моря.              Вода там просто прелесть… Волны, совсем ленивые и едва движущиеся, неспешно лизали бедра и руки, плечи, ключицы, ноги, руки, пока я пыталась войти в воду. Вода теплая, но уже отдаёт вечерней прохладой, мягкая, ласковая, пахнущая солнцем, солью и жемчугом.              Тогда я встретила Её. Она шла мимо, одетая лишь в одно чёрное платье, без рюшек и воротника — только широкий чёрный пояс обнимал ее фантастически песочную фигуру. Когда она подошла совсем близко ко мне, прямо в воду, не смутившись вымокшего платья, я ощутила тонкий непередаваемый запах французских духов. Голос ее был хриплым, мягким, ласково рокочущим, словно убаюкивающий рокот полуночного моря.              «Кажется, Орион приобрёл себе ещё одну звёздочку».              Это была самая многословная фраза, которую она мне сказала за весь месяц, пока я там была. Ее угольно-черным глазам достаточно было лишь встретиться со мной взглядом — и этим же вечером мы пошли ужинать в ресторан «Ориона». Моя спутница меняла наряды с невинно-восхитительных до невероятно дерзких и роскошных, но ее духи всегда оставались теми же. У меня тогда сложилось стойкое впечатление, что так пахнет кожа этой женщины, а вместе с ней и вся Ницца. Да что там Ницца! Мне казалось, да и сейчас кажется, что ее духами пропахла вся Франция.              Ее звали Беллатрикс. Она любила громко заливисто смеяться, садиться под открытым небом и долго пить вино, глядя на спокойное ласковое море, любила лежать в кровати моего номера и курить тоненькие крепкие сигареты, носить мне цветы и обязательно хотя бы один из них, казавшийся самым юным и свежим, вплетать мне в волосы. Она казалась странной, она казалась дикой со своей вьющейся неуправляемой шевелюрой, она казалась такой далекой от меня всякий раз, когда мы расходились по своим делам: я шла купаться по утрам на море, а она неизвестно куда с одной лишь целью — принести мне букет.              Днём мы гуляли. Всю Ниццу она знала вдоль и поперек, мы ходили везде, и зачастую уютно молчали, как будто думая об одном и том же, мысля на одной и той же волне. Ее движение — мое движение. Настолько тесной была наша связь. Она показала мне и древний рынок, который, в отличие от ленивого побережья, бил самым настоящим ключом: здесь пахло рыбой, зеленью, тестом и травами, шумели купцы, звенело золото и серебро, сверкало солнце под натянутыми полосатыми полотнами, жужжали пчелы над фруктами и откуда нибудь доносился запах кубинской сигары. Беллатрикс, казалось, там знали абсолютно все и каждый что-нибудь ей совал в нашу с ней дорожную сумку: хрустящий горячий багет, пару сочных пухлых пушистых персиков, пучок ароматной петрушки и, конечно же, цветы. Беллатрикс на мгновение пропадала и появлялась вновь, уже с цветами, взявшимися непонятно откуда, а потом уводила меня прочь, к широким улицам. Потом мы гуляли по городу вплоть до тех пор, пока не придёт время ужина, и любили сидеть в небольшом кафе, окруженном с трех сторон старыми домами. Там подавали изумительный кофе, который Беллатрикс пила без счёту. Да, от неё пахло кофе…              На ужин мы шли медленно, но все равно приходили самыми первыми. Ужин был, как правило, большим, ибо мы обе выматывались. За ужином мы едва ли говорили, в основном курили, ели и бесконечно долго, без всякого стеснения, смотрели друг на друга, будто запоминая каждую черточку. Никого это не смущало, ни меня, ни ее. Спокойствие, которое я ощущала от ее присутствия, было невероятным. Как будто снова под заботливым крылом матери.              После ужина мы шли на пирс, садились на мокрый каменистый край и отпускали ноги в морскую воду. Сидели в обнимку, смотрели, как солнце утопало в темной морской глубине, а когда совсем темнело и звезды высыпали на небесный свод, медленно гуляли по пляжу, бегали друг за другом.              И целовались. Беллатрикс не выпускала ни моих рук, ни талии, ни губ. Она всегда была как можно ближе, как будто меня нельзя отпустить. Я была только за, и только мои губы, покрытые ее игривыми укусами, страдали от такого возмутительного отношения.              Целуясь и обнимаясь, словно море с жемчужиной, мы шли к отелю самым дальним путем — через узкую тайную улочку, которая забыта так, что позаросла вьюном, деревьями и кустиками.              В номер мы приходили совершенно уставшие, заказывали бутылочку сладкого вина, и падали на кровать, стоявшую напротив распахнутого настежь балкона. И пока мы пили вино, ели то, что было в нашей сумке, никто не говорил. Нам не нужно было слов, чтобы общаться, нам не нужно было угадывать движения друг друга. Словно мы наконец-то стали единым целом и двигаемся в унисон.              Я засыпала самой первой. После спокойного офиса такие прогулки каждый день заставляли меня чувствовать усталость раньше Беллатрикс, а та, тихо ласково посмеивалась, что-то нежно шептала мне в волосы по-французски и позволяла засыпать на себе порой даже в самой непристойной позе.              Месяц пролетел будто неделя, может даже меньше. Когда я стояла в отеле, ожидая Беллатрикс с цветами, все в душе ломалось. Из Ниццы так не хотелось улетать. Ниццей была Она. Вся Франция заточилась в одной лишь женщине с загадочной улыбкой и маленьким букетом в руках. Мы не расставались до последнего — постоянно держались за руки, целовались с такой щемящей отчаянностью… Когда я обернулась в последний раз, чтобы ее увидеть, никого не было. О том, что Беллатрикс была со мной, свидетельствовал букет цветов, торчащий из моей сумки и маленький невесомый колосочек, воткнутый мне куда-то в висок.              Сердце разрывалось, но мне необходимо было лететь. Пожалуй, это была моя самая глупая ошибка в жизни…              В Ниццу я больше не прилетала — работы накопилось — и Ницца, и Беллатрикс, и все, что было там так и осталось воспоминанием.              Самая большая роскошь, которую я могу себе позволить — это тревожить память и пытаться восстановить в памяти все фрагменты. Две недели назад мне пришло письмо, там была ее фотография и две даты: рождения и смерти.              Номер в отеле, Ницца, середина августа, отель «Звезда Ориона».