Je Veux

Луч переливающегося солнца попадал в комнату через тонкую щелку в шторах. На мягкой невысокой кровати лежал молодой человек японской внешности. Его чёрные шелковистые волосы были небрежно разбросаны по белоснежной простыне. — Время просыпаться, соня! — стройная девушка в красной шёлковой ночнушке резко раздвинула шторы и комната заполнилась золотистым светом. Молодой человек на кровати сонно приподнялся и протёр глаза. — Вставай, Сэм, уже семь часов утра. Я приготовила тебе твои любимые «панкейки». Японец благодарно улыбнулся. И его улыбка была чертовски прелестна. Двое молодых людей садятся за небольшой круглый стол в кухонке с видом на Эйфелеву Башню. —Чёрт, Агата, они восхитительны! — хватая очередной «панкейк». — Ещё бы, их же я готовила. — с наигранным высокомерием произнесла девушка и комната наполнилась смехом счастливой пары. Наконец они оба были счастливы. *** — Ты готов? Идём на наше любимое? — прозвучал звонкий голос из другой комнаты. — Да, выходим. — ответил ей Сэмюэль. Одним из их любимых развлечений было заходить на небогатые, можно даже сказать, бедные улочки Франции и веселиться, общаться там с цыганями, бездомными (ну, конечно же с добрыми и приятными, а не с теми кто пропил пол-жизни и пропьет вторую половину в будущем), ну и в целом с живущими там людьми, которых, заодно, можно было угостить лепешками с сыром. Завсегдатаи таких улиц были довольно весёлыми и общительными. Они хорошо пели и танцевали, порой, Агата дивилась тому, где они так научились. Вообщем, парочка любила эти улицы и свободное время проводили там. И этот день был не исключением. *** На узкой улочке отовсюду лился смех и цоканье бокалов с лимонадом. За столиками сидели множество людей: от пятилетних детей до девяностолетних бабушек-шаманок. За одним из таких столиков сидели Агата, Сэм, бабуля, завешанная разными оберегами и талисманами, и невысокий мужичок с седеющей бородой. — Эх, были тогда годы. — ностальгически произнесла бабушка-Зельда, глядя в пустоту. — Ой, да что ты в эти годы, только и делала, что сидела в библиотеке — хрипяще засмеялся дед Рене. — Да ну тебя! — Зельда махнула своей сморщенной ладонью в его сторону, мол, «моя библиотека была поинтереснее твоих похождений, старый ты пень!» Агата тихонько хихикнула. Зельда с шутливой укоризненностью глянула на неё и загадочно улыбнулась. — Детки, а что бы вам не порадовать стариков? — она махнула рукой дедушке за соседнем столиком, — Станцуйте для нас! — Да что вы, мы же не умеем. — замялась Агата. — Боишься мне продуть? — ухмыльнулся Сэм. — Ах так значит? Вызов принят, малыш Сэмми. Японец смешно сморщился и подал руку девушке. Дедушка, которому ранее махнула Зельда, поставил на землю старенький магнитофон. Стоило лишь коснуться маленькой, прямоугольной красной кнопочки и из этого старого железного аппарата вылились первые ноты мелодичной французской песни. Donnez moi un suite au Ritz, je n'en veux pas! Сэм бережливо кладёт руку на талию девушки, а вторую на её нежное плечо, которое сейчас кажется ему опорой, посильнее, чем те слоны в буддизме, которые держат мир. Услышав первые ноты они медленно начинают набирать темп. Шажок за шажком, неторопливо, словно бы, неумеючи. Но вот, два тела уже сливаются в едином, таком едином и аккуратном танце. Возможно, я напишу о них клишированно и заезженно, но именно так все и было, клянусь вам, дорогой читатель. Их танец был похлеще вальса Вареньки и Ивана Васильевича, из всем известного рассказа Льва Ильича Толстого «После бала». Сейчас, для них, танец — биение двух их разгоряченнных и наполненных чистой, взаимной любовью сердец, дыхание, ритм жизни. Выражение всего спектра чувств, на которые только способна душа человеческая. Если конечно, душа существует, но я утверждать не берусь. Они выражали все эти вышеупомянутые чувства в одном лишь движении. Des bijoux de chez CHANEL, je n'en veux pas! Donnez moi une limousine, j'en ferais quoi? Papalapapapala Своими мелкими шажками, изящными руками, они рисовали картину, самую бесценную на этой планете, картину любви. Я говорю любовь. Не кажется ли вам это банальным? На данный момент, кажется, любовь очень сильно обесценили. Любовью называют даже семью, где регулярно «глава семьи» избивает жену и детей. Была б я всевышней, запретила бы людям говорить это слово просто так. Любовь звучит так пусто и незначимо в современном мире. Нет, я не хочу никого винить и быть критиком, все мы не без греха. Но разве я не права? Offrez moi du personnel, j'en ferais quoi? Un manoir a Neuchâtel, ce n'est pas pour moi. Offrez moi la Tour Eiffel, j'en ferais quoi? Papalapapapala В их танце — мощь, в их танце — величие. Обнажённые плечи Агаты, выглядывающие из старого, потрепанного платья приятного, бежевого цвета казались ему самыми красивыми и прекрасными на это Земле. Ни одни плечи не показались бы ему такими красивыми, как её сейчас. Знаю, звучит скудословно, но повторюсь, я говорю так, как знаю о том случае. О том теплом, трогательном дне в Париже. Allons ensemble, découvrir ma liberté Песня почти закончилась, но они все танцевали и танцевали, плавно передвигаясь по небольшой площадке. Но эта площадка, казалась всем присутствующим получше огромной залы, где в свете огромной, хрустальной люстры танцуют принц и принцесса из сказки. … Прозвучали последние аккорды песни, уже въевшейся под кожу двух танцоров. Женский голос завершил: Bienvenue dans ma réalité! Сэм и Агата стояли посреди той самой площадки, о которой я вам рассказывала абзаца два назад, и слушали громкие аплодисменты стариков. Танец был завершён, но он останется в их горячих сердцах до самой могилы. Да и не только он, в целом, тот самый тёплый, трогательный день в Париже.