тень

Шу вело. Конечно, не с виду – с виду это был обычной Шу, который, просто, ну, слишком облюбовал школьную стену. Он опирался на нее подозрительно часто в поисках направления в библиотеку – в помещение настолько заброшенное, что заглядывать туда мог только Юма. Да и тот раза два за год, когда одна из старых кошелок, которых все почему-то назвали учителями, просила его провести инвентаризацию – этот дебил всегда вёлся на неоплачиваемую работу, будто делать ему было больше нечего Шу раздраженно помахал головой, пытаясь сбросить пелену с глаз – мысли о Юме были настолько навязчивыми, и , найдись у кого из учащихся вампирской школы способность их читать, они тут же решили бы, что Сакамаки нашли новую жертву для семейного буллинга. Это у них была, как поговаривали, особая терапия: гнобить кого-то всем вместе, вспоминая о родстве. Но последнее, о чем сейчас Шу хотел бы думать, это о репутации собственной семейки – та была загублена в тот момент, когда Аято привел в дом человека и почему-то обозвал его "своей парой" вместо "еды". Смех, да и только, но пришлось мириться. Капризы Аято давно стали их общей слабостью. Даже если каприз имел тонкий девчачий голос, носил имя Юи и вертел их братом только в путь – они это, скрепя сердцем, приняли. Мысли метались неразборчивые, вязкие, и в тот момент, когда Шу вдруг подумал, что Юме в его голове места нет – тот вернулся. С бесящими ямочками на щеках. Шу цыкнул, уткнулся лбом в холодную стену. В общем, вело его нещадно. Причиной тому была, конечно, воля случая в лице несчастного влюбленного. Тот, попытавшись отхватить большой кусок от "необъятного сердца" старшего Сакамаки, которое "ещё просто никто не успел познать", решился приобрести липовое любовное зелье. Приобрел. Всучил под видом крови изнывающему по жратве Шу. И то ли зелье оказалось бракованное, то ли торгаш – обманщиком – но Шу почему-то резко бросило в жар. Потом в холод. А потом ему стало так хорошо и плохо одновременно, что он просто перестал воспринимать реальность. И направлялся он в этом состоянии в библиотеку. Хотя, надо сказать, от громкого названия в ней не осталось ничего – все более-менее ценные и полезные книги давно растащили по домам великие кланы вампиров себе в наследие, а потому значение это помещение имело чисто номинальное, как дань обычным, людским школам. Вообще, Шу мало понимал концепцию ш-к-о-л-ы – самым молодым из них было под пятьдесят, а возраст среднего старшеклассника достигал сотни, но, коли высший совет вампиров наказал, – приходилось мириться. Хотя, возможно, все не было столь уж худо – библиотека оставалась местом безлюдным, даже спокойным (если тушить все лампады с открытым огнем), возможно, даже спать в ней было куда комфортнее школьной лестницы. А отоспаться как раз и стало целью, потому наконец-то, толкнув хлипкую деревянную дверь, Шу ввалился внутрь пыльного помещения. Помещения в котором вместо привычной темноты горел свет. Отблески открытого огня танцевали на лице Юмы, когда тот, хмурясь над конспектами, пытался вникнуть в написанный материал. Ох, если бы сердце Шу качало кровь, в эту секунду оно точно бы остановилось. Если бы он не был бледен как сама смерть – точно побелел бы сильнее. Вампир до крови сжал клыками губы, и голова его чуток прояснилась. Дверь с хлопком распахнулась и закрылась, но Юма не отреагировал, и Шу с удивлением заметил (когда сумел оторвать взгляд от его в свете огня воскового лица), что из-под лацканов пиджака вьется проводок наушников. Прислушавшись, Шу изумился ещё больше – из динамика доносилось что-то размеренное, напоминающее классику, поэтому перед тем, как обдумать пришедшую в голову идею, Шу подошёл ближе и плюхнулся напротив вампира. Протянул руку и сказал: – Дай. Юма ошеломленно недоверчиво уставился вперёд. В глазах его отразился пожар. – Дай тоже послушать. Вампир смотрел нарочито скучающе, будто просьба его (какая просьба – приказ) была самая обычная. Будто к каждому знакомому он подходил и требовал разделить с ним музыку. Конечно, Юма в этом вопросе был для него особенным. Конечно, как и во многих других. Конечно, Шу это не признает. По крайней мере вслух. – Заниматься не мешай, – ответил Юма, но наушник протянул. Впрочем, длины, чтобы дотянуться до другого конца стола, не хватило. Шу решил проблему в своем стиле – рухнул на стол, будто собираясь лечь спать. Хотя почему "будто"? После просроченного любовного зелья он не находил лекарство лучше здорового сна. Если бы ему, конечно, удалось хорошо проспаться – с огнем-то на стенах и на чужом лице. Музыка, конечно, причиной его бессонницы никогда не являлась и не могла – после трагедии она стала слишком незаменимой, чтобы чем-либо отвлекать или мешать. Шу про себя выругался. Когда Юмы не было рядом – все мысли вертелись вокруг его образа. Когда он появился – мысли устремились ворошить прошлое. Шу предпочел бы не думать вовсе, но коли так: из двух зол он решил выбрать наименьшее. – Юмааа, – протянул он усталое, за что получил злобный взгляд в свою сторону. – Чего тебе? – грубо отозвались напротив. Раздался шелест страниц. Шу вдруг подумал, что, будь Юма чуть более агрессивно настроен, он точно схлопотал бы по башке чужими конспектами. – Расскажи что-нибудь, – раздался приказ. И время замерло. Возможно. По крайней мере, замер Шу, смущенный собственной просьбой. Но усталость и помутнение взяли верх над вампирской гордостью. Шу вдруг подумал, что звучит очень глупо и высокомерно (жалко, на самом-то деле). Решил, что Юма задохнется от возмущения и точно возьмет в руку что-то тяжелее бумажек. Допустил, что выспаться у него не получится. Но Юма неуверенно ответил. – Типа... сказку? Огонь в развешанных лампадах отбрасывал тени на стены, которые увеличивались, росли. Шу почудился запах гари. – Типа того. – Но я сказок не знаю. Юма отвечал по-детски честно, и Шу фыркнул бы от его непосредственности, если бы не судорожно не глотал вдохи. – Тогда забей. Он ничего не больше не сказал, Юма молчал тоже – а между ними, в полной тишине играл Чайковский, который вовсе не спасал. Шу зажмурился до рези в глазах и почувствовал, как с уголка губ потекла тонкая струйка крови – так сильно он закусил внутреннюю сторону щек. Вообще, в сложившейся ситуации, виноват был он сам – Шу прекрасно это понимал. Не нужно было мчаться в библиотеку, надеясь на что-то, в чем самому себе признаться страшно. Не нужно было врываться внутрь, еще из-за двери чувствуя чужое присутствие. Не нужно было оставаться, думая побороть давний страх под боком у своей самой большой в жизни потери. Ему так много не нужно было делать – но он плевать хотел на собственные правила и вот теперь оказался здесь. Испуганный, обессиленный, даже жалкий. – ... И, можно сказать, основными фигурами в пространстве являются точки, прямые и плоскости. Наряду с этими фигурами мы будем рассматривать геометрические тела и их поверхности. Представления о геометрических телах... Шу почувствовал, как кольнуло живот. и не удержался от хриплого смешка. – Геометрия? Серьезно? – Ты же просил сказку, – Юма, кажется, даже не обратил внимания то, сколь разбито прозвучал чужой голос, потому что ехидно парировал, – вот я и выбрал страшилку. – Аха-ха, – уже громко рассмеялся Шу, так что на глазах его выступили кристаллики слез. Он не видел Юму, но чувствовал, что взгляд его сверлит затылок, и не смог удержаться от радостного, – ну так продолжай. – Не указывай мне, – фыркнул Юма, а после продолжил. И под его баюкающий голос Шу все же провалился в сон.