***
— Причуда называется «Невозможные Вещи. Она заставляет вас проявлять то, чего не существует. Чем сильнее вы верите в невозможность этого, тем она реальнее. Это длится несколько часов. Продолжительность не более одного дня. Никаких долговременных последствий, — говорит им представитель по регистрации причуд по видеосвязи, — учитывая все обстоятельства, все не так уж плохо. Они достаточно легко нашли обладателя причуды. Ранее Изуку помог ей выбраться из горящего здания. Ей четырнадцать; достаточно взрослая, чтобы хорошо справляться со своей причудой, но ситуация, несомненно, была напряженной. Никто не выдвигал обвинений, никого не осуждали. Все согласились, что это был несчастный случай. Изуку смотрит на высокого мужчину рядом с ним: этого другого Кацуки. Он не отходил от Изуку с момента их первой встречи на перекрестке. Единственный человек, на которого он смотрел дольше нескольких секунд, — это настоящий Кацуки. Он хмуро оглядел его с ног до головы, явно оценивая. Кацуки ответил на этот жест с утроенной агрессией. Изуку выкрикнул «Каччан», и оба мужчины прекратили свое состязание по пристальному взгляду, чтобы посмотреть на него.Изуку замолчал, не зная, что сказать, переводя взгляд с одного Кацуки на другого, пока их всех не увели подальше от любопытных глаз публики, чтобы разобраться с ситуацией.***
— Итак, мы застряли с этой второсортной копией и его ручной ящерицей до завтра. Просто замечательно, — говорит Кацуки через всю комнату, находясь как можно дальше от другого Кацуки, но при этом оставаясь в тех же четырех стенах. Дракон каким-то образом сжался до размера большой кошки и теперь обвивался вокруг плеч другого Кацуки, как дышащая кожаная шкура. — Откуда нам вообще знать, что именно тебя ударила причуда, Деку? Во время пожара девушка контактировала со множеством людей. — Я знаю, что он мой, Каччан, — отвечает Изуку, не отрывая взгляда от другого Кацуки. От его слов отвлекающе пухлые губы кривятся. Изуку краснеет. — Я не имел в виду, что ты мой мой, я просто имею в виду… — Я бы сказал, что ты угадал с первого раза, — говорит другой Кацуки, легко пожимая плечами, — я не принадлежу никому, кроме тебя, Деку. Неожиданные слова звучат убедительно, заставляя комнату замолчать. Изуку чувствует, как тяжесть сказанного ложится ему на грудь, обнажая его. Даже когда он слышит, как его собственный Кацуки рычит от бессильной ярости, он понимает, насколько опасным может быть присутствие здесь этого другого Кацуки. — Следи за тем, что ты говоришь моим лицом, придурок. Ты, мать твою, ненастоящий. Другой Кацуки бросает на него взгляд — оскорбляя того своей пренебрежительностью — прежде, чем снова посмотреть на Изуку, — ты понимаешь, что я не чувствую себя нереальным? Я чувствую себя полностью живым. Я знаю, кто я такой. Что я чувствую, — он протягивает руку, чтобы коснуться упрямого зеленого завитка прямо над правым ухом Изуку, — и чего я хочу. — Хочешь убраться от него, экстра? — рычит Кацуки. Изуку хватает руку, которая гладила его волосы. Другой Кацуки использует это как возможность связать пальцы вместе. Изуку слышит характерные хлопающие звуки — небольшие сдерживаемые взрывы; эквивалент того, как Кацуки стискивает зубы. Изуку изо всех сил старается улыбнуться, пытаясь разрядить ситуацию: — Ты можешь остаться со мной на ночь, — говорит он мужчине из своих снов, — ладно? — Я останусь с тобой, Деку, до тех пор, пока ты будешь со мной. Изуку сглатывает: — Хорошо. Тогда только на сегодняшний вечер. Пока мы не разберемся во всем. Кацуки пересекает комнату и хватает Изуку за запястье, оттаскивая его. Изуку поднимает свободную руку, улыбаясь напряженной фигуре другого Кацуки, предупреждая драку. Даже дракон поднял голову и уставился на Кацуки. — Тебе не следует оставаться наедине с этим самозванцем, — почти шипя, шепчет Кацуки, — он может быть чьим угодно проявлением… — Он мой, Каччан. Я видел его во сне, — вздыхает Изуку, — где-то в доме моей мамы должен быть блокнот, заполненный его рисунками. Я нарисовал его, вплоть до татуировки на его руке. — Какого хрена, Деку? — Он — все, что меня восхищает в тебе, — продолжает Изуку, игнорируя вспышку. Он бросает взгляд на другого Кацуки; совершенно опасный человек, но не по тем причинам, в которые верит Кацуки. Он хмуро смотрит на них, явно недовольный их близостью. — Я не знаю, почему причуда выбрала его из моей головы. Я не думал о нем уже много лет. Мы учились в средней школе, — говорит Изуку, все еще глядя на другого Кацуки, голос становится тихим от воспоминаний, — И мы уже давно не были друзьями. Тогда я просто хотел, чтобы ты посмотрел на меня, увидел меня. Хотя бы ненадолго. Изуку качает головой: — Это было так давно, — он улыбается, чтобы смягчить удар, дать понять своему ближайшему другу и герою-партнеру, человеку, которого он ценит больше всего на свете, что прошлое прощено и давно забыто. Изуку похлопывает его по руке: — Все будет хорошо, Каччан. Извини за ужин, но я лучше отвезу его домой. Просто увидимся завтра. Изуку уходит вместе с другим Кацуки, его внимание полностью сосредоточено на невозможном человеке, идущем рядом с ним. Ему не приходит в голову оглянуться на Кацуки, поэтому он не видит выражения его лица, когда Кацуки смотрит, как они уходят.***
Другой Кацуки проявляет больше любопытства в доме Изуку, чем с тех пор, как он проявился. Он бродит вокруг, трогает вещи, задает вопросы. Он останавливается у фотографий в рамках на настенных полках: снимки Изуку и его друзей на разных этапах его жизни. В частности, он берет одну фотографию — Изуку и Кацуки, когда они были маленькими с беззубыми улыбками, направленными в камеру, навсегда запечатленные во времени. Это был подарок на новоселье от родителей Кацуки. — Я не он, — говорит человек, который не является его Кацуки, меняя рамку, — не совсем. Не полностью. Изуку кивает в знак согласия, несмотря на то, что затяжной сладковато-горелый запах говорит его чувствам другое. — Но то, что я чувствую, реально. Я хочу никогда не покидать тебя. Я хочу лелеять тебя. Оставить тебя со мной. Сделай себя моим, чтобы ты всегда знал, что я твой, — он поднимает одну руку и обхватывает горячую щеку Изуку. Изуку чувствует, что тонет в паре алых глаз, которые знает лучше, даже чем свои собственные. Но никогда прежде он не видел, чтобы они смотрели на него так, как сейчас. Как будто он видит Изуку и не видит в нём недостатков. Как будто вместо этого Изуку может сделать его целым. — Как жестоко, — шепчет Изуку. — Как бы я хотел, чтобы ты увидел, какой ты удивительный, Деку. Изуку чувствует, как мозолистые пальцы вытирают что-то мокрое с его щек. Этот другой Кацуки, рожденный от невозможности исполнения желаний его сердца, наклоняет голову и прижимает их губы друг к другу в поцелуе. Изуку не знал, как сильно он этого хотел, пока уже не утонул в поцелуе. Когда Изуку открывает глаза, он видит слабый туман, окружающий его другого Кацуки. Он исчезает, рассеивается, как дым, прямо на глазах у Изуку. — Нет, — шепчет он, его зеленые глаза широко распахиваются от горя, — еще слишком рано. Ты должен быть… — Тсс, Деку. Я благодарен любой руке, которая дала мне возможность быть с тобой, — говорит он ему, обхватив ладонями его лицо. Изуку хватается за другого своего Кацуки, но быстро теряет целостность. Изуку, сквозь Кацуки уже видит стену позади него. — Пожалуйста… — говорит он, не совсем понимая, о чем он спрашивает, сердце болит из-за этого человека, который не его Кацуки. — Если бы Я мог, то остался бы с тобой на всю жизнь. Я останусь твоим навеки, до тех пор, пока ты остаешься моим. Он ни разу не закрывает глаза, ни разу не отводит взгляда от Изуку. Он растворяется в тумане с сердцем в глазах, глядя только на Изуку. Изуку остался держать воздух в руках. — Жестокий. Ты так жесток, — наконец шепчет он кому-то, кого больше нет рядом.***
На следующее утро Изуку звонит своему куратору и говорит ему, что причуда исчезла: все вернулось в норму; никаких долгосрочных последствий, как указано в реестре причуд. Он просит, чтобы его отпустили на весь день. Просьба настолько необычна, что человек на другом конце провода заикается. — Ч-что мне ответить, когда спросят, почему вы взяли выходной, Деку-сан? Изуку оглядывает свою пустую квартиру, где кто-то когда-то смотрел на него с любовью в глазах. От его присутствия не осталось и следа, если не считать следов когтей, которые его дракон оставил на кофейном столике Изуку. Не было даже его запаха. Он отвечает на вопрос и заканчивает разговор. Изуку мало что делает в свой выходной. Он стирает белье, не забывая отделять белое. Он убирает квартиру, меняет постельное белье, заказывает еду ближе к вечеру, когда наконец вспоминает о ней. Он даже не смотрит на свой телефон; город может прожить один день без профессионального героя Деку. Он спокойно, очень обдуманно не отвечает на звонок Кацуки. На следующий день профессиональный герой Деку возвращается на работу. В конце концов, злодеи не берут выходных.Он патрулирует с Кацуки — настоящим Кацуки. Они делают перерыв, обедая на крыше. Они едят рамен несколько вечеров подряд перед уходом домой. Никаких долговременных последствий нет, и все возвращается в норму.***
— Когда ты придешь в себя, Деку? — резко говорит Кацуки низким и расстроенным голосом, прерывая то, что, по мнению Изуку, было дружеским молчанием. Он моргает, глядя на Кацуки. Его Кацуки. — Что ты имеешь в виду? — Этот экстра исчезает, и ты берешь«отпуск по случаю тяжелой утраты», — говорит он, Изуку прям слышит как сочится недоверием выделенная голосом «кавычка», — прошла неделя, а ты все еще ходишь так, словно потерял конечность. Он не был настоящим. — Я знаю, что он был ненастоящим, Каччан, — тихо говорит Изуку. — Да неужели? Потому что ты ведешь себя так, будто путаешь его со мной. Я все еще здесь. — «Невозможные вещи», Каччан. Он не мог быть тобой. Поверь мне, я знаю, — Изуку подавляет вздох. Он чувствует себя слишком усталым, слишком опустошенным для этого разговора, на который, похоже, нацелен Кацуки, — мне не нужно было преподавать этот урок, и я не нуждаюсь в повторении сейчас. Я уже и так знал, что это невозможно. — И какой же это урок, Деку? — в его голосе присутствует странная нотка, которую Изуку не хочет разгадывать. Он пожимает плечами: — Что ты никогда не сможешь любить меня так. Никогда не будешь полностью моим, как я твой. Он одаривает Кацуки своей лучшей попыткой улыбнуться: — Знаешь, я бы не просил тебя, чтобы ты любил меня, — тихо говорит он, — мне достаточно того, что у нас есть. Правда. Я не прошу невозможного. То, что ты здесь со мной сейчас, этого достаточно. — Тогда почему ты все время выглядишь таким грустным? Изуку помнит пару алых глаз, смотревших на него с преданностью. — Я оплакиваю этот сон.***
Все становится лучше. Кацуки все еще рядом с ним, и, в конце концов, это действительно все, что имеет значение для Изуку. Если они оба слишком тихие в эти дни, что ж, Кацуки всегда жаловался, что Изуку слишком много болтает. Иногда он ловит на себе взгляд Кацуки. Изуку всегда старается улыбнуться в ответ. Изуку думает, что все идет хорошо, пока однажды, в конце их смены, Кацуки не захлопывает дверцу своего шкафчика. — Нам нужно поговорить, — рычит он. Изуку смотрит на своего друга детства, соперника, великую любовь всей своей жизни — действительно смотрит на него — и удивленно моргает. В сжатых челюстях Кацуки, в том, как он держит плечи, чувствуется напряжение. Изуку кивает и думает, хочет ли он поговорить сейчас или, по крайней мере, как только они смогут добраться до более уединенного места; например, офиса, который они делят этажом выше, или, возможно, пустой конференц-зал. Но вместо этого Кацуки уводит их из агентства и, к удивлению Изуку, останавливается в их любимом месте, чтобы поесть якинику* на ужин. — Что случилось, Каччан? — спрашивает он над горячим грилем, за которым ухаживает Кацуки. — Ешь, — Кацуки пронзает его свирепым взглядом и протягивает руку, чтобы положить кусок говядины поверх риса Изуку. Изуку так и делает. Мясо нежное и приготовлено именно так, как он любит. Кацуки, как всегда, потрясающий. Они не задерживаются за едой, Кацуки все время смотрит на него, щелкая палочками по еде, как будто это его лично оскорбило. Вскоре Кацуки ведет их в квартиру Изуку. — Я сыт по горло от того, что ты меня не видишь, — рычит он, как только Изуку впускает их. — О чем ты говоришь, Каччан? — спрашивает Изуку, искренне сбитый с толку, — мы вместе каждый день. У нас снова патрулирование через… — быстрый взгляд на настенные часы, — десять часов. — Я говорю не об этом! Ты больше меня не видишь. Раньше ты… ты смотрел на меня так, будто я был лучшей частью твоего дня, — Кацуки краснеет, смущенный, произнося эти слова. — Я здесь, Деку. Я все еще здесь! — Это опять из-за другого Каччана? Я же говорил тебе, он просто несбыточная мечта. — Я, черт возьми, не понимаю — почему твоя мечта не может быть со мной, а? Кацуки хватает Изуку за руку и прижимает его ладонь к своей груди, — почему меня не достаточно для тебя? — Зачем ты это делаешь… — в ужасе шепчет Изуку. Прошло много времени с тех пор, как он думал о Кацуки как о намеренно жестоком человеке. — Что этот экстра мог сделать для тебя такого, чего не могу сделать я? — Он любил меня, Каччан! — кричит в ответ Изуку, ошеломленный, чувствуя, что еще немного и он сломается, — вот что он сделал. Как бы это ни было невозможно, он любил меня. — Он пытается вырвать свою руку, но Кацуки не позволяет ему. — А я нет? — тихо произносит Кацуки, — Ты думаешь, я не провожу дни, беспокоясь о твоей жалкой заднице, убеждаясь при этом, что ты, мать твою, накормлен и не умер на поле битвы? Думаешь, я не остаюсь у твоей постели, когда ты СНОВА, черт возьми, ранен? Считаешь, я не думаю о тебе, когда просыпаюсь, не проверяю твою безопасность, прежде чем ложусь спать, и не остаюсь рядом с тобой все проклятые моменты между ними? Скажи мне, ты, дерьмовый Деку, что еще я должен сделать, чтобы ты снова посмотрел на меня, как будто я твой мир, и я, черт возьми, сделаю это! — Кацуки тащит его за воротник, притягивая так близко, что Изуку может видеть отчаяние за яростью в его багровых глазах, — потому что это? То, что ты меня не видишь? Со мной это не сработает. — Что… о чем ты говоришь? — Изуку чувствует, как сердце Кацуки бьется под его ладонью в такт его сердцу. — Почему ты такой тупой? — шепчет Кацуки, прижимая их лбы друг к другу, так что Изуку чувствует, как его слова доносятся до его кожи, — Ни один гребаный экстра с моим собственным лицом не украдет тебя у меня. Ты хочешь, чтобы я любил тебя, хорошо, мать твою. Я могу это сделать. — Каччан, пожалуйста… — всхлипывает Изуку, коверкая имя. — Но тебе лучше быть чертовски уверенным, что ты полюбишь меня в ответ, потому что я не откажусь от тебя. — Это не должно быть возможным, — бормочет Изуку, шмыгая носом. — А? Ты когда-нибудь спрашивал меня? Это ты тот самый идиот Деку, веривший, что это невозможно. — Но ты никогда ничего не говорил! — Тцц. Мне уже нравилось то, что у нас было. Какого хрена мне нужно было об этом говорить? Я знал, что никуда не денусь. Я не знаю, черт возьми, где еще, по-твоему, я мог бы быть. Изуку думает, как хорошо, что Кацуки хорошо его знает, и он знает, что нужно подождать, пока он не сможет взять свой плач под контроль, потому что он потрясен до предела. Его разум ходит вокруг да около, задаваясь вопросом, как это возможно. Кацуки просто держит его. Закончив, он вытирает пальцами влажные щеки Изуку. Это простое действие. Большие пальцы Кацуки касаются его кожи, но прикосновение достаточно мягкое, и Изуку чувствует, как его грудь распахивается. И каким-то образом это возвращает его к реальности. Если оба Кацуки могут вытереть его слезы, то, возможно, ничего из этого не будет невозможным. Нет, если он в это верит. Нет, если он достаточно храбр, чтобы дотянуться до того, что предлагает Кацуки. — Каччан? Я люблю тебя. Я хочу быть с тобой. Б-больше, чем друзья и партнеры-герои. И я надеюсь… я надеюсь, что ты сможешь быть моим, как я всегда был твоим. Кацуки смотрит на него. — Ты действительно идиот. Люди не принадлежат другим людям. Но если есть кто-то, кому я бы отдал себя, то, черт возьми, как ты думаешь, кто бы это мог быть? Изуку смеется, потому что он слишком счастлив, и плачет, потому что он такой, какой он есть. Он поднимает лицо, и Кацуки встречает его на полпути, их губы сливаются в неожиданно страстном поцелуе. Изуку чувствует себя живым при прикосновении — живым впервые за долгое время. И он понимает, что целовать своего Кацуки намного, намного лучше, чем любого из сна или призрака. Он не понимает, как он мог согласиться на меньшее, чем есть на самом деле. Изуку отстраняется, смеясь, рука все еще запутана в волосах Кацуки, влюбленный и восхищенный миром. — Я думаю, что в любом случае буду называть тебя своим, Каччан. Мне кажется это справедливым, так как ты сказал, что не отпустишь меня. Кацуки усмехается, но его щеки покрываются нежнейшим румянцем. — Делай, что хочешь. Изуку думает, какой Кацуки красивый, и все, что он хочет , так это снова поцеловать его. Снова и снова. Просто потому, что он может. И зачем останавливаться на поцелуях? Кроме того, они могут сделать гораздо больше. Его улыбка становится шире при этой мысли. Теперь, когда его Катсуки любит его в ответ, все это возможно.***
*Сибуйя - один из районов Токио * Якинику термин японской кухни, означающий жаренные на гриле блюда.