Героиновый сон

      На её плечах полупрозрачная блузка на голое тело, пахнущая чужими цитрусовыми духами. В темноте ночи не видно, как шёлковая ткань обрамляет её почти болезненно худое тело, но Лорен уверенна, что это до смерти красиво. Лорен ненавидит, когда она берёт её вещи и лежит в её кровати, которую раньше она делила с другим человеком. Лорен просит её уйти, но она всегда остаётся, и продолжает раздражать её своим присутствием. Отношения между ними до боли натянутые, с психологической точки зрения совершенно неправильные: ни одним из шести типов любви их нельзя охарактеризовать. Может, как раз из-за того, что никакой любви и нет между ними. Микаэла встаёт с постели, сбрасывая одеяло в сторону, и лёгкой походкой направляется к окну. Расправляет шторы, впуская в комнату лунный свет, и рассматривает город долго, и взгляд её тяжелее, чем обычно. Лорен этого не видит, но чувствует. У врачей эмпатия развита больше, чем у остальных. Она в последний раз говорит ей покинуть квартиру, и та наконец слушается. Сбрасывает блузку на кровать, оставаясь безупречно обнажённой, но тут же натягивает растянутый чёрный свитер и свободные брюки. Будь на её месте кто угодно, Лорен пожалела бы, что девушка прячет свою красоту под мешковатой одеждой, но это была Микаэла. Микаэлу Лорен не жаль. Они не нуждаются в лишних прощаниях, поэтому Микаэла уходит тихо, Лорен только слышит, как щёлкнула дверь в прихожей. После себя она всегда оставляет беспорядок: разбросанная одежда, распахнутые шторы и смятые простыни. Лорен это раздражает, но она принимает это как данность. Не видит смысла в замечаниях, потому что надеется, что следующего раза не будет. Наконец она может спокойно лечь обратно в постель, свернувшись в позу эмбриона, и уснуть. Спокойно, потому что такая ночь происходит не в первый раз. Спокойно, потому что она уже успела возненавидеть себя и придумать сотню оправданий в свою сторону, ни одно из которых так и не удовлетворило её полностью, но они хотя бы позволили ослабить её чувство вины. На часах половина второго, а будильник стоит на пять часов позже. В привычки врачей не входит пункт "высыпаться", зато входит "выпивать почти смертельную дозу кофе в день" и "чувствовать себя всегда подавленно". Лорен уверенна, что она не одна такая, потому что каждый день в больнице видит такие же уставшие лица, отдающие синевой под глазами. Она видит в каждом своё отражение, и спешит в свой кабинет с серебристой табличкой: "Нарколог. Доктор Хэдли". Стоя перед зеркалом, она поправляет убранные в аккуратный пучок волосы и лучше заправляет блузку, которую с утра пришлось отлаживать утюгом, из-за того, что она тогда так и осталась небрежно лежать на кровати. Сегодня она использовала вдвое больше духов чем обычно, потому что ей казалось, что на ткани всё ещё остался её запах. Запах табака и дешёвого шампуня. И дело было не в бесполезной конспирации. Её саму раздражал этот запах, и не только он. Она ненавидела любые следы от неё, поэтому запрещала оставлять метки на её теле, хотя в конце концов всё равно находила хоть одно багровое пятнышко на бёдрах. Напоминания о Микаэле невыносимы, как и она сама. Как и она сама. Ассистент приносит личные дела пациентов и тут же удаляется, а Лорен берётся за документы. Перебирая папки, она останавливается на одной, где, открыв первую страницу, видно чёрно-белую фотографию девушки с короткими чёрными волосами, Лорен знает, что эти волосы на ощупь сухие и ломкие; и пустым взглядом, смотрящим куда-то сквозь камеру. Имя: Микаэла. Фамилия: Кларк. Дата начала диспансерного лечения: 16 ноября. Дата конца диспансерного лечения: не заполнено. Диагноз: синдром хронической зависимости. Лорен знает составляющие этой медицинской карты наизусть, хоть пациентка и наблюдается у неё относительно недавно, сегодня, 16 февраля, ровно как три месяца. Значит, Микаэла придёт сегодня. Она листает папку дальше и достаёт флюорографический снимок. Он похож на тот, что был изображён в её учебнике как пример лёгких больного человека, когда она ещё училась в колледже. Лорен делает пометку в ежедневнике, что пациентке нужно назначить повторные анализы и осмотр у рентгенолога и кардиолога. Резко улучшившихся результатов ждать бесполезно, но она хотя бы надеется, что лечение не идёт безрезультатно. Разложив документы по двум стопкам, она берёт в руки первую и отправляется на осмотр пациентов, находящихся в стационаре. Видит уставшие лица, такие растерянные и пустые, настолько, что вопрос, всё ли в порядке, кажется абсурдным. Но она всё равно задаёт его, записывает ответ в графы, и, попрощавшись, уходит. За капельницами, таблетками и бесконечными белыми коридорами, она не замечает, как холодные белые лампы начинают светить ярче, а за окном наоборот становится темнее. Работа заставляет отключить мысли и биологические часы. Рутина оставляет внутри зияющую пустоту, чувство выгорания подкрадывается незаметно под конец рабочего дня. Микаэла всегда приходит поздно вечером, под самое закрытие больницы, добивая, делая ещё хуже. Снова вся в чёрном, пробирается в кабинет, еле слышно стуча костяшками пальцев по двери. В больнице они врач и пациент - необговариваемое правило, которому, хочешь или нет, нужно следовать. Лорен не смотрит на неё так, как у себя в квартире, её взгляд замылен обязанностями и усталостью. Размашистым, почти неразборчивым почерком она выписывает ей направления и даёт рецепты на лекарства. Микаэла выглядит не лучше, чем она. Сломленно улыбается, берёт в руки бумаги и уходит. Лорен не понимает, зачем ей нужна эта улыбка, ненужный подарок от ненужного человека, но принимает её как данность. Щелчок замка, и можно идти домой, хотя завтра всё равно придется вернуться. Лорен не хочет возвращаться.

***

      Микаэла снова у неё дома. Лорен подбирает её на улице, с лавочки, где она привычно курит дешёвые сигареты в окружении смятых листов из скетчбука и потухших бычков, словно поломанную куклу. Однако поломанная кукла нуждается в заботе и уходе, а Микаэла - нет. Пока она не в стенах больницы, Лорен не будет пытаться вылечить её. Раз она так старательно показывает, что всё в порядке, неразумными улыбками и наигранным смехом, значит, Лорен не будет лезть в душу. Ей кажется, что душа у Микаэлы смолито-чёрная, вязкая, противная на ощупь, пахнет гарью и дымом. Марать пальцы в такой равносильно самоубийству. Микаэла не понятно откуда достаёт бутылку красного полу-сладкого вина, на удивление хорошего, и просит принести бокалы. Лорен несёт фужеры и ставит их на прикроватный столик. Они наполняются тёмно- красной жидкостью, но вскоре со звоном разбиваются об кафельный пол, и вино растекается по поверхности. Микаэла приносит хаус. Толкает Лорен в постель, из-за чего и разбилось стекло, и садится на бёдра. Под осуждающим взглядом стягивает свитер и холодными пальцами стискивает чужие плечи. На ней неизменное бельё с черными кружевами и похотливая ухмылка. Она тянется пальцами к пуговицам на чужой блузке, но Лорен опережает её, и снимает одежду сама. Они не обнимаются и не целуются, не обмениваются словами, потому что обе считают, что в таком контексте диалог будет лишним, разве что Микаэла иногда ухмыляется, когда Лорен роняет осторожные вздохи. Лорен позволяет ей вести, потому что очень устала, и в данный момент может если не расслабиться, то хотя бы переложить ответственность на кого-то другого. Её длинные стройные ноги оказываются на чужих плечах. Микаэла смотрит прямо ей в глаза из-под ниспадающих на лицо волос совсем бесстыдно, что несомненно раздражает, но когда её пальцы касаются так нежно и невесомо, обдавая кожу холодом, раздражение распыляется. Микаэла не нуждается в заботе и уходе, потому что поломанная кукла здесь не она. Лорен до сих пор не может понять, почему впускает этот хаус в дом. Наверное, потому что лишь рядом с ней она чувствует. Чувствует ненависть и раздражение, но это неважно, главное, что не пустоту. А для Микаэлы Лорен лишь часть её героинового сна. На этот раз она уходит без лишних напоминаний, непривычно быстро. Интересно, есть ли у Микаэлы дом, то место, куда она возвращается после таких ночей, или же она постоянно живёт на той лавочке в зелёной аллее. Лорен почему-то чувствует себя использованной. Засыпает и просыпается в окружении осколков стекла и промозглого воздуха, потому что окно было нараспашку открытым.

***

Находиться в больнице без спасательного щита в виде белого медицинского халата неприятно до боли. Здесь она не врач, который имеет контроль над ситуацией. Лорен заходит в стерильную палату, где на кушетке в кислородной маске и иглах от капельцах лежит её муж. Тишина нарушается противными сигналами приборов. Лорен садится рядом на кресло, молча смотря на угасающую любовь. На её шее висит обручальное кольцо на серебряной цепочке, которого она неосознанно касается, но тут же одёргивает пальцы, как от раскалённого металла. Кольцо находится не на безымянном пальце по одной единственной просьбе Микаэлы. За руку она его уже не берёт, хоть врачи и утверждают, что физический контакт очень важен для человека в коматозном состоянии. Не просидев и пяти минут, она уходит. Невыносимо смотреть. Случай безнадёжный - говорит лечащий врач, но Лорен не подписывает договор об отключении от аппарата жизнеобеспечения. В ней до сих пор остаётся вера в лучшее, и она хватается за неё, как за спасательный круг. Надежды на другого человека рушатся, когда в её руки попадают результаты анализов. Уровень наркотиков в крови ни на процент не понизился, и Лорен задаётся логичным вопросом: "почему?". Она её лечащий врач, который несёт ответственность за здоровье своего пациента, который надеется, что пациент идёт на поправку, а он в свою очередь продолжает разрушать себя. Разве терапия была настолько бесполезна? Лорен стискивает аккуратно убранные волосы пальцами, и от причёски ни остаётся ни следа. Люди не зря придумали врачебные правила, которые строго запрещают иметь отношения с пациентами выше положенных, и Лорен понимает, что совершила ошибку. Не знает какую по счёту - она устала считать. За окном слышится сирена подъезжающей машины скорой помощи. Лорен привыкла слышать её, но она удивляется тому, что сирена замолкла так быстро. Это может значить лишь одно: пострадавшему уже не помочь. Она невольно подходит к окну и, раздвинув жалюзи, смотрит, как машина останавливается у входа. Оттуда выходит фельдшер и машет выбежавшим из больницы врачам в знак того, что спешить уже некуда. Лорен поджимает губы и сочувствующе смотрит на отчаянные лица. Относительно спокойное выражение лица координально меняется, когда она видит, кого именно выносят из машины на кушетке. Чёрные, сухие и ломкие волосы, окровавленный свитер и навсегда закрытые глаза. Лорен срывается с места. Бежит вниз по лестнице, преодолевая бесконечные коридоры и задевая плечи проходящих мимо людей. Останавливается только возле кушетки. Она не может поверить в происходящее. Теперь уже врачи с сочувствием смотрят на неё, ведь знают, что это была её пациентка. Лорен делает огромные усилия, чтобы голос не дрожал, и спрашивает причину смерти, а в голове её засела одна единственная мысль: "только не передоз". "Самоубийство" - отвечает фельдшер. И только сейчас Лорен замечает срезанные рукава свитера и багрово красные порезы от запястий до локтя. Теперь она корит себя за прошлую мысль. Быть может, вколов себе смертельную дозу героина, Микаэла бы не мучалась в такой агонии, какая бывает из-за потери крови. Быть может, не найдя её тогда на зелёной аллее, Лорен бы не мучалась, как сейчас.