Уралиада

10 октября 1964 года (ветрено, сыро). За пределами комплекса +8°С ПОВ: Пётр Демьяненко, командир 22-й мотострелковой дивизии внутренних войск НКВД Голова словно налилась свинцом и гудела. Тело не шевелилось, как бы он ни хотел, какую бы силу ни прилагал, всё тщетно. Он слышал, как вдалеке скачет табун лошадей. Предрассветная степь, горизонт тонул в белизне далёкого безразличного солнца, конца краю которому не было видно. Серый свет уходил всё выше и выше в небо, сливаясь там с наичистейшей синевой, что когда-либо видел Демьяненко. Вот оно какое, небо. Ни облачка, ни дыма — ничего не закрывает эту красоту. Десятки звёзд покрывали его, будто рассыпанная соль. Они мерцали, где-то тускло, а где-то оттеняя своих сестёр своей красотой. Но почему они мерцают? Хотят ли они передать ему какой-то сигнал? Может быть это к добру, и небеса благоволят одинокому комдиву. Звук табуна нарастал. Пётр опустил голову и увидел это чудо. Широким фронтом, поднимая степную пыль столбом своими могучими копытами, к нему скакали кони. Белые, вороные, в яблоко — много разных раскрасок, сотни их, и все скачут в его сторону. Могучее племя, будто из рассказов о Доне и Кубани в Гражданскую войну, что-то далеко за пределами его сознания. Великолепное зрелище, но надо уходить. Разъярённые или напуганные кони не подвластны здравому смыслу, и оказаться под ними сродни смерти. Демьяненко вновь попытался пошевелить телом, чтобы сдвинуться, но тщетно. Ноги будто из бетона, недвижимые и негибкие. Табун всё приближался, а паника комдива всё нарастала. Слышно гулкое цоканье копыт, а ржание коней чувствовалась как насмешка. Он дышал всё чаще, дрыгаясь из стороны в сторону, пытаясь освободиться из плена. «Господи, нет», — подумал он. Его взгляд направился вперёд, и вот конь рыжий. У него, в отличие от остальных, была… узда, и звуки, что он издавал, были похожи на крики… слишком знакомые крики, а глаза… глаза были залиты алой кровью так, что его зрачков было не увидеть. Демон заточил его в аду, решив затоптать до смерти. Частые вдохи и выдохи Демьяненко переросли в крики, он закрыл руками лицо и… — ААААААААААААА! — вскричал он, вскочив с кресла. Тут же он понял, что у него не хватает воздуха, и Пётр от бессилья упал на колени, жадно хватая ртом спасительный кислород. Когда он, наконец, выдохнул, слабость не отступила, а наоборот только усилилась, заставив его лечь на бок, приняв наиболее удобную для себя позу. Глаза почти что закрылись, но тут он ухватился за мысль. «Нет, я не могу. Я не могу вернуться в этот кошмар». Со скоростью пули он вновь вывел себя из сонного забвения, вновь поднявшись на ноги. Вокруг было очень темно, он чувствовал как слиплись его рот и глаза, как сухо хрустнула его шея. Тело ныло от боли так, будто тот кошмар был реальным, и его реально раздавили сотни копыт. Тёплый пот струился по его щекам, а сердце в страхе беспощадно колотилось. Чтобы не упасть, Демьяненко на ощупь стал искать на что опереться. С минуту осторожных шажочков вперёд, и вот его рука натолкнулась за что-то твёрдое. Это была стена. Пётр едва не рухнул в её сторону, но всё-таки смог устоять на ногах, повернувшись в направлении комнаты. Постепенно глаза стали привыкать к темноте, и Пётр начал различать элементы интерьера гостиной. Всё это было как в первый раз, как в первую встречу две недели назад. Они собирались… Ох, он вспомнил. Комната была вся в бутылках, по углам были разбросаны личные вещи, а весь стол был завален сигаретными бычками. Во всём бардаке после пьянки Демьяненко заметил тёмное тело на диване. Хлопая глазами, чтобы разглядеть его, он подошёл поближе, готовясь одёрнуть. На нём служебная форма, которую тот, кажется, не снимал никогда. Приложив руку к спящему, Пётр почувствовал как тот, неестественно затрясшись, шевельнулся. Комдив одёрнул руку, и тут тело повернулось на спину, и в Демьяненко уставились полные усталости и страданий два пустых глаза. Вздрогнув, Пётр отошёл назад. Хорошов не смотрел на него, он будто спал с открытыми глазами. «И почему Серёжа тебя взял?» — подумал комдив, выдохнув, вновь осмотревшись вокруг. Возле зашторенного окна размеренно сопел второй из вчерашних собутыльников, старшина Игнатьев. Пётр припоминал, что тот изначально не особо горел желанием присоединиться к их делу, но, видимо, Сергей обладал несравненным даром убеждения, раз водитель грузовика всё ещё с ними. В комнате больше никого не было, и Пётр в духоте решил выйти из комнаты. Когда он открыл дверь, ему в лицо ударил жёлтый свет низковисящей лампочки. Привыкнув и к этому, Демьяненко побрёл по узкому коридору. Дверь в сторону, и вот Пётр бессознательно потянул за ручку. Та податливо повиновалась. Демьяненко вошёл в ещё более узкую ванную, всё ещё неконтролируемо шатаясь. Как только он взглянул на эмалированное дно ванной, что-то внутри него всколыхнулось. Он бросился к раковине, и его резко вырвало. Так Демьяненко стоял пару секунд, пока поток окончательно не иссяк. Пётр открыл краник и стал судорожно умываться. Ноги дрожали в судороге, а в голову вновь ударило. «Это какое-то пекло», — подумал он, стараясь вымыть своё пыльное лицо. Пётр посмотрел вперёд. Зеркало перед ним было мутным, поэтому комдив вновь намочил руку и стал скрести по нему, отмывая его. Пыль сползала, открывая под собой его розовую кожу. Когда он увидел зелёные глаза, он остановился. Перед ним был человек. Мешки под глазами тускло оттеняли лицо, а рот сложился пропорциональной дугой, не выдававшей ни крупицы эмоции. Шрамов не было — показатель осторожности. Многие старожилы дивизии насмехались над «мальцом» и его девственным лицом, которое не задела бандитская пуля, но Пётр прекрасно знал, где находились сейчас эти храбрецы, рвущие тельняшку на груди. Нет, он не был трусом, наоборот, будь то лиговская западня или пермские фашисты, он всегда находился рядом со своими товарищами, командуя и ведя их сквозь свинцовый дождь. «Нет героизма в безрассудстве», — пожал Пётр своими поникшими плечами. Шелепин, Леонтьев, Кумачёв… да, они жили войной и лезли под пули, реальные и метафорические, но «малец» тридцати восьми лет отроду пережил их всех и проживёт дальше. Леонтьев. Демьяненко печально вздохнул, погружаясь в воспоминания… ------------------------------------------------------------------------------------------------------------- Пение птиц затихало. Ночная пелена опускалась на погибшую советскую землю, пока четверо бойцов неспешным шагом шли по лугу. — Так всё-таки, Олег, а чего ты с нами остался, а не пошёл дальше со своими? Я думал у вас ещё осталась какая-то схема, — с любопытством спросил Рэмунас. — Да какая там схема?! Охромеев в конец спился, батальон разбежался кто куда, самые лютые — все за «Героем Хасана», — при упоминании Шелепина Олег зло сплюнул. — Всё вдребезги, знаешь же, как там в Ижевске было, чего спрашиваешь, а, латыш? — Литовец, — поправил его Рэмунас. Его сильно раздражало, когда все забывали, откуда он родом, поэтому вечно фыркал на подобные ошибки. — Так ты не ответил на мой вопрос. Почему к нам? Двое других товарищей молчали. Если с Гришей всё было понятно, в Ижевске его брата под нож пустили, вот и нелюдимым был, то вот Петя был для Рэмунаса загадкой. «Кибальчиш», как его прозвали в их компании, никогда не отличался замкнутостью. Рэмунас долго пытался достучаться до своего друга, но тот лишь тревожно отнекивался. «Ну ребёнок же, — думал литовец, — дома ему не видать. Жалко его». — А к кому ещё? — на это литовцу ответить было не нечего. Разговор не клеился, поэтому Рэмунас обернулся к Пете. — Эй, мальчиш, руки не отсохли? — он кинул взгляд на полное ягод лукошко. — Не, всё хорошо, — робко ответил Демьяненко. — Хорошо, значит, — усмехнулся Рэмунас, — может быть и лучше. Помочь? Пять километров как идём уже. Откровенно говоря, на Рэмунасе было очень много мешков, тело болело, но ещё сильнее болело сердце от осознания, что последнюю неделю они с Петей как чужие. Непорядок. — Да мне не в тягость… — Глупости. Снимай свой мешок, потащу. Четверо остановились, и мальчишка стал неловко снимать вещмешок со своих плеч, передав его в руки литовцу. — Вот, видишь, — сказал Рэмунас, накинув тот на гору вещей на своей спине, — мне тоже не сложно. Ну-ну, улыбнись. Пётр робко посмотрел литовцу в глаза, растянув улыбку. — Во, так лучше. — Литовец… — услышал он взбудораженный голос Олега у себя за спиной, — посмотри… — Чего тебе, — Рэмунас повернулся и увидел красную комету в небе. «Фонарь» зловеще озарил луг, медленно сползая со своей высоты. Четверо на мгновение застыли в изумлении от увиденного, прежде чем вдалеке послышались взрывы и стрельба, — о нет… Все мигом стали бросать на землю свои вещи. Это было сложно, всё путалось, да и ещё Олег отвлекал: — Что будем делать?! — Бежать назад! — Ты совсем рехнулся? У нас же даже палок с собой нет! — Ты хочешь Леонтьева бросить? — проскрипел Рэмунас зубами. — А ещё другом звался! Не помогаешь — иди к чёрту! Он посмотрел на Петю и Гришу. — Вы! За мной! Троица со всех ног ринулась вперёд, пока Олег в непонимании водил руками в воздухе. — Ай… пропади всё пропадом, я с вами! — вскричал он, кинувшись догонять товарищей. ------------------------------------------------------------------------------------------------------------- — Демьяненко! — услышал комдив голос. Он звучал глубоко, как из бочки. — Пётр! Пётр, эй, очнись! Пётр! Двоящееся месиво в его глазах прекратилось. Его больше даже не тошнило, однако голова продолжала ходить ходуном так, будто его подбросило на мине. Отвратительное ощущение. Когда мир, наконец, встал на место, и Пётр вспомнил, что находится в ванной, его взгляд остановился на лице напротив. Годы обошлись с ним хуже, чем с Демьяненко: на правой щеке прямо над подбородком красовался старый шрам, пока само лицо было грубым, покрытым щетиной и отягощённое тревогой. Брови стояли в недоумённом беспокойстве, а серые глаза били прямо в душу. Вот он какой, его последний шанс на спасение. Он потащил его на этот скользкий путь с неясной целью. У них нет плана, они обречены настолько, насколько в своей авантюре был обречены капитан Леонтьев и прочие смелые и порядочные люди. В Магнитке таким не место. Глубокая меланхолия и сожаление охватили Петра, взгляд комдива поник в горечи. — Пётр, слава Богу, ты в порядке! — голос Сергея звучал в разы проще, чем пару секунд назад. — Ничего не разбил? — Тернисов… — проигнорировал его вопрос Демьяненко. Он слышал своё жалкое бормотание, казавшееся ему покаянием. — Мне снилось… мне снилось, что я снова в сорок втором… — Это нормально, всё нормально, — успокоил его Сергей. — Я тоже вижу кошмары про своё прошлое. Главное, что ты здесь. И раз уж ты живой, негоже комдиву на холодном сидеть. Дай подсоблю. Тернисов опустился на колено и протянул руку под плечо Демьяненко. Подхватив его колышущееся тело, он встал на ноги и стал выходить из ванной. Меланхолия Петра резко отступила, и он стал трясти лицо в непонимании. — Я что-то сказал? — спросил Пётр. — То, что ты сказал, неважно. Тебе надо опохмелиться — вот что важно. Ну же, Пётр, шевели ногами! — Что за бурду ты нам наливал? — продолжил бомбардировку вопросами Демьяненко. — Всё как в тумане. — Ну прости-прости. Знал бы, компот бы тебе налил, — он глубоко рассмеялся. — Очень смешно, да, — с иронией протянул Пётр. — Куда ты меня тащишь? — На кухню. Они оказались в маленьком помещении. Единственное окно смотрело на крыльцо подъезда, пока вся комната была забита всяким хламом. Пётр вспомнил, как вчера они начинали пить прямо здесь и ближе к концу пьянки начали разносить дом Тернисова. Не то чтобы он оказался особо против. Формально подчинённый посадил комдива на небольшой табурет у столешницы. Голова всё ещё побаливала, поэтому Пётр опустил её прямо на стол. — Ей, ей, не спать, товарищ комдив, — окликнул его Сергей. Как только Демьяненко поднял голову, тот сказал. — Чаю? — Не откажусь, — махнул рукой Демьяненко. — Знаете, был бы кофе, предложил бы его, — сказал комрот, присаживаясь. — Вы же его любите? — Да… — Простите, что только чай. Не очень хорошо для пробуждения, да? Слушая Тернисова, Пётр не сразу заметил, как льёт горячее пойло себе в рот, а когда заметил, было уже поздно. Яростно махая языком, он отчаянно дул на него. — Нет, хорошо-хорошо, — сказал он в боли. — Вот и славно, — сказал Сергей, попивая из своей кружки, — можно считать наше первое предприятие успехом. — Я очень надеюсь, что этот успех не будет стоить нам верёвки. Тернисов задумчиво ухмыльнулся. — Двенадцать человек на свободе, двенадцать… Хорошов знал, куда отведёт их? — Убежище его, — ответил Демьяненко. — Полагаю, что знал. Из Челябинска у элок есть два пути — или в Свердловск на север, или на восток к Кагановичу в Тюмень. — Не заметят ли? — Беженцев в эти дни пруд пруди, одних оборванцев не будут делить от других. — Правда твоя, — вновь наступила неловкая пауза, и Тернисов вновь отпил прежде чем продолжить. — Но двенадцати мало. Какой дальше план? — Ну… — на этот раз уже Демьяненко развёл руками. — Я не думал так далеко. Надо бы переждать, пока всё не уляжется. Комитет обязательно заметит пропажу и пустит по нашему следу Кузнецова или ещё кого похуже. Лучше отсидеться. — Сколько предлагаешь сидеть? — Месяц, может два, — навскидку сказал Пётр. — «Месяц, может два»?! — ошарашенно спросил Тернисов. — Мы же так до Юрьева Дня спасать всех будем! — Так безопаснее, — сухо пробормотал Демьяненко. — Плевать, что там безопаснее! Ты ведь знаешь, что каждую секунду, пока мы тут чешем языком, там в катакомбах людей мучают! — Мы чесали языками десять лет, — невозмутимо парировал Пётр. — Будто пара недель что-то изменит. Серёж, я хочу, чтобы ты меня выслушал… — Нет уж, ты послушай меня. Мы с тобой уже по уши в это влезли, знаешь. Сейчас не тот момент, чтобы дрейфить, не бабское дело. Понимаешь, я не хочу затягивать, когда затягивать нет смысла. — А я не хочу, чтобы мы все погибли, Тернисов! — прокричал Пётр и сразу же остыл. — Хочешь погеройствовать и убиться — вперёд, но других за собой не тяни. — А что другие? Игнатьев всегда готов — поломается чуть-чуть, а ему только пива дать, как миленький поедет. Хорошов… ты сам мне скажи, он днями напролёт не спит, привычно наверное по лезвию ножа ходить. — Оля? Дети? Ты о тех инженерах, которых я в это затащил, вообще не думаешь? Лысенко, Алексеев, Чернов, — при упоминании последнего Пётр вздрогнул, — и прочие не очень беспокоятся о крови причастных. Им знак дай… — Ты значит о семьях побеспокоился?! Инженеры, значит. Говоришь об Оле, а, небось, о своей Ирине думаешь, — когда Тернисов вспомнил о семье Демьяненко, тот вновь вздрогнул, но немного по другой причине чем прежде. Скупая слеза пошла по его щеке, и он принялся доставать из кармана своих галифе пачку сигарет. Сергей это заметил и сменил тон на более поучающий. — Вот такой из тебя коммунист, Пётр… Пошёл спасать элок, а на уме один ты, ты, ты и твоя прежняя жизнь! Демьяненко никак на это не ответил. Его всё ещё трясло от мысли, что он своим поступком поставил под угрозу жизни Иры и Насти. Какой же он ужасный муж. Комдив трясущимися руками достал сигарету и безмолвно закурил её. Выражение лица Тернисова в ответ на это вновь изменилось. Оно стало более мягким, прежне активно жестикулирующее тело расслабилось и откинулось на спинку своего стула. — Вот так мы и живём. В других видим себя, как тогда с калиткой, да? Пётр молча кивнул. Сергей продолжил рассуждать. — И я ведь не лучше. Тоже непонятно, куда отправил и Олю, и Васю, и Никиту… Что мы с тобой за люди-то такие? Нелюбящие, — он посмотрел на лежащую на столе пачку. — Мне можно? — Кури сколько тебе вздумается… ------------------------------------------------------------------------------------------------------------- Тернисов взял сигарету и спички со стола и встал из-за него, подойдя к окну. Что-то было у него на уме, что-то, что Демьяненко понимал на каком-то подсознательном уровне. Комрот закурил и отодвинул штору, задумчиво смотря куда-то вдаль. — Светает, — констатировал он. — Угу, хорошее начало дня, да? — Да… — согласился Сергей, — сегодня воскресенье, нам на работу являться на два часа позже… — Я думаю, что раз так, то может смогу вернуться домой, Иру повидать. — Всё ещё цепляешься? Комдив посмотрел на него с обидой. — Я не сужу. Так они курили несколько минут, пока их долгое молчание неожиданно не оборвал громкий телефонный звонок. Аппарат тарахтел как невменяемый, на мгновение оглушив Петра, но Сергей сразу же быстрой походкой бросился к нему. Сняв трубку со стены, он максимально формальным голосом ответил: — Комрот Тернисов слушает. Да. Да, так точно, — внезапно его лицо приняло бледноватый оттенок, и он бросил взгляд на Петра, который это заметил, встав с табуретки. — Да, товарищ комдив здесь. Сейчас подойдёт. Теперь уже Демьяненко в два прыжка с колотящимся сердцем оказался у телефона. Глубоко выдохнув, он принял трубку у Сергея. — Пётр Демьяненко у аппарата. Кто говорит? — Доброе утро, товарищ комдив, — прозвучал в ушах холодный голос секретаря Тарасова, — мы всю ночь вас искали. — Герман Абрамович, здравствуйте, — пытаясь сохранять спокойствие, ответил Демьяненко. Ему было очень интересно, как люди секретаря его нашли, но он удержался от этого вопроса. — Ну, раз я всю ночь в розыске, скажите причину. Последовало короткое молчание, которое чувствовалось как часы. Тарасов был опасным человеком, и опасным потому, что он был главой когорты соратников прежнего почившего комдива Шелепина, находившегося в оппозиции Комитету. Для Демьяненко всё ещё оставалось энигмой, как секретарь умудрился сохранить свою позицию. — Комитет созывает внеплановое совещание, — наконец последовал ответ чекиста, — вам следует на нём быть. Я просто хотел предупредить заранее. «Ага, конечно, хотел предупредить». — А вам известно, по какому поводу собирается Комитет? — Боюсь, для меня это загадка настолько же, насколько и для вас, — вздохнул Тарасов. — Я слышал, пограничники поймали какого-то перебежчика из Орска. Дирлевангер что-то задумал, и это не похоже на очередной бандитский рейд. — Ладно, — Демьяненко припоминал, что такими же словами начиналась Агаповская эпопея, его боевое крещение на посту комдива. Опять будут кровь, кости и мясо. — Скажите пожалуйста, когда начинается собрание, чтобы я понял, когда выходить. — Поторопитесь, — с некой долей ехидства сказал секретарь, — собрание начинается через 20 минут. — Двадцать… — едва не пискнул Демьяненко, но удержался. Он ответил так же формально. — Что же, тогда я выхожу, спасибо. — До свидания. Комдив повесил трубку и бросился в гостиную, где была его гимнастёрка. Накинув её прямо на майку, он вернулся в коридор. — Вызывают? — спросил Тернисов. — Да, и срочно, — застегнув верхнюю одежду, Демьяненко принялся натягивать сапоги. — Сергей. — Да? — откликнулся тот, принявшись тоже одеваться — Ты не идёшь на собрание. Это будет слишком подозрительно. — Ладно… — успокоился тот. — В 9 явись к Бунькову, — торопливо тараторил комдив. — Скажи ему, что до обеда дивизия и вся бумажная работа на нём. И ещё… подними Александра и Павла, будет странно, если их не будет на своих постах. — Сделаю. Это всё? Наконец надев сапоги и немного приведя себя в порядок перед зеркалом, Демьяненко взял с верхней полки свою синюю фуражку. Всё, теперь он образцовый чекист, верный сокол наркома Ягоды! Демьяненко улыбнулся такому пафосу у себя в голове и встал в дверях. — Да, знаешь, — повернулся он, посмотрев в глаза старому другу, — будь по твоему, не будем затягивать с элками. С этими словами он открыл дверь на лестничную клетку и с грацией слона выскочил из квартиры, захлопнув за собой дверь. ------------------------------------------------------------------------------------------------------------- ПОВ: Эрлен Кузнецов, начальник магнитогорского отделения ОГПУ - Доброе утро, товарищи! - сказал Эрлен Кузнецов, пройдя в просторный зал собраний. - Товарищ Лысенко, товарищ Борисов, товарищ Алексеев, товарищ Чернов. Почти все находившиеся в помещении повернули головы в направлении начальника ОГПУ. Тот невозмутимо снял свою фуражку и пошёл к своему месту. За ним тенью следовал его подчинённый, младший лейтенант Алексей Вахтанов. "Фух, едва не опоздал", - подумал Эрлен, положив доклад на стол. - Можете так не торопиться, товарищ Кузнецов, - Лысенко отвлёкся от своих бумаг и бросил такой взгляд на чекиста, которым паук наблюдает за мухой, попавшей в нему в сеть, - наш молодой комдив, по-видимому, пока задерживается. Как не тактично... - А где он сейчас? - с любопытством спросил Эрлен. Лысенко не посчитал нужным отвечать на этот вопрос и продолжил рассматривать свои записи. - Двадцать минут назад он сообщил мне, что выходит из дома комрота Тернисова, - неожиданно вставил своё слово секретарь Тарасов. Кузнецов с нескрываемым презрением посмотрел на старожила дивизии, в ответ на что тот, лишь хмыкнув, поправил очки. - Не смотрите на меня таким взглядом, товарищ Кузнецов, я не товар на народоградском базаре, чтобы делать такую мину. Займитесь делом. Упоминание его родного города всколыхнуло кровь начальника ОГПУ, но он удержался перед стойким желанием стереть ехидную ухмылку с лица этого бандита. Другие комитетчики мало обращали внимание на их перепалку, замкнувшись на себе, поэтому Эрлен встал из-за стола и сделал жест глазами, чтобы Вахтанов пошёл за ним. Найдя укромный угол, он сказал: - Слушай, Алексей... - Я видел, что вам не нравится этот... секретарь. Вы про это говорили, - развёл руками подчинённый - мне он тоже не нравится, но не будете же вы его топить за неуважение?! - Ух, не знаю, Вахтанов, честно не знаю. Что-то тут не так. Я про историю с девушкой у забора, его человек убил её. Это неприемлемо, и кто знает, что ещё творится под его командованием. - А что вы тогда предлагаете? - Надо копать пока всё грязное бельё не вышвырнем. Только вот с чего начать? - Эрлен сделал озадаченное лицо. Лицо Алексея засияло. - Я думаю, всё-таки с девушки. Когда мы нашли её, на ней была одежда Л-группы, так? - Ну? - Что "элка" забыла в заброшенном угольном районе так далеко от самой Горы? Если Комитет узнает про это... Кузнецов выпучил глаза. - Слушай, так ведь да. Это не сходится... Их разговор прервал скрип двери. - Товарищи, я прошу прощения за своё опоздание, -послышался голос Демьяненко. - Ну наконец-то, - сказал завхоз Борисов - у нас такое важное дело, а вы спите! А если война?! - Боюсь, что в войну придётся будить не меня, - он окинул глазами весь стол. Курящие неподалеку Кузнецов с Вахтановым стали занимать свои места. - Товарищи, я не потерплю конфликты за этим столом! - проскрипел Лысенко, заставив стол сразу же утихнуть. В таком могильном молчании он продолжил. - Вот так. Перейдём к делу, точнее к вашей любимой войне, Демьяненко. Чекист поднялся со своего места. - Итак, товарищи, я прошу вас открыть отчёты перед вами на 3 странице, - сказал он, поправив воротник - вчера, примерно 16 часов назад пограничный разъезд у Набпоста 002 натолкнулись на двух человек, идущих со стороны юга. Встреченные представились как "посольство Орска" и потребовали организовать личную встречу с комдивом Демьяненко и товарищем Лысенко, однако были благополучно захвачены. Когда мои подчинённые добрались до них, они сообщили, что Оскар Дирлевангер собирает силы на свой новый набег. По столу пошло бормотание и шорох. Эрлен знал, как любое движение "орского людоеда" вызывало тревогу в Магнитогорске, поэтому на мгновение замолчал. - Тихо! - скомандовал Лысенко, и все вновь затихли. - Товарищ Кузнецов, нам известны какие-то детали по их предложению? - Безусловно. По их словам Дирлевангер хочет, чтобы мы явились на встречу на территории Сибая через неделю. Он хочет что-то нам предложить. - Ловушка... - пробормотал Демьяненко, - только идиот поверит ему. - Товарищ комдив, - раздражённо парировал Борисов - мы никогда не получали от него таких предложений и не можем о чём-либо судить... - Вот поэтому я и опасаюсь. - То есть вы готовы просто так отвергнуть возможность спокойного периода, пока наши враги грызут друг другу глотки. - Или же он втянет нас в очередную бойню, - протянул Чернов. Он был тихим, но на него тотчас же обратили внимание, - тем более, разве хлеб с Агаповки и прочих южных деревень уже не собран? Что нам угрожает? - Угон крестьян, разорение, ненужные потери! - "Кости бандитов отлично обогащают нашу почву". Это ваши слова, Борисов... Для Кузнецова весь этот спор казался бессмысленным. - Товарищи, - вновь возник Лысенко, - вы уходите от темы, и нет гарантии, что нам вновь не придётся воевать. Пока наши дела улажены, вентиляция отремонтирована, урожай собран, восстания на ИТЛ подавлены, а основной исследовательский проект близок к завершению, следует начать подготовку к войне. - Да, но нам бы стоило закончить с "Мышлением", - с показной робостью возразил Чернов. - Опять он со своей идеалистической туфтой! - прогремел Алексеев, начальник физиологического отдела. - Довольно! Решение окончательное! - прервал их Лысенко и повернулся к Демьяненко. - Товарищ комдив, готов ли НКВД выполнить свой долг? Пётр Ефимович, бывший прежде тише воды, поймал на себе взгляды окружающих. - У нас есть множество направлений угроз, товарищ Лысенко. После авантюры с танком Листьев всё телеграфирует, насколько он боится, что Батов начнёт стучатся ему в двери. С востока мы периодически сталкиваемся с этим "исламским ханом", как зовёт себя этот казах, а на западе мои бойцы чуть ли не каждый день стакиваются с лиговцами. Разведка сообщает, что те расправились со своей башкирской проблемой, и теперь сотни и тысячи их солдат, в том числе и "Гвардия", возвращаются в горы, и мы совершенно не знаем, что ждать дальше. Граница слишком большая, и наши 20 тысяч, если они и трижды стоят тех усилий, что мы вложили в их подготовку, всё равно едва способны всё закрывать. Если я и за переговоры с этим насильником, то только на правах пакта о ненападении. Вот что я считаю. - У вас мало веры в своих собственных людей, товарищ Демьяненко - прокомментировал его речь секретарь Тарасов, - вы думаете, что раз вокруг нас враги, все полезут разом? Это невозможно. - Почему же? - Будет ли Батов когда-либо договариваться с этим казахским бандитом? Вопрос риторический... - И всё-таки я считаю, что переговорам быть, - сказал Борисов, - товарищ Кузнецов, ваше ОГПУ же ещё имеет у себя этого... немца. - Фрица Шмедеса? - по правде говоря, Эрлен и забыл, что он у них есть. - Да, он в катакомбах. - Этот Шмедес вроде в "бригаде" кем-то важным был. Дирлевангер не будет рисковать его смертью. Мы притащим его на переговоры и оставим в качестве залога, что не было предательства. Хорошая идея же, да? Все присутствующие кроме покачали головами, показывая, что им есть дела до предложения. Все, кроме одного. - ДА ЧТО ТУТ МУДРИТЬ? - взревел Алексеев - скажем, что пойдём на переговоры, а сами засаду устроим. Двух зайцев одним выстрелом - и Дирлевангера, и его офицеришек. Сидящие за столом посмотрели на него глазами, полными ужаса. - Вы в своём уме? - вопрошал комдив - Дирлевангер уже десять лет выходит из любых передряг, в которые попадает. И из этой выберется. А если он выберется... - Это уже вопрос к вашей компетенции, - ядом отбивался Алексеев - убейте его наверняка. - А мне нравится идея товарища Алексеева, - внезапно сказал Лысенко сухим голосом - поставим этот вариант в нашу повестку. Пришло время голосования.