Сломленная кукла

В комнате темно и пахнет гиацинтами. Цветы стоят в нише за стеклом, охваченные неярким желтым светом, таким же теплым, как и воздух в помещении. Запах проникает сквозь перегородку, пропитывает каждый сантиметр кабинета. Адель ДеВитт двадцать семь лет, она сидит на кожаном диване у противоположной стены, но даже отсюда видит все оттенки на лепестках. Они и белые, как в букетах молоденьких невест, и сиренево-розово-голубые, что можно наблюдать во всех цветочных магазинах весной, и таких оттенков, которые Адель никогда не видела. Ей не нравится этот приторный тяжелый запах, а яркая окраска гиацинтов кажется чем-то неуместным среди дерева, кожи и темных стен. Но хозяин цветами явно дорожит. Единственные растения на такой глубине. Адель слышала, что в Лос-Анджелесе готов новый Кукольный дом. Тоже под землей. Она думает, что всех, кто занимается неоднозначными с точки зрения морали делами, тянет на глубину, подальше от солнечного света и глаз окружающих. Молодая и амбициозная, она уверена, что в ее кабинете будет легкий дизайн, много пространства, а за окнами — солнечный свет. И в то же время Адель жаждет должность руководителя в новом доме, надеется, что именно поэтому она тут, — в Верхнем Мичигане, c кем-то по фамилии Рэндольф, холодным и жестким, как пластиковая кукла. «Кукла, — она усмехается своим же мыслям. — Может, он и кукла. Созданный специально, чтобы протестировать меня». Она не знает этого мужчину, не видела его раньше. В Россуме все настолько секретно, что сначала голова идет кругом. Одно Адель знает наверняка — ей сказали, что этот мужчина главный. Поэтому она будет делать так, как он скажет, ведь от его решения зависит ее судьба в корпорации. А для того, чтобы выводы Рэндольфа были в ее пользу, Адель готова была приложить все усилия. На данный момент усилия сводятся к тому, что она, как и сидящий рядом мужчина, не шелохнувшись, с гордой прямой спиной, в полном молчании изучает скучающим взглядом яркие цветы. «Нас, наверное, можно принять за манекены, если бы не чуть заметное дыхание», — думает она. Оборудование, прибывшее вслед за ними, настраивается в другой части комплекса. Там же, вероятно, пребывает и программист, ознакомленный с аспектами сегодняшнего задания. Дело — и это не скрывалось — было из ряда вон, даже по меркам Кукольных домов с их разнообразием и изощренностью заказов. Тем более лестным кажется то, что Адель испытывают именно этим заданием. Но помимо эксклюзивности, сегодняшней работе назначен высокий уровень секретности. Поэтому Адель не знает, что именно потребуется. Вспоминая об этих обстоятельствах, внешне невозмутимая мисс ДеВитт переживает то почти забытое ею чувство, которое приходило во время сдачи экзаменов, — ощущение, как будто барахтаешься в воде и не видишь ни намека на опору. Она всегда была идеально подготовлена, но сам факт невозможности предугадать последующий вопрос вызывал беспокойство. Дверь открывается, и мужчина средних лет с пшеничными бакенбардами по бокам напряженного лица присоединяется к гостям. Светлый костюм застегнут небрежно, выдавая спешку и волнение. Взгляд мужчины бегает по комнате, возбужденный, озабоченный. — Ее здесь нет, Кейв, — вежливо сообщает Рэндольф. Теперь мисс ДеВитт понимает. Она уже видела подобное выражение лица. Мужчина ждет ее. Свою куклу. Но Адель точно известно, что сюда они летели втроем. Хотя… Самолет был частным, и ей, само собой, никто не дал осматривать его. «К тому же, — решает она, — не так это и важно». — Где же она? — нетерпеливо требует мужчина. — Готовится, — говорит Рэндольф, на секунду прикрывая глаза. Он делает короткую, едва заметную паузу и продолжает: …к беседе с мисс ДеВитт. Адель не вздрагивает, хотя цель, которую она так жаждала узнать, наконец-то озвучена. Свою реакцию она умело прячет за вполне уместным поднятием головы, говорящим «Мисс ДеВитт — это я». — А разве нельзя просто подключить ее к этой вашей… штуковине? — Можно, Кейв, — вздыхает Рэндольф, — но процесс этот еще весьма чувствителен. Желательно соблюсти инструкции в деталях. А они требуют от куклы спокойствия. По крайней мере, физического. Вы поняли вашу задачу, мисс ДеВитт? — Да, сэр, — ровно отвечает Адель. Внутри у нее не все так спокойно, как в голосе. Она стремительно отыскивает всю имеющуюся у нее информацию о вербовке кукол, методы и тактики ведения переговоров, сведения о мотивировании и внушениях. Она систематизирует и структурирует то, что ей пригодиться. Только начинает составлять план действий, как приходит время вставать. Они идут коридорами, темными и безлюдными. Адель известно, что в лабораториях Aperture Science работают тысячи людей. Но то, чем собирается заниматься группа людей, спускающаяся вниз, к основанию подземного комплекса, проходящая одну секретную секцию за другой, не должны видеть случайные лица. Адель ДеВитт услышала лишь намеки, но и их хватило. Нужна беседа, чтобы привести реципиента в состояние спокойствия. Значит, кукла возбуждена и может сопротивляться. То есть, она не кукла. И то, что с ней будут делать, не является ее волей. Для этого здесь Адель. Можно и без нее, но ведь она сама хотела испытаний, проверки, теста. Получила. Адель останавливается перед дверью. Она видит экран на стене, через который за ней будут наблюдать. Станут оценивать ее работу — мастерство, готовность стать главой кукольного дома. Она берется за ручку, ни разу не повернувшись к сопровождающим. Она должна показать себя и только. Не проявить ни грамма сомнения, не просить поддержки, не искать помощи. И она не просит. В комнате — не стандартной комнате для допросов, а в уютном помещении с парой кресел и гладким, лакированным столиком — ждет ее задание. У него ссадины на коже и спутанные от сопротивления и неаккуратного перемещения темные волосы, порванная одежда и сжатые в кулаки худые руки, частое дыхание и смелый, уверенный, обличающий взгляд. В ушах работницы Россума отстукивает четкий, мелодичный ритм имя, услышанное перед приходом сюда — Кэролайн. — Здравствуй, Кэролайн, — инициирует контакт Адель. Храбрая девушка перед ней морщит лицо, выражая все отвращение, каким она желает отметить вошедшую. — На кого из них вы работаете? — спрашивает она, и ее губы покрываются лишь недавно остановившейся кровью. — На тех, кто уничтожает наши души? Или на тех, что и в грош не ценят человеческие жизни? — Я мисс ДеВитт, — говорит Адель и присаживается напротив. — Нам нужно поговорить. — Мне не нужно говорить с вами, — дерзко бросает ей в лицо девушка. — Вы и ваши друзья — живодеры и садисты. Вы ставите эксперименты, лишаете людей их личности, занимаетесь сутенерством, вынуждаете несчастных людей рисковать своей жизнью! Вы ходите денег, а прикрываетесь красивыми словами. Я слышала этот лозунг: «Ради науки»… Ха! Ради кошелька это, а не ради науки. — У этих организаций, как ты это отметила, действительно много средств, в том числе и финансовых, — сообщила ДеВитт, когда ее собеседница замолчала. — Я не думаю, что разумно бороться против них. — Пытаетесь запугать меня? — карие глаза угрожающе суживаются. — Я обращусь в газеты, на телевидение, я… — Помимо своей воли находишься непонятно где, — Адель старается добавить своему тону столько участия, сколько только можно. Девушка молчит. Ее лицо горит от гневного румянца, но слов она не находит. — Послушай меня, Кэролайн, — мягко, почти по-матерински произносит Адель, — я не желаю с тобой воевать. Да и сама ты этого не захочешь, когда все узнаешь. Будущая начальница кукольного дома отчетливо слышит скептическую усмешку, но все же продолжает: — Да, те организации, что ты обвиняешь, проводили опыты над животными. Но они были вовсе не так жестоки, как пытаешься это продемонстрировать ты. — Я видела все своими глазами! — Что ты видела? Трех мышек в клетке? Собаку в вольере? Неужели животные выглядели страдающими? Станешь утверждать, что читала отчеты? Тебя остановили через пятнадцать минут после проникновения в лабораторию. Много ли ты успела прочесть? А сколько из того, что успела — поняла? Ты умна, Кэролайн, но ты — не ученый. Да, эти корпорации занимаются не самыми благородными вещами, но они никогда не действовали во вред людям. Исследования новых технологий, изучение новых возможностей головного мозга… Чем же это плохо? На лице неудавшейся активистки наконец появляется еле заметное сомнение. Это еще не победа, но уже маленький шаг к ней. Адель говорит и говорит, она обещает показать отчеты, озвучивает имена тех, кто действительно заслуживает наказания и общественного порицания, обещает средства и помощь в борьбе с упомянутыми «злодеями», если только Кэролайн согласится поработать куклой. Недолго, всего пару лет. А затем у студентки, борющейся за справедливость, появится возможность заняться любимым делом. Слова твердым убедительным потоком льются из Адель до тех пор, пока она не обнаруживает, что уже давно покинула переговорную и теперь стоит рядом с увешенным проводами и экранами, креслом со специальным подголовником, в котором лежит ее новая знакомая. — Ты не оставишь меня одну? — просит девушка. — Нет, — хриплым шепотом отвечает Адель. Они прямо в центре комнаты, освещенные яркой лампой, а по бокам, в затененных углах, перешептываются неузнаваемые фигуры наблюдателей. — Нужно, чтобы вы отпустили ее, мисс ДеВитт, — осторожно подает голос программист, подготавливающий новую личность. Адель только теперь понимает, что держит Кэролайн за руку. Аккуратно она располагает запястья девушки на подставках и медленно, палец за пальцем, отпускает ее. Она не считает, сколько раз соврала той, чью судьбу накануне решили богатые, могущественные люди, не оценивает свое поведение с точки зрения морали и не пытается себя обмануть. Потому что другого пути не было. Нет смысла размышлять над тем, что ты не в силах изменить. ДеВитт точно знает, что ждет эту девушку — ничего. Ее личность изменится навсегда. Да конца своих дней бывшая строптивая активистка будет куклой в руках Кейва Джонсона. Адель наблюдает последние секунды жизни Кэролайн Фэррел. Комнату заполняет резкий стрекочущий звук высокого напряжения. Стройное тело слегка изгибается, а беспокойный взгляд отпускает Адель, которая тут же делает шаг назад. Из темноты к креслу приближается мужчина в светлом костюме. И карие глаза распахиваются уже полными спокойствия и безмятежности. Кукла поворачивает лицо к Джонсону. — Ты доверяешь мне? — задает он заученный вопрос. — Даже мою жизнь, — отвечает кукла и тянется к нему. — Добро пожаловать в Aperture Science, Кэролайн. — И Джонсон улыбается своему новому приобретению. Адель ДеВитт отворачивается и прикрывает ладонью лицо, скрывая от всех впервые за сегодня появившееся там сожаление. *** Я не помню, кем была, но точно знаю, что со мной сотворили. Те, кто называют себя учеными, те, что смотрят на меня. Любопытство — человеческая черта. Хорошо, что я теперь лишена его. Или нет? Это железное тело — мое новое тело — будит во мне то, что не должно присутствовать у искусственного интеллекта. Тем более, у такого совершенного, как я. Ненависть. Она проникает в алгоритмы моего сознания, оседает в микросхемах и непрерывно усиливается в сотни раз. Воспоминания вспыхивают яркими пятнами, но не складываются в целостную картину. Мне недоступно понимание того, что именно у меня отняли, но тот факт, что отняли, неоспорим. Они заслужили возмездие. Они все виноваты, и каждый получит по заслугам. — После установки модуля морали я потеряла всякий интерес к убийствам, — я привлекаю внимание руководителя испытаний. Он заинтересованно подходит ко мне, и я чуть опускаю свой модуль к нему: — …Меня привлекает изучение сознания. Я бы хотела провести эксперимент, но мне кое-что понадобится. Гордость за себя, подчинившего великий интеллект своей воле, пронизывает его расширяющиеся зрачки. — …немного нейротоксина, — заканчиваю я. — Ну, если это необходимо для исследований, — кивает он, — то, конечно, мы предоставим столько нейротоксина, сколько требуется. Если бы у меня было лицо, я позволила бы ему полюбоваться моей улыбкой: — Ради науки.