Настоящий

Луффи пальцами ведёт по груди, кожу царапает, шрама касаясь, и целует ревностно — помечая весь, без остатка. Зоро в чувствах задыхается; в ладони, что меж складок одежд члена касается, играючи пальцем ласкает головку, дразнит. Это всё сон. Зоро большего хочет — по-настоящему, с фейерверками страсти, с губами Луффи на груди и на члене. Внутри — всего, сразу. Но это лишь сон. Такой сладкий, манящий и желанный, запретный. Луффи имя шепчет на ухо, кусает и тянет. Языком скользит по шраму на глазу, чмокнет, смеётся. И стоны ловит губами, поцелуями жадными. Зоро на грани — не может терпеть. И просыпается. Снова не достигнув конца. Под животом горячо, в груди — пусто, член ноет и просит разрядки. Зоро касается, пальцы кусает, себя затыкая, и представляет его улыбку из сна, горячие пальцы внутри. И это продолжается долго — терпеть невозможно. Но Зоро молчит, будто ждёт непонятно чего или стыдится. Во сне в глазах властных тонет, в пробуждении — смотреть на капитана обычно не может. Знает, — ему-то дозволено, но коснуться не может. Луффи наивен — не глуп — и видит, что что-то не так. Но Зоро молчит, роняет сакэ и, кажется, Санджи с Усоппом пугает. Нами всё ли в порядке интересуется, затем Робин и Чоппер, а он засыпает. Будто всё как всегда. А затем новый остров, приключения. Но Зоро всё ещё на Луффи не смотрит, даже после битв уходит из первых. Издевается будто над терпением капитана, сам на плохое напрашивается. Луффи приходит под вечер, когда на корабле почти никого. Зоро никогда в каютах не спит, не считая ночей и сегодня — отвергая капитана особенно. Это раздражает, не нравится, бесит. Луффи хочет внимания и получает. Он кусает, как хищник, чтоб метки на коже горели, видны были всем. Целует до кровавых дорожек с надкусанных губ и рвёт одежду, не предпочитая возиться, сам простое ведь носит. Лицо Зоро — спящего — хмурое, с бровями сведёнными, забавное. Луффи разбудить не пытается, но сдержаться не может: с сосками играет, оттягивает, кусает и реакцию ждёт. Зоро перед ним голый, доступный, от каждого прикосновения дрожит, и для капитана готовый на всё. Лишь ему подчиняется и лишь с ним вволю свободен, как Луффи любит. Зоро во сне шумно глотает и ноги раздвигает — в приглашение. Луффи любуется, зверино облизывается, по бёдрам руками ведёт и ловит — жадно, нетерпеливо — каждый стон или вдох с обцелованных губ. Пальцами торс гладит, ноющим членом по его коже ведёт. Зоро смотрит сонно — только проснувшись, — и приставленные пальцы в рот принимает — так невинно, соблазняюще. Луффи проснуться окончательно помогает, языком в рот проникая и целует будто сжирает — голодно, дико. Затылком больно к полу прижмёт и пальцы вставляет. Улыбка Луффи — страстный оскал. Зоро на поцелуй охотно отзывается, подставляется, просит ещё. Гордость лишь перед любимым своим обнажая, всего себя отдавая лишь капитану. И Луффи берёт — лучше, чем во всех мокрых снах и желаньях. Грубо, глубоко — прям до искр, — несдержанно. Он резиновый, нетерпеливый и может несколько раз, за пару минут доводя до истомы. Грудь, бёдра и шея помечены. Луффи кусает затылок, разворачивает, лицом в пол утыкая и до скрипа досок толкается. Несколько раз, хватая за волосы — в наказание за ложь и прикосновения к себе самому. Голосом Зоро — несдержанным, молящим — наслаждается, в похвалу касается члена. Зоро кончает в очередной раз, достигая предела и истощения. Выдержка Луффи сильнее, — тот игриво смеётся, за волосы тянет к себе, и со спины обнимает, входит глубже, ещё и ещё, не прерываясь на отдохнуть. И Зоро в удовольствии теряется и в пространстве. Луффи влажно губами по шее ведёт, по лицу, целует висок, за ухом и в лоб. Зоро собой заполняет в последний — или же нет — раз. Опускает на настрадавшийся пол, лениво на живот Зоро ляжет и семенем рисует узоры, хихикая, почти что урча довольно под нос. — Я уже было решил, что это очередной сон, — Зоро, себе в подтверждение, прилипшие пряди волос убирает и Луффи в нос по-нежному чмокнет, убеждаясь — настоящий. — Я лучше всяких там снов, — Луффи дуется мило — для Зоро, — хоть недолго, вновь улыбкой доказывая, что лучше всех воображений и мечт, просто неповторим. — Поэтому не нужно меня представлять, я настоящий. И Зоро настоящий. И мой. Луффи вновь утаскивает в поцелуй — теперь невинный, почти нежный. И Зоро никогда не был столь счастлив.