Семь нянек

У семи нянек дитя без глазу.

— Чача, это кто?!       Гакт не любил детей. Ну, как не любил. Любил. Что он, зверь какой? Любил, конечно. Но… Гакт не любил того, чего не мог контролировать, а дети контролю не поддавались и были совершенно непредсказуемы. Особенно такие вот, как эта милая девочка, чем-то смутно напоминавшая его бессменного лид-гитариста и сопродюсера. — Это Юми-чан, — спокойно пояснил Чача, гладя девочку по голове. — Внучка моего брата. Её не с кем оставить. Ну и вот… Прости, Гаку.       Чача сделал такое же невинное лицо, как у Юми-чан. Гакт закатил глаза и сдавленно застонал. Ему очень многое хотелось сказать Чаче. Например, что до отъезда в Европу всего три дня, у них ничего не готово, а некоторые приводят в студию детей, которые будут путаться под ногами и мешать процессу. Но материться при ребенке ему не хотелось, и он промолчал.       Юми-чан тем временем, почувствовав, видимо, безнаказанность, прошлась по студии и остановилась около ударной установки, с которой возился Шинья. Девочка внимательно оглядела сначала барабаны, потому барабанщика и ткнула его пальчиков в бок. — Кумамон! — радостно пролепетала она.       «Кумамон» посмотрел на нее и вдруг рассмеялся, подхватив ее на руки. — Я не Кумамон. Я Шинья. — Кумамон! — замотала головой девочка. — Ну, Кумамон, так Кумамон, — сдался Шинья, передавая ребенка Чаче. — Кумамону надо работать. Потом поиграем.       Чача усадил Юми-чан на диван. — Сиди тут, — сказал он. — Не хочу сидеть! — Тогда лежи. — Не хочу! — Тогда стой! — Не хочу!!! — А что хочешь? — вмешался Джон, присев рядом с девочкой на корточки.       Девочка посмотрела на него и потрогала его щеку. — Колючий, — сообщила она.       Джон поскреб пятидневную щетину и невольно улыбнулся. — Колючий и страшный! — сказала вдруг девочка и проворно юркнула под диван. — Юми-чан, вылезай! — Чача попытался ее вытащить. — Нет! Дядя страшный! Страшный! Колючий! Не буду вылезать! — Говорил я тебе: бриться надо каждый день, а не раз в неделю, — сказал Гакт Джону. — Ладно тебе, Ча. Пусть сидит под диваном, если ей так хочется. Давайте работать уже!       На какое-то время в студии воцарилась рабочая атмосфера, но Юми-чан надоело сидеть под диваном. Видя, что никто не обращает на нее внимания, она принялась сама себя развлекать. Сначала она решила помочь «Кумамону» бить по барабанам и была очень ласково, но строго отогнана. Тогда она решила подпевать вокалистам, что вызывало у обоих приступ нездорового веселья. Даваясь от смеха, Гакт объявил перерыв. Дитя же придумало новую игру — перебегать из одного угла в другой как можно быстрее, при этом врезаясь по дороге в как можно большее число людей. И все бы ничего, но к ней вдруг решил присоединиться Юдзо, а Ю взбрело в голову фотографировать эти соревнования по бегу с врезаниями. Гакт отловил сначала Юдзо, а потом и Юми-чан. Девочка сделала невинное кавайное личико и улыбнулась. — Ча, это точно не твоя внучка? — спросил Гакт.       Юдзо влетело по полной, а ребенок был передан на руки Чаче со словами «ты привел, ты и следи за ней». — Давайте уже работать! — рявкнул Гакт. — Я не могу работать и нянчиться с ребенком одновременно, — отозвался Чача. — Ну, слажаешь разок на концерте, делов-то. Нефиг было приводить с собой ребенка, — проворчал Гакт. — Я слажаю?! Я?! Такуми, подержи ребенка! Ща я ему покажу, кто будет лажать на концерте! — ворчал Чача, настраивая гитару. — За столько лет не слажал, тут слажаю… За собой следи…       Такуми взял ребенка на руки, как Чача велел, но он с трудом представлял себе, что делать дальше, и посадил ребенка на диван. Какое-то время все сосредоточились на музыке… — А где ребенок? — спросил вдруг Шинья в перерыве между песнями. — Такуми, я же сказал, чтобы ты ее держал! — Я ее только на минуточку на диван посадил! — Под диваном нет. — Под креслом тоже. — А за пультом смотрели? — Там тоже нет! — Да где же она?! Брат меня убьет! А его невестка потом тоже меня убьет! Дважды! — Успокойся, Ча! Проголодается — придет.       После получаса безуспешных поисков было решено, что надо искать в доме: из студии дитя явно уже утопало. — Джон, сознавайся! Это ты ее куда-то упрятал за то, что она назвала тебя страшным, — мрачно пошутил Чача. — Вообще-то, я обычно хорошо лажу с детьми… — Конечно, — ввернул Ю, — вы же с ними где-то на одной ступени развития.       Джон швырнул в него диванной подушкой. — Никак не можешь простить, что я сел на твои очки? — Юми-чан, вылезай! Я тебя покатаю на Кумамоне! — крикнул Чача. — Что-что? — спросил Шинья. — А тебе что, жалко? — Ну… — Ребята, вы не эту барышню ищете? — раздался вдруг женский голос.       На пороге гостиной стояла сестра Гакта с Юми-чан на руках. Юми-чан довольно лопала данго. Судя по перемазанному личику, это была уже не первая порция. — Юми-чан! — Чача взял ее на руки и прижал к себе, чмокнув в перемазанную щеку. — Где ты была? — Данго! — объяснила Юми-чан. — Тетя дала мне данго! — А ты сказала тете «спасибо»? — Сказала-сказала, — улыбнулась «тетя». — Вы мне лучше скажите, как вы умудрились всемером потерять одного ребенка? — Ну… — хором сказали «Цыплята», потупившись. — Все с вами ясно. В другой раз, Чача-сан, сразу приводите ее ко мне.