Я больше не вернусь домой.

Я часто сбегаю по ночам. Есть какая-то изюминка или же изъян в ночном покрове неба, в этом затишье города и практически осязаемого спокойствия, которое я обожаю. Когда даже дом погружён в долгожданное сонное состояние, слышно лишь редкое сопение в тишине. И тебе не до сна. Тускло горящий телефон всё упорно продолжает показывать сегодняшнюю переписку. Уже устали глаза, расплываются цифры часов, смешав их в одно сплошное однотонное пятно. В соседней комнате спит мама. Всё ещё не развеялся запах табака, впитавшийся даже в мою мебель и одежду, когда она держа между пальцев дешевую сигарету, кричала о моей бесполезности и бездействия в её сторону. Сейчас мать спокойно спит, видимо выпустив свой пар с работы. Но улыбка по-прежнему не сходит с моего лица, когда на экране телефона всплывает очередное сообщение: «Ты ведь не заснёшь, верно?» Нет. Не засну. Я не могу спать. Допиваются остатки кофе, с плохо растворившимися частичками. Ставится кружка в бесконечный рабочий бардак на столе, где смешались в хаосе выцветшие тетради, потрёпанные жизнью учебники, погрызенные карандаши и раскрыты страницы никому не нужного дневника. Здесь и останется стоять пустая кружка, предоставленная лишь ненастоящим глазам старых пыльных плюшевых игрушек, которые, возможно, оживают после моего ухода, в такой-то час. В коридоре, как всегда ничего не видно, пропитанный мраком и усталость, что приносит одежда с улицы. Свет не включаю, боюсь быть найденным. Поступь тихая, на носочках и так остаётся коридор позади, а носки ступают на ледяную плитку. При открытии дверцы зажигается в холодильнике полудохлая лампочка, словно я - нежеланный гость - разбудил её. Беру в руки холодный, замёрший по краям пакет, чувствуя как внутри плещется посоленная водичка, и засовываю в приоткрытый рюкзак, задевая шершавой кожей застёжку значков. Знаю, что он будет рад, когда я отдам ему прямо в руки одно из его любых продуктов, что он ласково зовёт “вкусняшкой”, хоть этот сыр совершенно не является сладким. Вскоре я уже завязываю шнурки на грязных тёмно-синих кедах, опустившись на одно колено. Накину сверху ветровку и, забирая с крючка свой ключ, в последний раз прислушаюсь в домашнее молчание, убеждаясь, что я как всегда ушёл не замеченным... потому что никто и не хочет обнаружить. Поворачивается ключ в замке, тихо щёлкая на лестничной площадке. В жёлтом свете кажется яркой противная зелёная краска, ранее бывалая в глазах надоедливой и скучной. Сброшены окурки в углу, разрисованы стены красными и чёрными маркерами - самый популярный цвет во внутренностях очередного российского дома. В местах, где отвалилась краска, расковыряна белая основа, а туда затолканы фантики от последних конфет. И мозг уже устал от такой картины. Приглушённый звук отвлекает от созерцания реальности. Я беру вновь в руки телефон, сквозь полосы трещин экрана прочитывая забавную фразу: «Хватит мне тут молчать, Марк. Пока ловлю последний поезд поговори со мной.» Но я лишь усмехаюсь, блокируя технику и сую обратно в карман, застёгивая его. Эхом отдаются мои шаги, стуча достаточно мягкой подошвой кед по ступенькам. Проверяю в куртке стащенные у матери сигареты. Их там осталось всего лишь две, но этого будет достаточно. Да, они дешёвые, а оттого и горькие, но закурить сидя под фонарём, когда замёрзли руки, когда можно дышать холодным воздухом и ветром у воды, рядом с ним - самое то. А он ворчать не будет, ведь поймёт без слов, будет только смотреть и из вредности попросит закурить последнюю. Пусть будет так. Осень уже окрасила деревья в свою пёструю палитру. Под ногами сминаются кленовые листья, рвутся об кривой побитый асфальт. На улице уже стало зябко, прохлада пробиралась под ветровку, проскальзывая через ворот толстовки к плечам, лизала костяшки, заставляя пальцы немного онеметь. Нужно было успеть на трамвай, но я как всегда упустил его. Ночной город кажется одновременно светящимся и тёмным. Повсюду пусто, лишь изредка мелькают машины, ещё кто-то идёт домой или сидит на скамейке выпивающий мужчина. Наушники отрывают от реальности и мир становится уже другим, он становится лучше, поэтому не отключаю музыку, пока наконец не добегаю до следующей остановки, запрыгивая в открытые двери нужного мне трамвая. Тут уже жужжание, стук и скрип, уставшая полуспящая кондукторша, что вяло забирает деньги, затем возвращаясь на своё излюбленное место, вновь наклоняя голову, чтобы заснуть под покачивания транспорта. А в окне мосты, некоторые из которых уже прошли развод. Те же фонари и пустая спокойная набережная. Выхожу у парка. Долго провожаю взглядом задний красный свет трамвая, перед тем как вздохнуть и достать из кармана телефон, зная, что уже совсем скоро я увижусь с ним. И ноги уже несут тело по-другому - быстрее, пока на ходу разматываю узел белых наушников, чтобы убрать их приведёнными в порядок. Взгляд всё бегает по пустым скамейкам в поисках знакомой фигуру в бежевом пальто и в строгих чёрных ботах. Фигура действительно всплывает, но не там где я ожидал. Он был у каштана, присев на карточки, рылся в длинных сброшенных листьях. - Александр! Ему хватает секунды, чтобы резко посмотреть в мою сторону, дёрнуть чуть длинными ореховами волосами и улыбнуться, поднимаясь со своего места. Шумно шуршит листва, взметаясь в воздух, когда я срываюсь с места, чтобы броситься в долгожданные объятия, в которые меня радостно поймают, покачнувшись от скорости. - Ты так и не ответил мне, гадёныш, - тихо прошипел он, хотя казалось, что грудь его так дрожала от сдерживаемого смеха. Он уткнётся в мои тёмные волосы, долго простоит так, втягивая как можно больше за один вдох и долго не отпустит, не разжимая тёплых аккуратных рук. А когда отпустит, склонившись с какой-то лёгкой насмешкой, протянет два каштанчика, которые я покорно возьму из его ладони. Не знаю зачем. И позднее он озарится широкой довольной улыбкой, выхватывая у меня из рук пачку сыра моцарелла. Сядем на обтёртую жизнью белую скамейку, я положив ему голову на плечо, а он сплетая со мной пальцы, спрячет мою руку в рукав своего пальто, чтобы согреть. В шутку целует в лоб и щёки, когда я требовал в губы. - А когда домой? - Вдруг прервёт он не тревожную между нами тишину, когда мы вслушивались в еле заметное движение полуспящего города. - Что, уже хочешь домой? - Ответно усмехнусь я, вглядываясь в прекрасные кофейные глаза, а после вздохну: - Никогда. Я больше не хочу домой.