драма

— Так-то я тут самый несчастный, выходит, — заключает Артём, отпивая чай из большой кружки. — С хуя? — на манер Тибальта спрашивает Горох, искренне раздосадованный таким смелым утверждением. — Вы же все тут поумирали, а я страдать остался. Они уже около получаса сидят и обсуждают спектакль, через который прошёл каждый уважающий себя актёр. «Ромео и Джульетта» далась им легко, в отличие от того же «Сна в летнюю ночь» и «Горя от ума», правда, и с ролями пришлось повозиться порядком. Если на роль Джульетты сразу же безоговорочно утвердили Аню, то Серёжа и Артём целую неделю жили в неведении, кто из них удостоится играть мудрого Бенволио. В конце-концов, обоим не хотелось получить главную роль — Ромео. Артём имел пунктик насчёт его безграничной глупости, а Серёжа просто не хотел находиться на сцене большую часть времени и заучивать слишком много текста. — Ну конкретно ты, Артём, вообще не страдал со своими тремя листами текста, — хоть Гаус вовсе не виноват, Серёжа всё ещё обижен из-за того, что роль Бенволио досталась не ему. — Я смотрел, как погибает любовь всей моей жизни! — с наигранным драматизмом восклицает Артём. Серёжа только указывает в сторону Максима и спрашивает: «Этот, что ли?». — У меня, вообще-то, имя есть, — закатывает глаза Макс. — И текста больше, чем у Артёма. — Ну ещё бы, ты ж там отъявленный пустомеля, — нудно произносит Горох. Меркуцио в исполнении Максима и вправду оказался даже чересчур болтливым. — Ну я хотя бы не убивал никого... — Потому что первый сдох, конечно! — Серёжа невольно повышает голос, но тут же становится спокойнее. — А мне потом из-за тебя бежать пришлось непонятно куда. — Из-за него? — с возмущением спрашивает Артём. — Напомни, это же ты мог просто остаться и провести последние секунды его жизни рядом с ним, да? «Странно вы разговариваете от лица персонажей, однако», — шепчет Даша на ухо Ане. Та лишь отмахивается и даёт понять, что это обычное дело. Даша оказалась в этой компании контрастов совершенно случайно: так уж вышло, что она намеревалась встретить Аню после спектакля и вместе пойти домой, но планы резко развалились с предложением Ани попить чай в гримёрке. В итоге ей пришлось остаться, делить одну кружку чая на двоих и чувствовать себя не в своей тарелке. Гримёрка хоть и небольшая, в ней есть всё: электрочайник, посуда (видимо, специально для таких посиделок), мягкие игрушки, Серёжина гитара и огромная куча одежды, которую ещё предстоит относить в костюмерную. — Нет, ну вот конкретно я, — Серёжа кладёт ладонь на грудь, как бы обозначая, что говорит о себе, а не о персонаже, — никогда бы не пошёл убивать кого-то, когда рядом умирает мой друг. — Ой, да не пизди, — просит Горох. — Это же ты вчера хотел Максиму все носки продырявить, мститель великий? — Но я же не продырявил! — Серёжа разводит руки в стороны, и откуда-то слева слышит возмущённое «чего, блять?!» от Макса. — Но если бы продырявил, звание самого несчастного я бы точно отдал Меркуцио, — Артём ухмыляется и кладёт руку на плечо Максима. — А ты почему вообще решил, что тут Бенволио такой весь из себя несчастный? — вдруг спрашивает Серёжа. — Он же вообще исчезает посреди пьесы. — В этом-то и дело! Я от горя не нахожу себе места! — отвечает Артём. «Выйди из роли уже, заебал», — единогласно просят его Серёжи. Но единственной, кто в этой комнате не находит себе места, остаётся Даша. Она и представить не может, насколько сильно сдружилась эта компания, раз даже с такими разговорами они не чувствуют дискомфорта. В любой другой компании «коллег» такие диалоги наверняка вызвали бы напряжение, после каждого слова наступала бы неловкая тишина, и спасать ситуацию было бы труднее некуда. А здесь, смотря на руку Артёма, оглаживающую колено Максима, на Гороха, укутанного в плед и уткнувшегося в плечо Серёжи, она чувствует лёгкую зависть на фоне общего умиления. Когда их общая с Дашей кружка опустошается полностью, Аня тянется за чайником и ещё одним пакетиком зелёного. — Нет, смотри, ты же даже не умираешь, правильно? — уточняет Серёжа. Артём кивает, но тут же спешит атаковать: — В том-то и дело! Какие у мертвецов могут быть страдания? Я вот лишился лучшего друга, неофициального любовника и всякой надежды на счастье, и при всём при этом остался жить. — Так, блять, — Аня даже как-то слишком агрессивно ставит чайник на место. — То есть, по-твоему, мы вообще не страдаем? — Нет, ну... — То есть мы не можем умереть несчастными? — Аня наконец включается в разговор. Видимо, ей есть, что сказать. — Или ты думаешь, что мы малого лишились? — Ну вы поумирали от собственной тупости, — встаёт на защиту Артёма Максим. — Два суицида за пару минут это, конечно, сильно. Этот ещё и Париса с собой унёс, хотя он ничего плохого априори делать не хотел. — Этот? — обиженно отзывается Серёжа. — Неприятно, оказывается. — О, а у тебя в словарном запасе есть слово «априори»? — ехидничает Артём. Макс закатывает глаза. — Ты вообще в чьей команде? Я ж тебя защищаю, додик. Артём смущённо опускает голову, отчего Даша умиляется ещё сильнее. Гороха, уставшего от сегодняшнего спектакля, это даже забавляет. — Спорим, он не знает, как оно пишется? — с ухмылкой выдаёт он. — О, ебать, он умеет не только ворчать, смотрите! — тут же отвечает Максим. Что уж говорить, подъёбы — дело святое. — А я думала, он двадцать четыре на семь Тибальта играет, — задумчиво протягивает Аня. — Мой мир рухнул сейчас... — Эй, двое на одного, нечестно! — с энтузиазмом возражает Серёжа. — А ты просто накинься на обоих, тогда всё по правилам будет, — с улыбкой предлагает Артём. — Да ты, блять, в чьей вообще команде, Тём?! — недоуменно хмурится Максим. — Я сохраняю нейтралитет. Да и вообще, вся ваша вражда — сущая глупость. — Ань, ты, кажись, перепутала, — говорит Серёжа. — Вот, кто из своей роли никогда не выходит. Аня выдаёт понимающее «ах, вот кто» и продолжает заваривать чай. Даша следит за её изящными пальцами, ждёт, пока кто-нибудь снова начнёт спорить. Первым недолгую тишину нарушает Горох. — А вот мне интересно, почему меня выбрали на роль такого мудака? — задумчиво спрашивает он. — Он же как Меркуцио, только без харизмы. И никому его не жаль вообще. — Ну не скажи, — подаёт голос Аня. — Я из-за него сколько плакала, забыл? — Ты вообще единственная, кто жалел о его смерти, — уверенно говорит Горох. — Согласен, — кивает Артём. — Хотя Ромео тоже немного пожалел, но мне кажется, это из-за того, что он убийца. Типа если бы его за это не наказывали, он бы не пожалел даже. — Здравствуй, капитан очевидность, — ворчит Горох. — Так может я тогда самый несчастный, раз моя смерть ни у кого особого сожаления не вызвала? — Так, блять, — уже во второй раз начинает Аня, на этот раз громко ударяя кружкой об стол. «Тише, Ань», — шепчет Даша, накрывая ладонью руку девушки. Аню словно прошибает током от пришедшей идеи, и она на эмоциях воодушевлённо вдыхает и указывает на Дашу: — Ты! Как зритель, скажи, кто тут самый несчастный? Парням явно нравится эта идея, они с любопытством смотрят на не ожидавшую такой подставы Дашу. Она растерянно глядит на Аню, как бы спрашивая, за что ей такое наказание. Тишина, по её ощущениям, затянулась, и уже стоило бы сказать хоть что-нибудь. Среди всех персонажей ей больше всего было жаль именно Джульетту. Не то потому, что её играла Аня, не то потому, что у неё была вся жизнь впереди. Ей самой не хотелось бы получить такой опыт любви. И этот ответ кажется Даше единственным правильным. — Бля, в следующий раз я приведу сюда своего друга в качестве судьи, — разочарованно вздыхает Макс. — А то у Ани какие-то льготы. — Значит, я хорошо отыграла свою роль. Не завидуйте, мальчики, — Аня злорадно улыбается и подмигивает, на что парни синхронно выражают шутливое недовольство. И сейчас они разъедутся парами: Серёжа довезёт до дома Гороха, пожелает спокойной ночи и обязательно поцелует в лоб; Артём и Максим ещё долго будут расхаживать по городу и делиться всем, что на душе покоится; Даша предложит Ане переночевать у неё, но прежде хорошенько даст понять, что на подобные чаепития больше в жизни не согласится. А потом, после очередного спектакля, спор о самом несчастном продолжится, ведь традиции на то и традиции, чтобы их не нарушали.