Взгляд наоборот

Так всë было ложью? Бескомпромиссность Рэя убивает. Руки потеют и становятся мягкими, поддатливыми. Как много знает мама? Что он уже успел ей раскрыть? Лучше согласиться, нужно согласиться, от его слов зависит исход всего. Норман нервно облизывает губы, прячет недоверчивость глубже в сердце и мило улыбается на прощание. Тихо хлопает дверь. «Наконец это кончилось. Пытка, голова раскалывается. Мне нужно успокоиться, — он встаёт и медленно проходит между кроватей, — я был уверен, что это Рэй. Тогда почему его слова так шокировали меня? Он заметил… Неважно. Я согласился, он спокоен. Пока». Но надолго ли хватит их перемирия? Норман сцепляет пальцы в замок и садится на смятую постель. Тикают часы в коридоре. Он вздрагивает, когда слышит шум голосов на лестнице. Не понятые им слова свободно заполняют сужающиеся границы мыслимого пространства. Разве эти вопросы имеют смысл? Он равнодушно усмехается. Пальцы холодные, рубашка серая в приглушённом свете. «Мама не могла не догадаться, что Рэй предатель». Непроизвольная мысль сначала совсем не удивляет. Позволяет налюбоваться собой, сворачивается-разворачивается под разными углами. Ненавязчиво так — словно давно ждала своего часа. Ей ничего не мешает, и она тоже не противоречит тому, что ранее было озвучено. «Изабелла не могла не заметить ошибку Рэя с зайчишкой Берни. Это главное. Однако может ли мама знать, что он готов бросить нас в самый ответственный момент? Верно, Рэй сам пошёл на опасную сделку с ней и теперь якобы играет за нас — стоит отдать должное, он и правда прекрасно скрывал своё предательство на протяжении стольких лет, и ему практически ничего не мешает продолжать этот спектакль. Всё же он один из лучших. А обмануть его очень сложно. Изменится ситуация — он сразу же перейдёт на сторону врага. Почему?» Ему всё равно скоро двенадцать. Что дала ему сделка с Изабеллой? Сведения через заказы «всякого бесполезного хлама»? Однако Рэй не мог таким образом изучать внешний мир, только саму систему, в которую их заперли. Благодатный дом. Они всё ещё ничего не знают о том, что скрыто за стенами. Досконально исследуя их приют, никто, скорее всего, больше не найдëт никаких зацепок — чтение книг предоставит только те данные, которые выгодны демонам. Это подделка-подделка-бесполезный мусор. Внутри дома нельзя доверять ничему. «Самое опасное то, что у Рэя есть свой план. "Ты раскусил меня раньше, чем я предполагал", "я думал водить вас за нос несколько дольше". К тому же он говорил, чтобы мы сбежали вдвоём, потому что никто больше не сможет...» Зудит невысказанная, страшная идея. У Нормана ком в горле, бледное лицо и навязчивое желание что-то пнуть, чтобы избавиться от давления — нематериального, но ощутимого, как под внимательным взглядом мамы. «А он? Решил пожертвовать собой? Жаждет мести или же просто помешался?» А какой из вариантов тебе ближе, Норман? Мысли щёлкают в висках и пропадают тотчас. Потолки гнутся — провисают, дерево плавится от огня, чернеет, сереет, морщится. Рэй улыбается. Его улыбка страшнее самых тёмных кошмаров. «Если спасёмся только мы, это сломает Эмму. Раздавит её», — в душе начинает теплиться вязкая злоба. Льдинистые глаза становятся металлическо-пепельными. «Он безумец, который готов из-за одной моей ошибки уничтожить все свои, наши старания. Убить меня. Убить Эмму». Бескомпромиссный, опасный и ненадёжный. «Я не имею права сомневаться в своих решениях. Но есть всего две проблемы…» Рэй, несмотря на свои утверждения, мог и может влиять напрямую только на них двоих как на лучших друзей, потому что давно отстранился от других. Если взглянуть поверхностным взглядом с точки зрения мамы, то очевидно, что он не был способен контролировать детей изнутри, однако вместо этого провернул прямо противоположное: Рэй был полезен именно тем, что не распылялся на сорок человек, а всё более и более втирался в доверие двум лучшим воспитанникам и через них, постепенно и незаметно, направлял и остальных. С самого начала их дружба была для него лишь инструментом. Он умело пользуется недосказанностью, уязвимостью, подбирает слова так, что они бьют по цели без дыма и трещин. Рэй — давно не ребёнок. А Эмма… А как же Эмма? Норман вспоминает их разговор. Она хочет верить в него. «Уверен, она до сих пор любит маму и каждого из членов семьи так же, как и раньше». Её преданная любовь не стала ненавистью, она презирает Изабеллу совершенно по иным причинам. Для неё они все больше, чем друзья или родственники. Ни одно из определений любви не характеризует всю тяжесть и широту чувств Эммы. Но Норман совершенно другой. Рэй не достоин её прощения. В его глазах на протяжении всего разговора читалось чистое презрение. Он говорил то, что копилось и росло в нём семь лет. «Вы ничего не заметили, не смогли догадаться раньше. Даже не были готовы к правде. Я вас контролирую, защищаю — Ради вас я готов предавать». Точно. Он ведь пытался подставить Дона, который, судя объективно, самый шумный и нестабильный из пяти старших воспитанников. Ребëнок. Как иронично. Рэй абсолютно не ценит ни свою, ни чужую жизнь; и кажется, что он упрямо не понимает разницу между желанием отомстить и сделать то, что необходимо, пожертвовать всем ради других, а не сдаться, поддавшись душащей ненависти. Однако Норман понимает его, как никто. Именно поэтому им всегда было так легко друг с другом. «Это действительно худшая ситуация, которую только можно было представить». Поэтому я уничтожу тебя.