Больно? Это жизнь

Хо-хо, мы немного с моим Музом забухали, но, в итоге, глава получилась чуть больше, чем я рассчитывала:) Приятного прочтения! По небольшой квартире мечется из угла в угол ребенок. Он лихорадочно перебирает вещи и укладывает выбранные на маленький платок. С облегчением выдохнув, он связывает края котомки и вещает на старую удочку. Он думает, что он готов. Бросив ключи на трюмо, мальчик исчезает из квартиры, так и не закрыв за собой дверь. POV Дядя Федор Я бегу вниз по лестнице, котомка больно бьет по спине, но мне не до этого. Мать скоро должна придти на обед, нужно быстрее бежать… – Ты знаешь, бутерброд лучше есть колбасой вниз. Так вкуснее, – Матроскин задумчиво рассматривает хлеб, не обращая внимания на мои лихорадочные попытки поторопить его. – Не спеши, нужно наслаждаться каждым приемом пищи… Подцепив когтем кусок колбасы, он с удовольствием заглотнул его, а хлеб выбросил в окно. Горбушка упала на асфальт, где ее мгновенно обступили воробьи. – Вот теперь нам действительно стоит поторопиться, – кот соскользнул с подоконника и вальяжно зашагал вниз по ступенькам. – Куда мы? – я догнал степенно идущего Матроскина. – Вниз, – кот наградил меня презрительным взглядом. Мы вышли во двор, залитый полуденным солнцем. Кот на секунду замер, остановив свой взгляд на маленькой стайке воробьев, доедающих его кусок хлеба. Я будто в замедленной съемке видел, как взъерошилась шерсть на его спине, как вмиг зрачки превратились в тоненькие ниточки, как острые отполированные когти блеснули на солнце. На асфальт брызнула алая кровь. Матроскин, утробно урча, уже откусил голову маленькому воробушку и сейчас усиленно жевал добычу. На маленьких перышках птички рубиновыми капельками застыла кровь, а лапки сжались в предсмертных конвульсиях. Да, воробушки, бесплатный сыр бывает только в мышеловках… – Вот теперь мы можем идти, – кот вытер перепачканный кровью рот и слизнул последние капли с когтей. – Вперед! Мы еще долго плелись по московским улочкам, то петляя по дворам, то выныривая на большие проспекты. Кот важно вышагивал рядом со мной, опустившись на все свои четыре лапы, что, как я понимаю, было неслыханно для столь очеловеченного животного. – Покупай билет до станции «Звездная», – Матроскин ткнул меня когтем в ногу. Удар острой болью пробежал по всей конечности. – Мальчик, тебе чего? – кассирша удивленно выглянула из своего окошка. Я уже привык, что меня все называют «мальчик». Привык, но кто сказал, что меня это перестало дико раздражать?! – Билет до станции «Звездная», – я стиснул зубы, старательно придавая лицу невинный вид. – Держи, – женщина протянула мне кусок бумаги, – к бабушке в деревню едешь? А где твои родители? – Они на работе… – я отошел от кассы. Все внутри кипело от, казалось бы, беспричинной злости. Как же мне хотелось сейчас вернуться к окошку и пару раз приложить головой эту противную женщину головой об стол! Я не мальчик, ясно?! Не мальчик!!! – Успокойся и прекрати кричать, на нас уже люди смотрят, – прошелестело справа, а в горло уперлось что-то холодное и очень острое. – Прекрати истерику и иди на электричку. Тихий шепот кота вернул меня в чувство. Только сейчас я понял, что сижу на лавочке в здании вокзала и беспорядочно выкрикиваю фразы типа «Я не мальчик. Нет!» Подхватив котомку, я пошел на платформу. Матроскин вышагивал рядом, подняв хвост трубой. Прохожие плавно обтекали нашу странную процессию, не обращая никакого внимания на нас. А мне только сейчас начало казаться, что я заложник. Кот взял меня в заложники! Куда я еду? Что он со мной сделает? Он же убийца! И это он сделал меня таким же! Я… Я не хотел убивать их, это все он, он заставил меня, я не хотел, нет… Что-то мягкое и пушистое коснулось моей щеки. В ту же секунду холодные, острые и твердые, будто сделанные из стали, когти впились в нежную кожу, оставляя четыре кровоточащих пореза. – Что ты опять разорался? – холодный голос кота, казалось, отдавал металлическими нотками. – Я, кажется, уже сказал тебе успокоиться! – От-тпусти меня, пожалуйста… – по щекам, одна за другой, побежали маленькие горячие слезинки. Они обжигали воспаленную кожу, разъедая алые порезы. – Я хочу домой… – Ну-ну, успокойся! – лапа мягко прошлась по лицу, вытирая слезы. – Ты же, кажется, уже все решил? Ты же понимаешь, жизнь тут, со мной. Если сейчас вернешься домой, отец непременно сдаст тебя обратно в психбольницу. Но ты не болен! Ты же знаешь, врачи все врут! Они просто не хотят, чтобы ты жил обычной жизнью. Ты же понимаешь, что это был несчастный случай? Шкаф упал сам, ты его не толкал… Это несчастный случай, ты не убийца, нет. Ты это знаешь, я это знаю. А вот твой отец считает иначе… Он винит тебя в смерти Лизы, он говорит, что это ты убийца… Он хочет, чтобы ты страдал. Он сделает все для этого. Теперь ты понимаешь, почему тебе нужно идти со мной? Тихий спокойный голос кота обволакивал, погружая в состояние сродни трансу. Я сидел и молча кивал головой, слабо понимая смысл того, что он говорит. Одно теперь я знал точно – домой мне нельзя, кот – мой единственный друг в этом угрюмом и беспощадном мире, где все и всё против тебя. Мерный стук колес и деревенский говор окружили меня в вагоне. Слабо соображая, что делаю и где сейчас нахожусь, я качал головой в такт вздрагивающему вагону. Мимо проносились поля и луга, хвойные леса и березовые рощи. Сидящий рядом кот молчал. Странно, он не произнес ни слова с того момента, как электричка отошла от платформы. Царапина на щеке еще горела, заставляя то и дело дотрагиваться до нее. – Прекрати дергать щеку, заразу занесешь! – мягкая лапа легонько ударила меня по руке. Я вздрогнул. Честно говоря, я ожидал более агрессивной реакции. – Мы выходим на этой станции, пошли, – кот соскользнул с сиденья и, подняв хвост трубой, прошествовал к тамбуру. Мне ничего другого не оставалось, как последовать за ним. Честно сказать, меня не раз за все время пути посетила мысль, что от Матроскина следовало избавиться. Я уже жалел, что тогда в подъезде согласился на эту авантюру. «Тогда в подъезде…» – это было всего лишь несколько часов назад, но меня не покидало чувство, что прошла уже, как минимум, пара дней. План возник в голове сам собой, кажется, я даже не приложил никаких усилий для его появления. Просто нужно было остаться в поезде и не выходить с котом! Все было до чертиков просто и, одновременно с этим, безумно сложно. Как мне это сделать? Двери разъехались прямо перед моим носом. – Иди, – в спину уперлось что-то твердое и безумно острое. Кажется, или этот кот умеет читать мысли? Все, я точно сошел с ума. Говорящий кот – это еще ладно, но кот-телепат? Валерий Павлович, беру свои слова назад, мне нужны Ваши таблетки! – Сейчас на автобус, – Матроскин указал лапой на небольшую остановку. Мы шли по бурлящим жизнью сельским улицам, огибая спешивших прохожих. Мне кажется, или они нас не видят? Вот сейчас этот мальчишка бежит прямо на меня! Я еле успел отскочить, не то бы он точно врезался в меня! Это напоминает какой-то дурдом… Поверьте мне, это напоминает именно его! Небольшой автобус, кряхтя и изредка выбрасывая в чистый деревенский воздух маленькие облачка черного дыма, полз по ухабинам сельской дороги. Меня то и дело подбрасывало вверх, веса моего тщедушного тельца не хватало, чтобы удержаться в сиденье. Странно, но коту, кажется, абсолютно не мешает вся эта суета, его расплывшийся взгляд устремлен куда-то вдаль. Завораживающая, и, одновременно с этим, вселяющая непонятный, практически первобытный, ужас картина. Старенький автобус, поскрипывая, исчез в пыльной дали. Мы остались с Матроскиным вдвоем на этой серой сельской дороге. И меня это пугало. Очень пугало. – Нам направо, - кот направился в сторону небольшой просеки. За все время нашего путешествия он почти не говорил со мной, отделываясь лишь короткими фразами. Это очень настораживало, и мне оставалось только гадать, что на уме у этой полосатой твари. Вдали показалась небольшая деревушка. Матроскин уверенным шагом направлялся именно туда. Внутри меня закипела радость – мы идем к людям! Мен не оставят умирать, истекающим кровью, истерзанным стальными когтями, где-то среди деревьев! Но мои надежды были превращены в прах. Чем ближе мы приближались к деревушке, тем яснее становилась, что она одна из так называемых «деревень-призраков», то есть заброшенная. Черные бревенчатые дома угрюмо провожали нас темными окнами с выбитыми стеклами. Тишина, давящая, угнетающая, очень похожая на ту, которая царит на кладбище, месте вечного покоя души и тела, окутывала меня, не давая ступить и шагу. Она прижимала меня к земле, забиралась в глубины сознания и будто отговаривала двигаться дальше. – Быстрее, – недовольно бросил кот, завидев, что я заметно отстал. Меня пугала эта деревня, с каждым движением я буквально кожей чувствовал незримый страх, витающий в воздухе и отравляющий все внутри меня. Мы приблизились к одному из самых больших домов. В отличие от предыдущих, мне казалось, в нем еще теплилась жизнь. Окна блестели целыми стеклами, а за ними мерцал едва заметный огонек. – Заходи, - калитка еле слышно скрипнула, поворачиваясь на массивных петлях. Мои шаги глухим шумом отдавались по всему заброшенному саду, теряясь где-то среди многолетних яблонь. Это немало нагнетало обстановку, заставляя мое и без того воспаленное сознание с еще большим усердием рисовать страшные картины моего убиения. Тяжелая дубовая дверь отворилась без единого звука. Теплый воздух и такой уже родной и ненавистный запах медикаментов пощекотал обоняние. – Ну здравствуй, Феденька! Что-то вы долго с Матроскиным! – человек сидящий за большим деревянным столом, укрытым безукоризненно белой скатертью, снял очки в тонкой оправе. Эти глаза… Я узнал бы их из тысячи, просто одни глаза. – Валерий Павлович?!