Кошмары

      Я думал, что оставляю вас ненадолго…       — Всего пару недель, Айли, — успокаивающе говорил Яков, нежно держа в своих ладонях маленькие ручки супруги. — Как только все закончится, — я сразу же приеду, обещаю.       Айлин молчала. На миловидных губах лежала неестественная, какая-то вымученная улыбка, а в серо-голубых глазах таилась необъяснимая тревога. Но чародей не мог этого разглядеть — взгляд словно помутился, и были видны лишь очертания ее лица.       …Что обеспечил вас надежной защитой.       — Я условился с Фреей, — продолжил он. — Если потребуется, она поможет тебе.       Брюс обернулся, взглядом указывая куда-то в сторону, — все это время давняя подруга стояла рядом. Волшебница улыбнулась и, все так же не скрывая своего хищного оскала, протянула его избраннице руку в знак приветствия. Ее голос звучал мягко и обольстительно, но от всей этой напускной ласки по коже пробегал лишь мороз.       — Здравствуй, Айли. Давно не виделись. Как поживаешь? Как дочурка?       Айлин все так же запуганно молчала.       Но я просчитался.       Не понимая причину безмолвия, Яков повернулся к супруге. Та, в свою очередь, отпустила его руку и растерянно прижала ладонь к своим губам.       — Айли?.. Айли, что-то не так? — чародей встревоженно склонился к ней.       И эта ошибка…       Она медленно убрала руку и Яков ужаснулся: по подбородку и с губ, на которых все еще красовалась эта жуткая, вымученная улыбка, ровной дорожкой оставляя алый след, стекала кровь.       — Нет… — тихо проговорила Айли, еще больше напугав своим спокойным голосом мужа. — Нет, все в порядке.       …стоила твоей жизни.       Яков почувствовал, как земля стала уплывать из-под ног.       Все вокруг окутал беспросветный мрак. Руки и шею обвил появившийся из темноты ядовитый плющ. Как бы чародей не пытался выпутаться, как бы не старался удержать девичьи ладони, у него не получилось — Айлин просто выскользнула из его рук, и ее стан растворился во тьме.       — Нет, стой!.. — хватая руками воздух, Яков перешел на крик. — Нет, не забирай ее!.. Нет! Айли! Айли!..       — Айли-и-ин!       Яков вскочил с подушки, выхватывая из полумрака комнаты пустоту, и проснулся.       Стоило чародею быстрым взглядом окинуть детскую и его разум тут же прояснился, а сердце перестало бешено стучать, — это был всего лишь сон. Дурной сон. Очередной кошмар, мучавший его на протяжении пары месяцев.       За несколько часов сна ничего не изменилось. За окном по-прежнему была непроглядная тьма — тусклый свет луны лишь немного разбавлял темноту в комнате. Все так же на своих местах располагались пеленальный стол, большой дубовый шкаф и колыбель с балдахином. Большое зеркало, висевшее у двери, ровно как и до пробуждения было завешано плотной тканью, и... И хотя сорок дней уже давно прошли, бывший супруг и нынешний вдовец не торопился снимать ее.       Перенесенная из гостиной софа, на которой он спал, так же стояла не тронутой, — с того самого момента, как Айлин оставила их мир, Яков больше не мог ночевать в общей спальне. Теперь она у него ассоциировалась только с хладным станом супруги, болью от расставания и пустотой на сердце. К тому же, после того рокового события, чародей до ужаса боялся оставлять дочь одну. Поэтому уже чуть дольше двух месяцев ютился в детской, мучаясь по ночам кошмарами и сторожа люльку. Страх того, что что-то может произойти с его ребенком, преследовал молодого отца по пятам, из-за чего всеми хлопотами от пеленания до кормежки Брюс занимался сам — отныне он никому не доверял.       Яков утер катившиеся по щекам слезы и, уткнувшись лицом в ладони, тяжело вздохнул. Перед глазами все еще плавал образ покойницы, ее умиротворенного лица и размазанной по губам крови, а от этого добродушного, дорогого его сердцу, взгляда хотелось бесстыдно расплакаться вновь.       Из-за всех этих наплывших видений в груди так сильно защемило, что вдовец на пару мгновений пожелал сам себя лишить зрения.       Как же он проглядел такое? Как смог упустить самую важную на свете вещь, — такой же, как и в этом кошмаре, тревожный взор ее серо-голубых очей накануне его отъезда? Заметь бы это раньше, Яков ни за что в жизни не позволил бы этому случиться, но он слепо поверил Фрее… И жестоко просчитался. И теперь не мог простить себя за то, что из-за глупой ошибки жизнь Айли погасла, как искра от фейерверка в ночи…       Из полусонных терзаний его неожиданно вырвал детский плач.       Брюс подскочил с постели и, с трудом добежав до колыбели — ноги все еще подкашивались от дурных грез, казавшись ватным, — оперся на ее бортики: малышка кричала, зажмурившись и прижимая к груди свои крохотные кулачки. Ее тоненький голосок, такой напуганный и беспомощный, надрываясь, звал на помощь маму…       — Тебе тоже снятся кошмары, да? — сочувствующе пробормотал Яков, и протянул руки к малютке. — Все хорошо, я рядом. Вот так…       Он осторожно приподнял ребенка и прижал его к своей груди. Марго, немного похныкав, уткнулась в отцовское плечо, сжала его рубашку своими маленькими ручками и, пару раз шмыгнув носиком, затихла.       Пока малышка засыпала, чародей нежно поглаживал макушку дочери, — единственного дорогого существа, что у него осталось.       Такая маленькая и беззащитная… И невероятно хрупкая, как едва приподнявшийся от земли побег ромашки. И как же теперь она, совсем еще юный бутончик, взрастет, без должной материнской ласки и заботы? Одна?..       Постойте… Почему одна?       Брюса словно окатили холодной водой, а следом дали знатную, отрезвляющую пощечину.       Его так сильно подкосила смерть Айлин, что он даже посмел забыть о том, что и он тоже — часть жизни дочери. Что именно сейчас для нее нет человека ближе, чем он, и что именно его забота и именно его защита поможет ей взрасти.       Но Марго был нужен не просто защитник, — ей был нужен родитель.       Ей был нужен папенька.       Яков взглянул на личико спящего ребенка.       «Пора уже смириться, — пронеслось в его мыслях. — Да, в смерти Айлин есть часть моей вины, но прошлого не изменить. А своими страхами и душевными терзаниями я не верну ей мать. Сейчас Марго нуждается во мне, и я сделаю все возможное, чтобы она не чувствовала себя одиноко. Я не позволю больше никому навредить моей семье, никому…»       — Все хорошо, — вновь повторил чародей, словно укрепляя веру в собственные слова. — Я обещаю: они тебя больше не потревожат…       Брюс развернулся и направился к выходу из детской.       Да, будет трудно. Да, шрамы, оставленные в следствие той роковой ошибки, будут давать о себе знать. Но ничего, он со всем справится. Они справятся.       С той ночи кошмары больше не мучали его.