***
чанбин был волонтерским проектом феликса — не настоящим, конечно же, просто личным делом по спасению. феликс помогал ему с социализацией по знакомству с его родителями. помогал весьма недурно, видимо собственным кошачьим примером — и чем чаще чонин встречает чанбина, пока ещё ни с кем не разговаривающего все равно, тем больше он думает, что хоть тигр и большая кошка, всё-таки настолько по-кошачьи себя вести ему не положено. а ещё он понимает, что чанбин все ещё живёт в клетке. не настоящей, метафорической, возведенной его сознанием — не может двинуться без разрешения, выглядит абсолютно потерянным, как будто не знает, что со всей этой свободой делать, забивается в тесные, сырые углы и феликс жалуется, что он портит свою красивую шерсть, каждый раз пытаясь засунуться в пыльные щели между стенами и шкафами. чанбин всё ещё в клетке, по крайней мере головой. и чонин рационально перестает его бояться.***
когда чанбин заболевает, феликс просит чонина помочь. оказывается, белые бенгальские тигры настолько редкие, что из-за близкородственных скрещиваний часто болеют. чанбин лежит ещё более тихий чем обычно, на животе, с руками ровно по швам и хвостом вдоль ног, только похрипывает-поскуливает периодически от боли в воспалённых суставах. — я не могу постоянно с ним быть, учёба, но ему нужна забота и компания, нини. приходил врач и сделал ему уколы, сказал, что к утру ему обязательно будет лучше, но я не могу его оставить, он выглядит таким напуганным и одиноким, а ещё он отказывался мне говорить, в чем дело и что болит, потому что тот мудак, что его удерживал, полностью игнорировал, когда он болел, и когда слышал от него хоть звук, то с ума сходил, и я даже представить не могу, что он такого с ним делал, — феликс тараторит, пока сталкивает учебники со своего стола в сумку. — и ты ночное животное, так что, думаю, не будешь против весь день продремать на моей удобной кровати королевского размера, так ведь? ему ничего не нужно, просто давай попить и лекарство, если он попросит кушать, еда в холодильнике, но он так мучается, что я сомневаюсь, что у него появится аппетит. чонин моргает, но не веками, а чернотой склер. закатывает глаза и прогоняет-таки ли, возвращаясь к кровати, оккупированной периодически болезненно мурлыкающей кошкой. чонин на секунду прислушивается к инстинктам, но трясет головой и белыми волосами, аккуратно опускаясь на кровать лицом к лицу с зажмуренным чанбином. тигр подергивает темными подушечками пальцев, и чонин задерживает дыхание, когда видит глянцевую поверхность узелковых шрамов на поверхности ногтевых лож — чанбину удалили когти. внезапно, несмотря на свою незначительность в хищном мире, хочется вгрызаться в чужие глотки и рвать все на своем пути от такого зверства. у чонина не так много защитных механизмов, но он даже не может представить, что чувствовал бы, отними у него кто-то хотя бы один. когда настороженность полностью покидает его тело, ящерица осторожно тянется бледными чешуйчатыми пальцами к хищнику, такому беззащитному сейчас, словно и не покидал дурацкую клетку. холодным прикосновением прижимается к подрагивающему запястью и слышит облегченный вздох — кожа под его прохладной рукой нагрета воспалением, и холод от вечно мерзнущего чонина облегчает ему боль. тигр бессознательно подставляет руку и коротко мурлыкает, потрескивая. — киса, — воркует чонин, уже совсем бесстрашно продвигаясь ближе. его влечет жар теплокровного чанбина, и его измученное мурчание такое уютное. — у кисы болят лапки? — он тыльной стороной ладони оглаживает многострадальные пальцы, и трещание становится громче. — у кисы болит спинка? — свободной рукой он осторожно касается спины, слегка мягкой под футболкой от пробивающегося из человеческой кожи подшёрстка. напряжённые веки поднимаются, и чонин смотрит неотрывно своими черными безднами в кристальные голубые, наполненные слезами глаза тигра. по теплой от температуры щеке катится капелька и чонин хмурится, ноготком соскребая влагу. чонин не то чтобы умеет утешать, тем более такое тактильное, израненное существо. — что ещё болит у кисы? — шепчет теперь нежнее, холодной рукой двигаясь по позвоночнику. доктор сказал, что у белых тигров часто проблемы с суставами, лапами, спиной, хвостом. чонин мягко кладёт ладонь на основание непривычно неподвижного полосатого хвоста, — хвостик? и чанбин болезненно выдыхает, снова зажмуриваясь, и кивает. — ты больше не в клетке. ты можешь просить о помощи, знаешь? — чонин шепчет осторожно, чешет тёплое местечко под полосатым ухом. внезапно тигр со стоном приподнимается на локтях и кладет тяжёлую голову чонину на грудь, громко мурлыча. ян довольно улыбается, купаясь в тепле, и подставляет всё тело вибрациям, зарываясь пальцами в светлые волосы тигра. его инстинкты молчат, как им и стоит себя вести, находясь в почти полностью человеческом теле. он, в конце концов, не миллиметровый геккон, а чанбин — не громадная машина для убийств. — киса, — шипит себе под нос чонин, массируя вибрирующую голову. хорошая, по большей части немая (пост травматический стресс), безобидная и раздетая от своих собственных защит киса. с большим, заплаканным носом, больными суставами, с шрамами вместо когтей и страхом перед всем живым, окрашенным некрасивым, токсичным смирением — терпи, не то будет хуже.***
когда чанбин выздоравливает, он выглядит лучше. шерсть на его ушках и хвосте становится блестящей. чанбин заинтересованно наблюдает за всеми социальными взаимодействиями на их посиделках, иногда смеётся вместе со всеми, когда кто-то рассказывает что-то смешное. он чаще любит копировать. тестирует, что из того, что делают другие, ему понравится. однажды феликс, мурлыча, склубочивается прямо на чане, и тот умиленно улыбается, сверкая волчьими зрачками и шевеля тёмными ушками. его пальцы тут же пробираются к шее, мягко почесывают, и звук кошачьего треска заполняет комнату вместе с репликами фильма, который они вместе смотрят. чонин почти не обращает внимание на парочку, сосредоточенный на сюжете, когда внезапно на него обрушивается жар и тяжесть в виде нуждающегося тигра — сомневающегося, но отчаянного. ян не знает, почему большой кот пошел именно к нему, в попытке скопировать феликса, но он оказывается прижат к креслу чанбином, уткнувшим крупный нос ему в холодную шею, стараясь сохранять хладнокровное спокойствие. пальцы все равно на автомате зарываются в белый загривок. чонин не удерживает смешок, когда осознает, что если кошачье урчание фильму не мешает, то тигриное рокотание приковывает недовольные взгляды всей компании — им приходится сделать громче. — киса, — шепчет чонин, снова широко улыбаясь, и блаженно укладывает подбородок на горячее вибрирующее плечо. чонин купается в тепле кошки словно в лучах террариумного солнышка.***
чанбин заговаривает с чонином очень неожиданно. чонин запаковывает конверты новогодних открыток для университетского мероприятия, а чанбин следует приказу яна "просто сиди и будь красивым". мастерская украшена гелиевыми шариками, которые потом надо будет собрать в единую композицию, и чонин сосредоточенно высовывает язычок, который тут же цепляют взглядом ярко-голубые глаза. чанбину становится скучно. зоркий взгляд замечает движение над головой, и в следующее мгновение пальцы без когтей неистово пытаются схватить ленточки шаров. чонин ошарашенно отвлекается от облизывания клейкой части конверта. тигр смотрит испуганно и складывает лапы на коленях. опускает лицо. чонин смахивает удивление и давит улыбку, вставая и медленно подбираясь к тигру. он тянется цепкими чешуйчатыми пальцами за ленточкой и хитро щурится, опуская её кончик в поле зрения чанбина. тот сразу же ловит его взглядом. чонин облизывает губы и слегка тормошит ленту, в восторге от того, как чанбин дёргает пальцами и ушами, готовясь схватить. не позволяя своим рукам двигаться, чанбин тянется вперёд головой и на пробу, опасливо приоткрывает рот, чтобы клыками зажать кончик веревки между ними. чонин отпускает шарик, но он остаётся на месте, зажатый в зубах тигра. ян треплет челку чанбина и тискает его за щеки — на что со ворчит, но подставляет шею для почесушек. — киса, — привычно выдаёт чонин, и чанбин отпускает шарик, внезапно открывая рот. — тигр я, — голос скрипучий и слабый после молчания. у чонина болят веки от того, как сильно он открыл в удивлении глаза. геккон от переизбытка радости из-за первого диалога подходит ближе и вжимает чужое лицо в свою холодную грудь, подбородком укладываясь на белоснежной макушке. его хладнокровное сердце замедляется в моменте, и чонин впитывает в себя словно все тепло, исходящее из раскатисто, хоть и слегка возмущённо мурылкающего чанбина. — ну что, что тигр? котёнок-переросток, — чонин чувствует осторожное прикосновение рук к своей спине и шагает ещё ближе. — я счастлив, что ты уже можешь позволить себе играть со мной, киса. чонин никогда не откажется от этой клички. от румянца на полосатых щеках, вызванных прозвищем. от смущённого урчания. позже он будет дразниться этой кличкой, липучими лапками подтягиваясь к потолку, когда чанбин достаточно осмелеет, чтобы гонять во время игры ящерицу по всему дому. позже он будет желать этой кличкой доброго утра мурлычащей тяжести на своей груди. выпрашивать горячие поцелуи в частично укрытую чешуёй шею. хвалить за не подгоревшую яичницу. звать погреться на тёплом, оранжевом солнышке на большом кресле-мешке на чониновом балконе. — киса, как тебе идея выйти замуж за геккона, а? — издевающееся, тягучее, но под этим всем превратившийся в нежность и любовь трепет. — я тигр, — скрипучее и гордое, но мурлыканье за этим следует чересчур сбитое.