☕☕☕
В течение следующих трех дней ситуация не изменилась. Чонгук, словно приклеенный, часами просиживал в кафе, потребляя коктейли литрами и десерты килограммами. В какой-то момент ему даже показалось, что любимые джинсы стали слишком тесны, но, три раза присев, он отмахнулся, решив, что они просто слегка сели после стирки. Только вот хоть какой-либо реакции со стороны Чимина, а именно так звали бармена, добиться так и не удалось. Чонгук едва из штанов не выпрыгивал: смотрел на парня не отрываясь, облизывал губы, чтобы они блестели (на других всегда действовало безотказно), пытался делать комплименты, нахваливая напитки (он перепробовал все меню по три раза), светил накачанным торсом и узкими бедрами, надевая обтягивающие футболки и джинсы. В общем, делал все то, что и обычно, желая заполучить вожделенный объект, но результат неизменно равнялся нулю. Как будто этот самый Чимин не замечал его вовсе. Хотя заказы приносил и чаевыми не брезговал. А уж на них Чонгук не скупился, выкладывая на стойку купюры довольно высокого номинала и небрежно бросая: «Сдачи не надо». И все зря. Его не удостоили даже улыбки или приветливого взгляда. К исходу четвертого дня Чон решил идти ва-банк. Он дождался закрытия заведения, когда персонал начал убирать зал, вышел на улицу, но уходить не спешил. Стоял чуть поодаль, пристально следя за происходящим, а когда из дверей показалась белобрысая макушка, покинул тень большого дерева, оказавшись в ярком свете фонаря. — Эй! — окликнул Чонгук свернувшего в противоположную от него сторону паренька. — Я тебе не «эй», — буркнул тот, даже не обернувшись, но вынужден был остановиться, когда чужие пальцы вцепились в его предплечье. — Может, хватит меня игнорить? — с трудом сдерживая раздражение, проговорил Гук. — А может, хватит меня преследовать? Или ты маньяк-психопат? — Я тебя не преследую, — тут же пошел на попятную Чон. — Больно надо. — Видимо, надо, — фыркнул блондин. — Скоро дыру на джинсах просидишь. — Мне… — вспыхнул Гук. — Мне просто… — Чон судорожно подбирал в уме годную отмазку, но получалось откровенно плохо. — Мне просто… — Что тебе «просто»? — Первая искренняя улыбка Чимина почему-то совсем не обрадовала Чона. — Я просто люблю здешнюю еду, вот! — Не боишься лопнуть от такой любви? — фыркнул Пак, выдернув руку из цепкой хватки, и зашагал к парку, через который пролегала дорога к его дому. — Слушай, вот чего ты такой злой? — догнав парнишку и подстроившись под его шаг, спросил Чонгук. — А с чего мне быть добрым? — в тон Гуку проворчал Чимин. — Ты своей тупой выходкой испоганил мне первый рабочий день. — Первый день? — Представь себе. Меня вполне могли с работы выпереть. — Тоже мне, потеря, — фыркнул Чонгук, с деловитым видом сунув руки в карманы. — Для тебя, может, и не потеря, — ответил Чимин, надув губы. — Но для обычных людей, кто не родился с золотой ложкой в заднице, потеря и еще какая. — Черт, ну вот с чего ты взял, что я… — Господи, да тебя весь город знает. Неужели думаешь, что не нашлось добрых людей, которые бы просветили? — Чимин остановился и внимательно посмотрел на Чона. — Послушай, как тебя там… — Чонгук, — обиженно подсказал парень. — Меня зовут Чонгук. И я вовсе не родился… — Так вот, Чонгук, я не заинтересован в отношениях. У меня хватает проблем в жизни, и еще одна мне ни к чему. — Почему ты решил, что я… — Да потому что такие, как ты, — всегда проблема, — перебил парень. — Меня сейчас не интересует ничего, кроме учебы и работы. И как бы ты ни пытался, у тебя не получится затащить меня в постель. — Да я и не собирался… — Я не идиот. Таким, как ты, нужно только одно. — С чего ты взял?.. — Скажешь, это не так? — Чимин чуть склонил голову на бок и прищурился. — А если скажу, поверишь? Чимин молчал, но при этом взгляда не отводил, пытаясь разглядеть в стоящем напротив парне фальшь, вот только и тени ее не проскользнуло в глубоких черных глазах. Наоборот, им хотелось верить. — И что же тебе нужно от меня? — все еще с долей недоверия спросил Чимин. — Подружиться, — не раздумывая, ответил Чон. — Просто подружиться. — Ну, допустим, — начал Пак и повторил: — Допустим… — он сделал многозначительную паузу, прежде чем продолжить, — я поверю тебе. Что ты вкладываешь в понятие «дружба»? Чонгук оторопело глядел на Чимина, хлопая ресницами так отчаянно, что, казалось, еще несколько таких взмахов, и он взлетит. А бармен все еще ждал ответа, сунув руки в карманы светлых джинсов. — Не зна-аю, — будто зачарованный, протянул Чон. — Потусить вместе, в кино сходить. — На это у меня нет времени, — прервал парня Чимин, поднимая руку так, чтобы продемонстрировать циферблат надетых на запястье дешевых часов, стрелки на которых упрямо приближались к одиннадцати. — А через неделю еще и школа начнется. Так что, прости, друг из меня никудышный. — У тебя что, совсем выходных нет? — возмутился Чонгук, срываясь с места, чтобы поспеть за стремительно удаляющимся барменом. — Есть, — безэмоционально ответил парень. — Один в неделю, и он расписан по минутам. — Господи, — Чон в возмущении всплеснул руками, аки кисейная барышня. — Как ты живешь? — Как все, — пожал плечами Чимин. — Ем, пью, дышу. Иногда получается поспать, но недолго. — Ты же подросток. Это золотое время, когда надо гулять с друзьями, ходить в кино и втихаря курить в подворотне, чтобы взрослые не запалили. — В этом смысл твоей жизни? — продолжая довольно быстро топать по освещенной парковой аллее, поинтересовался Чимин, при этом даже не взглянув на собеседника. — Да все подростки так живут! — А вот и нет, — возразил парнишка. — У меня другие цели. — Какие же? — надменно фыркнул Гук, с интересом поглядывая на Чимина. — Выучить сто двадцать пять рецептов кофе? — Тебе это кажется смешным? — произнес Пак, мельком глянув на шагавшего рядом прилипалу. — Мне — нет. И на самом деле рецептов кофе немного больше. А еще я уже придумал несколько своих. Так что да, это одна из моих целей. — Одна? А какие же еще есть? — вопросил Чон, окончательно превращаясь в того Чонгука, которого знали в школе, — высокомерного и нахального. — А еще я обязательно открою самую лучшую кофейню во всей Корее, — гордо вздернув нос, проговорил Чимин, остановившись и посмотрев на замершего Чонгука снизу вверх. — А ты так и будешь курить по подворотням, чтобы не запалили.☕☕☕
Чонгук влетел в класс через минуту после звонка и под осуждающим взглядом профессора Чхвэ занял свое привычное место — последнюю парту возле окна. Отсюда удобнее всего было гипнотизировать стойкого Пак Чимина, который вот уже месяц учился в одном классе с Чоном, но по-прежнему игнорировал его. Не действовали ни стандартные подкаты, ни обещания в преданной, ни к чему не обязывающей дружбе. Чимин вообще не общался ни с кем, кроме преподавателей, а после занятий и факультативов сразу бежал на работу, где колдовал над коктейлями до позднего вечера. Когда парню удавалось делать домашние задания, для всех оставалось тайной, покрытой мраком. Чонгуку же оставалось лишь наблюдать за Чимином со стороны, чем он и занимался в школе и в кафе, куда следовал за Паком по пятам, держась, однако, на приличном расстоянии. Тэхён, Хосок и Намджун тоже наблюдали, но уже за двумя, особенно пристально — за Чонгуком, который отдалился от них: не принимал участия в пятничных тусах, не пил пиво субботними вечерами, хотя они давно уже стали традицией, и даром, что пиво безалкогольное, зато с бутылкой в руках можно было почувствовать себя совсем взрослыми. Однако после того разговора поздним вечером Чонгук и впрямь стал слишком часто задумываться о будущем. Кем бы он хотел стать? В какой сфере развиваться? Еще два месяца назад Гук с уверенностью мог заявить, что обязательно станет айдолом, покорит сцену и завоюет сердца миллионов. Но сейчас эта уверенность заметно подувяла, а место ее заняли растерянность и страх перед будущим, скрытым во мраке. Это в определенной мере раздражало Чона. Хотя и не настолько сильно, как безразличие со стороны Чимина. Чонгук много думал в течение минувшего месяца. Думал о том, в чем кроется причина такого равнодушия. Как будто бы Чимин вообще не воспринимал его как личность. И вот после длительных размышлений Чон сделал вполне конкретные для себя выводы, за которыми последовали такие же конкретные действия. И теперь Гук с нетерпением ждал, какое впечатление эти действия произведут на Чимина. А пока ему оставалось пялиться на белобрысый затылок, прожигая парня взглядом, и гадать, каково на ощупь это белое облако. Едва прозвенел звонок, Чонгук выскочил из школы и помчался вниз по улице под аккурат начавшимся проливным дождем. В итоге до места назначения добралась абсолютно мокрая сущность с прохладными каплями, стекающими по лицу и не только. Но к тому моменту, как Чимин вошел в кафе, аккуратно складывая белый зонт-трость, Гук уже успел слегка подсушить волосы бумажными полотенцами, сменить промокшую до нитки одежду на форменные штаны и футболку, предоставленные хозяином, и встретить бармена сияющей улыбкой. — Ты что здесь делаешь? — прошипел Чимин, скалясь вовсе не по-доброму. — Работаю, — бодро провозгласил Гук и еще шире растянул губы в улыбке. Однако «работаю» было громко сказано. Уже в первый час Чонгук умудрился разбить три чашки, две тарелки, забить сток в мойке и расшибить себе лоб, поскользнувшись на куске недоеденного десерта, который сам же и уронил мимо урны. Четырехчасовая смена превратилась для парня в бесконечный бег между раковиной, посудомоечной машиной, окошком для грязной посуды и стойкой для чистой. И все это в комнатке два на два метра. В итоге взору Чимина предстало жалкое зрелище в виде измотанного в хлам Гука в насквозь промокшей от пота и воды футболке, со спутанными, прилипшими ко лбу волосами и молящим о пощаде взглядом. Парень сидел прямо на полу, привалившись к тумбочке спиной, и едва дышал от усталости. Да и шутка ли — проработать в переполненном кафе несколько часов человеку, прежде тряпки в руках не державшему, за которого даже белье в корзину для грязного складывала прислуга. Чимин вздохнул и покинул комнату, однако уже через несколько минут вернулся с пластиковой коробкой в руках. — Зря дядя взял тебя, — с жалостью в голосе проговорил он, присаживаясь перед Чонгуком на корточки и вытаскивая из аптечки перекись и ватные диски. Отодрав со лба наспех прилепленный Гуком окровавленный пластырь, Пак осторожно промокнул рассеченную кожу, отмачивая запекшуюся кровь, приговаривая: — Сначала надо было проверить, умеешь ли ты пользоваться тряпкой, а потом уже… — Если надеешься, что я обижусь и завтра не выйду на работу, можешь даже не стараться, — устало проговорил Чон, морщась от ноющей боли. — Что бы ты обо мне ни думал, я докажу, что способен не только бесцельно слоняться по клубам и курить в подворотнях. — Уж больно эти слова задели Чонгука за живое, и он до сих пор не мог забыть их. — Считаешь, что работать посудомойкой — великий подвиг? — усмехнулся Пак, закрывая рану пластырем. — Для кого-то, может, и нет, а для меня — подвиг. Если сомневаешься, спроси у моей любимой мамочки. Она вообще в обморок грохнется, если узнает, что я тут горбатился весь вечер. Чимин лишь пренебрежительно хмыкнул и, ничего не ответив, покинул комнату. На следующей день Чонгук спешил на работу уже не так резво — приятного в рабочем процессе оказалось даже меньше, чем денег, которые ему заплатили. Но желание доказать Чимину, что он не пальцем деланный, вновь и вновь толкало его на покорение новых вершин. Точнее, вершина была всего одна — перемыть всю посуду, ничего при этом не разбив. И лишь к концу первой недели она пусть не полностью, но подчинилась. За весь вечер Чонгук не разбил ни единой чашки — впервые за семь дней. Зато Чимин только и делал, что возвращал плохо вымытую посуду обратно. Смотрел при этом практически с ненавистью и постоянно попрекал, что именно из-за Чонгука у него стоит огромная очередь из недовольных посетителей, а сам он вынужден бегать на мойку вместо того, чтобы готовить напитки. Хозяин кафе Пак Джиён, оказавшийся родным дядей Чимина по отцовской линии, лишь молча наблюдал со стороны за враждующими парнями, порой неодобрительно качая головой в сторону племянника и шепча тому, когда Чонгук не слышал: «Он же старается, дай ему время». Друзья Гука тоже с удивлением отмечали рвение Чона. По случаю даже немного придержали свое пари, продлив его действие до окончания семестра. И чем дольше Чимин оставался беспристрастен к чарам Чонгука, тем интересней становилось наблюдать за ситуацией со стороны. Никто из ребят прежде не замечал за Чоном такого постоянства, и все гадали, что именно стало причиной: то ли азарт, то ли неминуемое взросление. И только Пака перманентное присутствие Чона в его жизни не только не радовало, но откровенно раздражало. Он ехидно улыбался на каждый промах Гука и презрительно щурился на его достижения, пусть самые крохотные. Оставаться внешне равнодушным становилось крайне сложно. Не замечать Чонгука было невозможно априори. Тот присутствовал в каждом уголке жизни Чимина: в школе, на работе, на факультативах, где раньше Чона не видели, зато теперь он занимал все свободное пространство собой, своим смехом и широкой искренней улыбкой. К концу октября Пак устал настолько, что раздражение сменилось апатией. Он больше не злился, обнаруживая мутные пятна на стеклянных чашках, и молча оставлял их в окошке. И пусть такое случалось теперь крайне редко, каждое безмолвное явление Чимина причиняло Чонгуку острую боль и злость на себя самого. Неужели он настолько бездарен, что не в состоянии даже несколько чашек вымыть идеально? Чон, которого до встречи с Паком не волновали беспорядок в комнате, неопрятность конспектов да и собственный внешний вид, периодически ловил себя на мысли, что начал беситься от малейшей помарки в тетради. А уж надеть на себя рубашку, предварительно собственноручно не отутюжив ее, и вовсе стало преступлением. Ноябрь дался Чонгуку тяжело. Вместе с нахлынувшей осенней депрессией наступила пора первых зачетов, ознаменовавших скорое приближение окончания школы и выпускных экзаменов. И если еще полгода назад Чон вовсе не волновался о будущем, то теперь не мог уснуть, не вызубрив необходимый материал, пока тот от зубов не отскакивал. Родители, прежде не замечавшие столь усердного рвения ребенка к знаниям, лишь удивленно переглядывались, но молчали, опасаясь сглазить. А Чонгуку тем временем казалось, что он постепенно сходит с ума. Дни сливались в бесконечное непрекращающееся действо, где учеба перетекала в работу, а после снова занимала все его время. Но при этом он даже мысли не допускал о том, чтобы отказаться от места в кафе. Но что удивляло его еще больше — стремление доказать что-то уже не Чимину, а самому себе. Видимо, он просто устал ждать от Пака хотя бы ласкового слова, не говоря уже о чем-то большем. А потому Чонгук едва ли в обморок не рухнул, когда субботним декабрьским вечером Чимин окликнул его на полпути к выходу: — Хочешь кофе? Чон оторопело уставился на робко улыбающегося бармена с чашкой-конусом в руке. — Вау, его величество снежный принц снизошел до меня, — устало проворчал Чонгук, вразвалку подойдя к стойке. — Чем обязан? Чимин виновато закусил нижнюю губу, опустив взгляд, и от этого зрелища сердце Гука совершило тройное сальто. Он-то уже успел позабыть, насколько красив Пак. Слишком долго не позволял себе поднимать на парня взгляд, не желая видеть гнев и презрение, ярко выраженные на чужом лице. И сейчас, когда Чимин внезапно изменил свое отношение к нему, Чонгук злился еще больше. В первую очередь на себя, на собственное тело, за то, что слишком резко реагировало. За то, что все еще отчаянно хочется дотронуться до светлых волос с заметно отросшими темными корнями. За то, что кончики пальцев покалывает от желания ощутить тепло светлой кожи. За то, что губы пересыхают от недостатка воздуха, а под ребрами скручивается тугой узел из нерастраченных эмоций и неудовлетворенных желаний. Чимин одним своим присутствием превратил жизнь Чонгука практически в ад, а теперь вот запросто предлагает выпить чашечку кофе? — Прости, — выдохнул Пак, несмело поднимая на Чона взгляд. — Я, наверное, был несправедлив к тебе. Чонгук прищурился, помотав головой в попытке прогнать наваждение. Что это? Капитуляция? Признание собственных ошибок? Так не бывает! — Неужели? — оскалившись ежиком, прошипел Чон. — С чего вдруг такая резкая перемена? Чимин сглотнул, пытаясь побороть неуверенность и страх. Попытка улыбнуться обернулась крахом, и парень сжался под пытливым, сверлящим до самого нутра взглядом черных глаз. — Если честно, думал, что ты и недели не продержишься, — тихо проговорил он, однако Чонгук словно не понимал, что тем самым Пак признается в своих ошибках. — Прости, что разочаровал, — буркнул Чон и резко развернулся на пятках, собираясь уйти, но голос Чимина заставил его остановиться: — Ice Choco Latte. — Чего? — недоуменно переспросил Гук, обернувшись. — Я понял, какой напиток подходит тебе больше всего, — пояснил Пак и повторил: — Ice choko latte. — Надеюсь, это не что-то обидное? — прищурившись, поинтересовался Чонгук, но все же вернулся к стойке и уселся на один из высоких барных стульев. — У меня дурная привычка, — воодушевился столь откровенной сменой настроения парня Чимин. — Стараюсь каждому человеку подобрать напиток, который бы являлся отражением его. Или дополнением. Чонгук уставился на Пака, пытаясь понять сказанное. Удивление на его лице заставило Чимина смутиться, будто бы эта дурная, по его мнению, привычка делала из него кофейного маньяка. Однако следующие слова Чона немного успокоили бармена: — Вообще-то, я предпочитаю американо. — Нет, — покачал головой Чимин, отчего прядь светлых волос упала на лоб, зацепившись кончиком за ресницы. — Американо тебе совершенно не подходит. — Это почему же? — Слишком крепкий, — ответил Пак и, налив молоко в питчер, принялся взбивать его. Чонгук, словно завороженный, следил за четкими действиями бармена. Рука твердо держала кружку чуть под наклоном, периодически слегка подкручивая ее против часовой стрелки и медленно то приподнимая, то опуская. А губы Чимина постепенно растягивались в улыбке по мере того, как росла молочная пена. Приложив ладонь ко дну питчера, проверяя температуру, Чимин выключил капучинатор, второй рукой поставил чашку-конус, бросил в нее три кубика льда и осторожно по стенке влил взбитое молоко. — Допустим, кофе с молоком понимаю, но лед-то зачем? Сейчас вроде не лето, — Чонгук усмехнулся своим же словам, наблюдая за слаженными действиями Чимина. Тот уже темперировал молотый кофе и вставил рожок в рабочую группу. Отмерил ровно тридцать пять граммов жидкости и аккуратно влил кофе в стакан. Темная жидкость уютно уместилась между тяжелым молоком, окутавшим ледяные кубики, и легкой пеной, оставив на верхушке кляксу. Бросив на поверхность добрую щепотку тертого шоколада, смешанного с корицей, бармен поставил чашку перед Чонгуком и ответил на заданный пару минут назад вопрос: — Ты и так слишком горячий, а лед хоть немного охладит пыл. Слова Чимина огненным шаром пронеслись по внутренностям, заставляя кровь в венах зашипеть, пенясь. Не сводя с парня жгучего взгляда, Чонгук поднес чашку к губам и сделал несколько глотков. Мягкая пена с корично-шоколадным привкусом сменилась кофейной горечью и, наконец, смешалась со сладковатым молоком. — И как? — с нетерпением поинтересовался Чимин, когда в чашке остались лишь не до конца растаявшие кубики льда. Чонгук помолчал несколько секунд для накала обстановки, задумчиво посмотрев вверх, будто раздумывая над ответом, после чего слизнул остатки пены с губ и выдохнул: — Очень вкусно. — Я же говорил, — Пак едва не захлопал в ладоши, однако сжал ими пустую чашку, чтобы отставить ее на поднос с еще несколькими, пока не отнесенными на мойку. — А какой кофе подходит тебе? — заглядевшись на блондина, спросил Чонгук, подперев подбородок рукой. — Капучино с двойным эспрессо и ванилью, — ничуть не смущаясь, ответил бармен, доведенными до автоматизма движениями прочищая кофемашину. — Не с сиропом, а именно с ванилью. Щепотка измельченной или пару капель экстракта. — Для меня это полная абракадабра, — засмеялся Гук. — Как и для меня еще полгода назад, — фыркнул Пак и скрылся в коридоре с подносом, на котором стояли грязные чашки. — Полгода назад? — неверяще переспросил Чонгук, а когда Чимин кивнул, выдохнул: — Невозможно всего за полгода столько выучить. — Ну, вообще-то, большую часть я выучил месяца за три, еще до того как приехал сюда. А потом просто пополнял копилку знаний, — пояснил Пак, снимая фартук и набрасывая куртку прямо на форменную футболку. — А почему именно кофе? — продолжал допытываться Чонгук, когда они, попрощавшись с дядей Чимина, покинули кафе. Пак поежился на ветру и поднял повыше ворот, прячась в него по самый нос. — Давай подвезу тебя, — предложил Гук, заметив это, и, не дожидаясь согласия, схватил парня за рукав, и потащил к припаркованному через дорогу автомобилю. — Так почему кофе? — повторил свой вопрос Чон, когда они уже сидели в пока еще холодном, но постепенно прогревающемся салоне. — Ну в смысле, обычно подростки интересуются танцами или музыкой. — А я и интересовался, — негромко произнес Пак, отворачиваясь к покрытому морозными узорами окну. — Но это было давно, в прошлой жизни. — Это как? — недоуменно переспросил Чон. — Травма? — Можно сказать и так, — согласился Чимин, грустно улыбнувшись. — А где жил раньше? — В Пусане. — А родители? Они… — О, с ними все хорошо, — засмеялся Пак, заметив тень трагичности, отразившуюся на лице Чона. — Я приехал сюда не потому, что с ними что-то случилось или мы поссорились. Просто мне нужно было… Парень осекся на полуслове, ругая себя за излишнюю разговорчивость и неуместную откровенность. Он вообще не понимал, почему вдруг всего несколько минут настолько изменили его мнение о Чонгуке. Или дело вовсе не в чашке шоколадного латте, а в нескольких месяцах, что Чон наполнял собой его, Пака, жизнь? — Нужно было что? — уцепился Гук, не желая упускать возможность узнать Чимина лучше, но тот снова закрылся в своей раковине, словно маленькая устрица, буркнув: — Дяде нужна была помощь в кафе, вот я и приехал.☕☕☕
Следующая неделя промелькнула незаметно. Каждый вечер после закрытия Чонгука ждала заветная чашка шоколадного латте, который он пил неторопливо, наслаждаясь оттенками вкусов. Как оказалось, Чимин любил смешивать разные сорта кофе, подбирая сбалансированный вкус. — Слишком горько, — комментировал Чонгук, и бармен задумывался: — Много колумбии, завтра попробую эфиопию. Тебе должно понравиться. — Кисловатый привкус, — говорил в другой день Чон, и Чимин изрекал: — Мехико — не твоё. Чонгуку нравилось наблюдать, как Чимин тщательно отмеряет пропорции и помечает в наполовину исписанном блокноте, делает порцию эспрессо, задумчиво вдыхает насыщенный аромат и пробует на вкус густой напиток. Они засиживались до тех пор, пока Пак Джиён не начинал намеренно греметь ключами, после чего шли к машине Чонгука. Ехать домой с Чоном вошло у Чимина в привычку, он и не помышлял возвращаться с дядей или топать пешком. Чонгук предпринял еще несколько неудачных попыток расспросить Чимина о его прошлом, но признал поражение и смирился, заглушив природное любопытство. Зато о кофе Пак мог разговаривать часами. Поначалу Чонгук ездил неторопливо, окольными путями, чтобы продлить дорогу, но затем понял, что Паку и самому нравится болтать, а потому они еще какое-то время сидели в теплом автомобильном салоне. Гуку так нравилось больше. У него появлялась возможность наблюдать за Чимином, вместо того чтобы пристально следить за дорогой. А это само по себе было наслаждением. Пак настолько захватывающе говорил о напитках, своих мечтах и будущем, что Чонгук и сам проникался этими мыслями, представлял, как однажды увидит Чимина за блестящей стойкой собственной кофейни, лучшей в Корее. И зрелище это являлось поистине великолепным. А еще Чонгук представлял, как однажды возьмет Чимина за руку, сожмет в своей его маленькую ладошку с коротенькими пальчиками и поймает на себе удивленный взгляд. Приблизится настолько, что почувствует теплое дыхание на своей коже, вдохнет чуть горьковатый аромат, которым пахнет только Чимин. Смесь разных сортов кофе, шоколада, корицы и ванили в особых пропорциях. Это случилось в последний день уходящего года, когда дядя Джиён ушел чуть раньше, доверив ребятам закрыть кафе. — Не спешишь домой? — удивился Чимин, когда Гук попросил его приготовить еще одну порцию кофе, только не шоколадный латте, а капуччино, такой, который Пак делает себе. — Родители все равно уехали на все выходные, — ответил Чонгук, чуть смущаясь. — Ты остался один на праздники? — Можешь скрасить мое одиночество, — с наигранной тоской предложил Чон, однако рассмеялся, заметив смущение Пака. — Меня не бросали, я сам захотел остаться. Люблю, когда дома никого нет. Есть личное пространство, можно насладиться свободой. А такое выдается редко. — А я, напротив, не люблю быть один, — с грустью заметил Чимин, и Гук вновь уловил те самые нотки, которые звучали, когда Пак говорил о прошлом. — Одиночество пугает меня. Чонгук сглотнул, когда его рука сама потянулась вперед и пальцы коснулись запястья Чимина. — Мое предложение в силе, — сам того не ожидая, прошептал парень, неотрывно глядя на Пака. — Не хочешь встретить Новый год со мной? Голос Чона звучал приглушенно, отдавая хрипотцой. Отполированная до блеска стойка мешала, больно впилась в ребра, когда Чонгук подался вперед, пытаясь дотянуться до влажных приоткрытых губ Чимина, а тот вовсе не помогал. Замер не дыша и только шумно сглотнул взбушевавшееся волнение. Ему до безумия хотелось податься вперед всего на несколько сантиметров и коснуться тонких, красиво очерченных губ Чонгука, но впившаяся в хребет металлическая рука прошлого держала прочно, до хруста в позвонках. — Мы празднуем семьей, — глухо выдохнул Чимин, настойчиво выпутав запястье из цепкой хватки чужих пальцев. — Ясно, — отозвался Чон и отвернулся, направившись к выходу, однако напоследок бросил: — Прогрею машину, пока ты закроешь. — Дядя Джиён и тетя Хонхэ будут рады видеть тебя, — в спину Чонгуку выпалил Чимин. — А ты? — не оборачиваясь, спросил Чон, замерев. Чонгук ждал, прислушиваясь к гулкому дыханию за своей спиной, в ритме с которым послышались тихие, почти невесомые шаги. Сердце отчаянно колотилось о ребра в ожидании прикосновения, но даже это не спасло, когда ладошка Чимина коснулась плеча Гука. Парень дернулся, словно от удара током, и развернулся настолько резко, что едва не столкнулся лбом с Паком. — Ты рад будешь видеть меня в своем доме? Чимин не смог ничего ответить. Его словно парализовало. Он продолжал молча стоять, будто кролик перед удавом. И даже когда губы Чонгука слегка коснулись его губ, Пак не отшатнулся, хотя здравый смысл истерично орал внутри него, что надо бежать как можно дальше. Даже тогда Чимин продолжал неподвижно стоять и, прикрыв глаза, наслаждаться легким прикосновением. Губы Чонгука оказались мягкими и теплыми, они не требовали, просили. Ладонь Гука скользнула по шее, зарываясь в волосы на затылке, и Чимин едва не заурчал довольным котенком, придвинулся ближе и ответил на поцелуй, робко, несмело, будто боялся впустить его в себя. — Так что, хочешь видеть меня в своем доме? — тяжело дыша, повторил свой вопрос Чонгук, и Чимин кивнул, выдохнув едва слышно: «Да». С того дня прошло почти две недели, а Чон так больше и не пытался поцеловать Чимина. Они просто делали вид, что ничего не произошло. Праздничные дни выдались более чем насыщенными: все свободное время парни проводили на работе, кафе было переполнено с самого открытия и до позднего вечера. Сил хватало только на то, чтобы доползти до кровати, а потому ни один из парней не вспоминал о случившемся в канун Нового года. Дядя Джиён, видя изнуренное состояние ребят, просто закрыл кафе на неделю под видом необходимости дезинфекции. Хотя никто и не был против. Парни лишь вздохнули с облегчением, обрадовавшись, что перед началом занятий смогут хоть немного отдохнуть. Чонгук спал почти сутки, выползая из кровати исключительно на «попить водички», и снова падал лицом в подушку, мгновенно отрубаясь. Родители все еще не вернулись, решив после поездки к родственникам устроить себе небольшое романтическое путешествие в Японию, куда мама мечтала поехать уже несколько лет. Отец удачно разобрался со всеми делами еще в старом году, а потому согласился на эту авантюру. Чонгука оставили одного безо всяких опасений. Во-первых, в доме все еще оставались горничная, повар и экономка. Во-вторых, по мнению отца, в девятнадцать человек уже вполне готов к самостоятельной жизни. Да и Чонгуку удалось убедить их, что глупостями он заниматься не намерен, у него на это просто нет времени. А учитывая, что в последнее время Гук с особым рвением взялся за учебу, еще и работать устроился, родители вняли его уверениям и со спокойной душой покинули Сеул на ближайшие две недели. К вечеру второго выходного дня Чон открыл глаза и с удовольствием осознал, что наконец выспался. И хоть в голове еще немного шумело, чувствовал он себя прекрасно, к тому же ощущал, что достаточно силен для новых свершений. Под «новыми свершениями», конечно же, подразумевалась подготовка к предстоящим зачетам и экзаменам, однако это Гук решительно оставил на завтра, а пока что собирался вкусно покушать и выбраться на свежий воздух. Он уже взялся за телефон, намереваясь связаться с Хоби или Тэхёном, как в дверь позвонили. Спешить Чонгук не стал, зная, что аджумма Они откроет позднему гостю, но все же любопытство взяло свое. Натянув джинсы и набросив рубашку, Гук спустился вниз, застегнув на ходу несколько пуговиц. — Подождите здесь, а я сообщу о вашем визите, — донесся чопорный голос экономки, проработавшей в семье Чон уже почти десять лет, но даже несмотря на это она обращалась ко всем ее членам одинаково уважительно, даже к сорванцу Гуку. — Ох, господин Чонгук, — начала было женщина, но Гук жестом остановил ее. — Спасибо, аджумма, — кивнул он и с интересом заглянул в просторную гостиную, посреди которой, удивленно рассматривая роскошную обстановку, переминался с ноги на ногу Чимин. — Вот уж кого не ожидал тут увидеть, — приветливо проговорил Чонгук, справившись с волнением. Теперь, когда организм получил необходимую передышку, он вновь обрел возможность чувствовать и испытывать эмоции. — Привет, — на губах Чимина застыла смущенная улыбка, а щеки покрылись румянцем, который лишь частично был вызван пребыванием на морозном воздухе. — Уже поздно, как ты добрался? — взволнованно поинтересовался Чонгук, понимая, что в их отдаленный район в такое время автобусы уже не ходят. — Вызвал такси, — пожал плечами Чимин. — Мог бы позвонить, я бы приехал за тобой, а то так и до разорения недолго, — попытался пошутить Гук, только вышло коряво. На несколько минут между парнями повисло неловкое молчание, которое никто из них не решался нарушить — просто не находилось подходящих тем. На помощь пришла все та же экономка, поинтересовавшись: — Может, проявите тактичность, господин Чон, и предложите вашему гостю чашечку чая? Посмотрите, молодой человек совсем продрог. — Женщина укоризненно глянула на хозяина, после чего обратилась к ошалевшему Чимину: — Пойдемте, я заварю свой фирменный травяной чай, и вы мгновенно согреетесь. — Она так просто не отстанет, — усмехнулся Чонгук, видя замешательство Пака, и жестом велел ему следовать за экономкой, которая временно растеряла свою напускную чопорность и превратилась в наседку, кудахчущую над своими цыплятами. Спустя две чашки ароматного чая с медом и пары десятков историй из детства Чонгука парням наконец-то удалось сбежать от неугомонной аджуммы наверх, в комнату Чона. — Покурим? — предложил Гук, выходя на балкон. — Не курю, — буркнул Чимин, но все же вышел следом, поежившись от холода, мгновенно пробравшегося под рубашку. — Что, совсем ни разу? — недоверчиво поинтересовался Чон, закуривая. — И даже никогда не хотелось поиграть в плохого мальчика? — Ну почему же, — возразил Пак, внезапно с вызовом поглядев на Чонгука. — Хотелось. Откуда вдруг в Чимине взялась тонна смелости и полтонны наглости, даже сам он не в состоянии был объяснить. Рука сама направилась, и пальцы вцепились в запястье Чона, притянув, а губы обхватили фильтр, который всего несколько секунд назад побывал во рту Чонгука. Такого возбуждающего зрелища Гук не видел, наверное, ни разу в своей довольно насыщенной жизни. Облизав вмиг пересохшие губы, он не сводил жадного взгляда с Чимина, вдыхавшего терпкий дым. А стоило парню приоткрыть рот, чтобы выпустить его, как Чонгук накрыл его своим, втягивая горьковатый дым. Недокуренная сигарета полетела вниз, расплескав искры, тут же потонувшие в пушистом снегу, а руки Чонгука уже забрались под рубашку Чимина, пока его губы пробовали на вкус чужие с налетом меда и табака. В этот раз Пак не сдерживался, не стоял истуканом как в тот, первый их поцелуй. Зарывшись пальцами в черную гриву Чонгука, он сжал его волосы у корней, слега оттягивая, и простонал, когда язык Чона нагло прорвался в его рот. Подхватив Чимина, Чонгук легко поднял его и усадил на широкий парапет, устроившись между широко разведенными коленями. С жадностью измученного жаждой и голодом путника Чон терзал пухлые губы своими, проходился языком по нёбу, сталкивался с чужим, робким язычком, который отступал, но вынужденно сдавался на милость победителя. Стиснув ладонями ягодицы парня, Чонгук притянул Чимина к себе, вжимаясь бедрами и потираясь болезненным стояком сквозь грубую ткань джинсов. Где-то вдалеке залаяла собака, прозвучал автомобильный клаксон, завыла сигнализация. Но парни словно отделились от внешнего мира собственным наслаждением, будто плотной ширмой, даже не помышляя, что кто-то может увидеть их. И лишь когда заскрежетали, поднимаясь, роллеты гаража, Чонгук оторвался от Чимина и, схватив его за руку, втащил в комнату. Здесь, в тусклом свете потайных ламп, спрятанных за причудливыми формами многоуровневых стен, Гук впервые увидел настоящего Чимина, без масок и прикрас, без напускного равнодушия в глазах, возбужденного, с пылающими щеками и покрасневшими, чуть припухшими, блестящими от слюны губами. И зрелище это оказалось даже лучше, чем в его мокрых снах. Чонгук втянул носом воздух, наслаждаясь цветочным с терпковатым оттенком ароматом, отметив с сожалением, что сегодня от Чимина вовсе не пахнет кофе. Но это лишь подкрепило уверенность Гука в том, что перед ним стоит совершенно другой человек, не тот, кто готовил ему кофе и смущенно отводил взгляд, не тот, кто держался на расстоянии вытянутой руки, не тот, кто избегал любого, даже самого малого физического контакта. Этот Чимин хотел целоваться и подставляться под ласки, упрямо смотрел в глаза Чонгуку, тяжело дышал через приоткрытые губы и молчаливо требовал продолжения. Чон протянул руку и ловко расстегнул две верхние пуговицы рубашки, пристально наблюдая за реакцией Чимина. Тот, казалось, не дышал, задержав воздух в легких, будто боялся спугнуть интимность мгновения. Зато когда Гук сдвинул ткань, обнажая ключицу, и прикоснулся влажными после поцелуя губами к теплой коже, Пак вцепился пальцами в рубашку Чона на талии в поисках опоры. Колени его едва не подогнулись, задрожав, а удары сердца гулко отдавались во всем теле, пронизанном электрическими разрядами. Чимин с готовностью принимал прикосновения губ и языка, дыша прерывисто, выпуская воздух через приоткрытые губы, и прижимался бедрами к чужим, крепким, мощным. Ладонь его несмело скользнула под рубашку Чона, задержавшись на талии, прошлась по ребрам вверх и вновь спустилась теперь уже по плоскому животу, замерев у пояса джинсов. Рубашка Чимина отлетела в сторону, опустившись на светло-серое ковровое покрытие бесформенным пятном. Туда же приземлилась рубашка Чонгука. Подтолкнув парня к кровати, Гук уложил его на мягкий матрас и сам опустился рядом, не разрывая зрительного контакта. Глаза обоих горели желанием, в них плескалось вожделение, замешанное на восхищении. Они вдруг посмотрели друг на друга совершенно по-иному, словно в первый раз встретились. Чонгуку хотелось кричать от восторга переживаемых им ощущений, но из горла вырвался лишь чуть слышный стон, когда Чимин, приподнявшись, поцеловал влажную кожу на шее, а пальцы парня проворно расстегнули ремень и застежку на джинсах и юркнули в тесное пространство, притрагиваясь к возбужденной плоти. Чон выругался, откинувшись на спину. Бедра его дернулись, когда чужая ладонь обхватила член, плавно двигаясь вниз и так же неторопливо поднимаясь вверх. Чонгук сам приспустил джинсы вместе с бельем, высвобождая стояк и тем самым предоставляя свободу действий Чимину, который жадно вылизывал солоноватую на вкус шею, прикусывал кожу, втягивал между зубами, оставляя тёмные отметины. Рука Пака уже набирала темп, надрачивая подрагивающий член Гука. Хватило всего нескольких минут, чтобы Чонгук стремительно приблизился к черте, но желание продлить удовольствие заставило парня вцепиться в руку Чимина, останавливая. Ладонь Гука накрыла чужую, с силой сжимая, мешая двигаться. — Подожди, — прошипел Чон хрипло. — Что? — Чимин, приподнявшись, непонимающе уставился на Гука. — Слишком быстро. — Прости, — виновато выдохнул Пак, приняв слова Чонгука на свой счет, но тот помотал головой. — Ты все классно делаешь, — похвалил Чон, кривовато улыбнувшись. — Это я не хочу слишком быстро кончить, — пояснил он и чуть ослабил хватку на чужой руке, позволяя ладони Чимина вновь прийти в движение. На этот раз Пак действовал неторопливо, сменяя ритм с лениво-тягучего на стремительно-рваный, и тогда Чон подмахивал бедрами в погоне за острыми ощущениями, пронизывавшими все тело. В паху горело огнем, в животе все туже скручивалась пружина, норовя разорвать внутренности изнутри. — Стой! — простонал Чонгук, и Чимин послушно замер, выпуская горячий член из ладони и слегка поглаживая ствол подушечками пальцев. — Я хочу, чтобы мы сделали это вместе, — проговорил Гук, сев на колени. Быстро расстегнул джинсы Пака, помогая парню спустить их, а когда Чимин отзеркалил его же позу, притянул того за шею, жадно целуя пухлые губы. Обхватив ладонью член Чимина, аккуратный, с идеальной формы головкой и сеточкой налитых вен, Гук перехватил вырвавшийся из горла парня полувздох-полустон и сам зашипел в ответ, когда Пак повторил его движение, тут же подстроившись под ускорившийся темп. От подступавшего оргазма Чон потерял голову, прикусив нижнюю губу Чимина сильно, до крови, но даже металлический привкус на языке не заставил его прервать поцелуй. Свободной рукой, Гук вцепился в блондинистые волосы, прижимая голову Пака до невозможности близко, и глухо зарычал, почувствовав, как вязкая жидкость стекает по пальцам. Лишь спустя пару минут пальцы ослабили хватку, и Чонгук позволил Чимину сначала отодвинуться, а после упасть спиной на матрас. Чон опустился рядом, с трудом восстанавливая сбившееся дыхание. С глупой улыбкой на лице он пялился в белоснежный потолок с черными точками встроенных светильников, складывающихся в причудливые созвездия.☕☕☕
Открыв глаза, Чонгук первым делом повернул голову туда, где прошлым вечером лежал Чимин, но подернутый пеленой сна взгляд наткнулся на смятую подушку. — Ушел, — хрипло прошептал Чон, испытывая странную смесь ощущений. Когда он засыпал, утомленный бурей эмоций и несколькими оргазмами (на одном парни не остановились, хотя и дальше взаимной дрочки дело не зашло), внутри отчаянно боролись желание обнаружить рядом заспанного, растрепанного Чимина и страх проснуться с ним в одной постели. Причем страх явно пересиливал желание. У Чонгука ни разу не было настолько серьезных отношений, чтобы проводить вместе ночь. Как бы поздно (или рано) не заканчивался секс, Чон неизменно отправлялся домой, отказываясь оставаться у пассии до утра. Он считал, что совместный сон - явление настолько интимное, что его можно разделить лишь с тем, кто «в горе и в радости, в болезни и в здравии», а такого Гук еще ни к кому не испытывал. Но с Чимином все было по-другому, не как с остальными. Его хотелось изучать, пробираться под кожу, пробовать на вкус, рассматривать до мельчайших подробностей. Особенно теперь, когда Чонгук увидел, каким тот может быть: искренним, открытым, распахнутым, как настежь открытая дверь. Чон, не раздумывая, принял это приглашение и намеревался задержаться подольше. Потому затолкал свой страх поглубже, дабы его не было ни видно, ни слышно, и, прижав Чимина спиной к своей груди, зарылся носом в волосы на затылке. Однако сейчас, при свете дня, все виделось несколько иначе. Исчезло волшебство ночи с тусклыми светильниками на многоуровневых стенах, лаем собак и воем сигнализации где-то вдалеке, и вновь отвоевала свое законное место приземленная обыденность со своими правилами и законами. Вздохнув с облегчением, Чонгук направился в душ, где наслаждался теплыми струями воды, весело напевая. Так же весело напевая, он спустился вниз и замер как вкопанный, наткнувшись взглядом на белобрысую макушку, мелькавшую вокруг аджуммы Они. — Если добавить в тесто немного молока, то панкейки получатся более воздушными, — сообщил Пак, гордо вздернув нос. — Только добавлять его надо понемногу и в самом конце, когда тесто уже почти готово, иначе оно расслоится и… Чонгук нарочито громко откашлялся, надеясь привлечь внимание к своей сонной персоне, вот только это не возымело ожидаемого действия. Чимин и аджумма Они продолжали колдовать над тестом. — Главное — хорошо разогреть сковороду, — ставя посудину на конфорку и включая плиту, поведал Чимин. — И в самом начале добавить немножечко масла, а дальше жарить на сухой сковороде. — Откуда ты все это знаешь? — удивленно поинтересовалась женщина, поглядывая на парня. — Любил готовить с мамой, — пожав плечами, ответил тот, и прозвучало это настолько обыденно, будто самой нормальной в мире вещью для молодого парня было умение готовить панкейки. — А почему переехал к дяде? — спросила аджумма Они. Чонгук вытянулся струной, превратившись в одно большое ухо, не желая пропустить ни слова из ответа Чимина, которого не последовало ни через минуту, ни через две. Вместо этого парень налил немного теста на сковороду. — Видите, если поверхность хорошо разогрета, тесто запекается по краям и не растекается. В итоге получается вот такой аккуратный небольшой панкейк. — Я вам не мешаю? — с плохо скрываемым раздражением проворчал Чонгук, доставая из холодильника молоко и делая несколько глотков прямо из пакета. — Доброе утро, господин Чон, — сухо поприветствовала его экономка, почуяв, что настроение у хозяина далеко не радостное. — Завтрак будет готов через пятнадцать минут. — Я не голоден, — в том же тоне ответил Гук, с громким стуком опустив пакет с молоком на стол, и направился к лестнице, даже не взглянув на растерянно моргавшего глазенками Чимина. Чонгук даже не понял, что разозлило его больше: то, что Чимин посмел бросить его в постели одного после довольно интимной ночи, или же то, что экономка разговаривала с Паком с такой теплотой, с которой никогда не обращалась к нему. Однако то, что он злился, отрицать парень даже не собирался. Созвонившись с Хосоком, он оделся и покинул дом, незаметно выскользнув через заднюю дверь. Но прежде Гук задержался на несколько минут, прислушиваясь к негромкому разговору Чимина и Они, однако, не разобрав ни слова из полушепота, ушел. Хоби встретил друга пламенными объятиями и миллионом вопросов на квадратный метр своей комнаты, не получив ни на один хотя бы минимально внятного ответа. Вскоре подтянулись Тэхён и Намджун, и вместе с ними Чонгук окунулся в некогда привычную для себя атмосферу беззаботности и разгула, затянувшуюся на два следующих дня. Явившись домой накануне начала занятий, Чонгук завалился в кровать и вырубился на ближайшие двенадцать часов. С того дня все разладилось. Дела в школе шли наперекосяк, начиная с трех заваленных зачетов и заканчивая полным провалом на пробных тестах, где Чонгуку не удалось набрать даже минимальное количество баллов. На работе все складывалось еще хуже. За неделю Гук успел поссориться практически со всем персоналом, включая Чимина, на которого наорал на пустом месте. В итоге дяде Джиёну не оставалось ничего иного, кроме как попросить Чонгука уволиться. Сделал он это в крайне корректной форме, зато реакция Чона оказалась непредсказуемой. Напоследок Чонгук с яростью перевернул поднос с чашками и стаканами и послал всех к чертовой матери. Потом, когда он задавался вопросом, какой бес в него вселился, единственное, что пришло ему на ум — Чимин: красивый и вновь ледяной и неприступный, словно айсберг посреди океана, до которого если и получится добраться, то уже не выживешь. В последние дни Пак умело игнорировал Чонгука, не предлагал ему кофе после окончания смены и старался сбежать до того, как Чон домоет посуду и приберется. В школе все происходило так же: при любой попытке Чонгука заговорить, Пак ретировался, ссылаясь на срочные дела, и растворялся в толпе. А после увольнения Гука из кафе и вовсе будто не замечал его. Чон бесился, выворачивался наизнанку, пытаясь наладить контакт, однако их общение оставалось на уровне «зеро». К концу января Чонгук вымотался эмоционально и физически. Он перестал нормально спать, забываясь тревожной дремотой всего на пару часов за ночь, а потом до самого утра лежал, уставившись в потолок. Апогеем накала страстей стал день, когда Чонгук, выйдя из здания школы в сопровождении Намджуна, наткнулся на Чимина в компании высокого брюнета, который явно имел какие-то виды на Пака, судя по тому, как призывно улыбался ему, облизывая жадным взглядом, приобнимал за плечи и негромко говорил нечто такое, от чего у парнишки краснели кончики ушей. — Что за хрен? — буркнул Чонгук, кивнув в сторону милующейся на парковке парочки. — Понятия не имею, — растерянно ответил Джун. — Но, если хочешь, могу попробовать навести справки. — На хрен справки, — выпалил Гук и размашистым шагом направился в сторону улыбавшегося собеседнику Чимина. — Чонгук, стой! — попытался остановить его Намджун, однако Чон уже несся на всех парах с видом агрессивного локомотива. — Весело тебе? — рявкнул он, дернув Чимина за руку, тем самым заставляя его повернуться. — Эй, убери от него руки! — воскликнул брюнет, внезапно из очаровательного парня превратившись в разгневанного ангела мщения. — Не лезь! — отгавкнулся Чонгук, едва не лязгая зубами, и вновь посмотрел на Чимина почерневшим взглядом: — Какого хрена происходит? Ты меня вообще не замечаешь, а с этим чуть ли не сосешься у всех на глазах. — Эй, следи за языком, — вспыхнул брюнет, дергая Гука за руку в попытке оторвать его от Пака. Ответка прилетела внезапно. Чон развернулся, и кулак его с глухим стуком врезался в челюсть брюнета. — Прекрати! — завопил Чимин, со злостью отталкивая Чонгука от своего знакомого и опускаясь рядом с ним, сидевшим на асфальте и ошарашенно глядевшим на Гука. — Сокджин, ты в порядке? — Чонгук, идем отсюда, — прошипел Намджун, укоряя себя за то, что не предвидел такого развития событий и допустил позорное избиение. — Да уж, — выдохнул Гук, глядя на парней сверху вниз. — Похоже, от меня уже получили все, что хотели, переступили и пошли дальше. — Что за бред ты несешь? — вскочив на ноги, возмутился Чимин. — Гук, идем, — продолжал настаивать Намджун, раздумывая, а не заткнуть ли Чону рот, пока тот не наговорил гадостей, о которых обязательно пожалеет потом. Слишком долго раздумывал, потому что Чонгук уже выпалил: — Что, Чимин-и, я оказался недостаточно хорош для тебя? Дрочка тебя не удовлетворила? Надо было оттрахать тебя как следует? — Заткнись, придурок, — уже в полный голос пробасил Намджун, видя, как глаза Пака наполняются слезами от обиды. — Прости, Чимин, он не в себе. — Я вижу, — сипло выдавил Пак и, развернувшись, пошел прочь. Его знакомый, которого Чимин назвал Сокджином, поднялся с земли и побежал следом, выругавшись напоследок на Чонгука. — Идиот, — прошипел Джун, утаскивая Гука к машине, припаркованной чуть дальше. — Ты хоть понимаешь, что натворил? Это конец. После такого он знать тебя не захочет. — Ну и пошел он куда подальше! — во все горло проорал Чон, надеясь, что Чимин услышит его. Заставшие лишь концовку сцены Хосок и Тэхён подбежали к парням, наперебой расспрашивая о случившемся. Ни Чонгук, ни Намджун не могли толком объяснить, что же произошло на самом деле. Таким взбешенным Чона никогда не видели. Все выходные друзья пытались отвлечь Гука пьянкой и походами в клубы, вот только ничего не действовало. Чонгук будто впал в прострацию. Напился до чертиков, пару часов после этого проведя в обнимку с унитазом, но в себя так и не пришел. Утро понедельника встретило Чона проливным дождем и ужасной головной болью, от которой не спасли ни три таблетки аспирина, ни пол-литра кофе. Чонгук ехал в школу с твердым намерением выловить Чимина, затолкать в какой-нибудь темный угол и все же попытаться спокойно поговорить. В первую очередь, Гук собирался извиниться за свои слова, потом рассказать о том, что испытывал в тот момент: о гневе и злости, вызванных банальной ревностью, и напоследок поцеловать, жадно и тягуче, как в ту ночь, которую парни провели вместе. Но Чимин не появился в кабинете ни на первом уроке, ни на втором, ни на пятом. С трудом дождавшись конца занятий, Гук первым делом направился в кафе, но там Пака не обнаружил. Дядю Джиёна тоже не нашел, новый бармен сообщил, что хозяина не было с самого утра и до вечера не предвидится. Простояв у дома несколько часов, но так и не дождавшись ни Чимина, ни его родственников, Чонгук нехотя покинул свой пост, а наутро первым делом направился в кафе. На этот раз Пак Джиён оказался на месте, однако, завидев Гука, переменился в лице, натянув маску безразличия. — Что вам нужно, молодой человек? — Простите, Джиён-ши, я наговорил вам много нехорошего в нашу последнюю встречу. — Ты сам должен простить себя, мне это не нужно, — философски изрек мужчина, поправляя ворот на поварском кителе. — Да, конечно, я понимаю, — проблеял Чонгук. — Я уже несколько дней не могу найти Чимина, а мне очень нужно с ним поговорить. — Мне очень жаль, молодой человек, — все так же строго-безразлично проговорил Джиён. — Чимин уехал из города. — Надолго? — предчувствуя беду, спросил Гук, стискивая ладони в кулаки. — Боюсь, навсегда, — уже с нескрываемым укором в голосе проговорил мужчина и всем своим видом дал понять, что не намерен более общаться с человеком, который обидел его племянника. Покинув кафе, Чонгук бродил по улицам не разбирая дороги, пока не наткнулся на любимый некогда бар, где напился до такого состояния, что бармену пришлось звонить кому-то из знакомых, чтобы его забрали. Этими знакомыми ожидаемо оказались Намджун, Тэхён и Хосок. До самого утра они выслушивали пьяные завывания Чонгука, его сожаления по поводу того, какой он мудак, а еще о том, как сильно Гук влюбился в Чимина, но понял это только сейчас. Парни лишь переглядывались между собой, понимая, что все они проиграли пари, заключенное несколько месяцев назад.☕☕☕
Чонгук покинул здание, напоминавшее муравейник, чтобы тут же влиться в людской поток спешивших поскорее оказаться в уютных объятиях своих жилищ, поприветствовать родных и прочувствовать своей самой крохотной частичкой наступление выходных. По пятницам ситуация на дорогах становилась еще хуже, чем в полдень будничного дня, — машины двигались настолько медленно, что, казалось, стояли на месте. И только если задержать взгляд чуть подольше, можно было заметить слабую динамику. Не сбавляя шаг, Чонгук бросил беглый взгляд на часы, поблескивавшие серебряным циферблатом, и продолжил свой путь, периодически сверяясь с навигатором. Когда Намджун позвонил ему два дня назад и сообщил, что вместе с Тэхёном и Хоби они договорились о встрече в Сеуле, Чонгук и расстроился, и обрадовался одновременно. Расстроился, потому что до встречи оставалось слишком много времени. Обрадовался, поскольку не видел друзей почти три года. В последний раз они встречались после окончания первого курса. Но Хоби так и не появился. Из-за ухудшившихся погодных условий не смог покинуть Токио. Поэтому он участвовал в посиделках в виде конференции. Картинка постоянно зависала, и тогда Хосок замирал, корча причудливые рожицы подвыпившим друзьям, но парни и этому радовались как дети. Разлука длиной в целый год далась им тяжело, хотя ни один из них и не помышлял, что в состоянии тосковать настолько сильно. Чонгук отчетливо помнил тот вечер, хоть и выпил изрядно. Однако мгновенно протрезвел, когда Намджун позвал его покурить на террасу бара и выпалил: — Я на днях встретил Сокджина. — Кого? — недоуменно переспросил Гук. — Ну, — замялся Джун, не зная, как бы помягче выдать добытую информацию. — Тот парень, с которым был Чимин. — Намджун снова замолчал, пристально отслеживая смену эмоций на лице друга. — Ты еще дал ему в морду, — выдавил парень. — Ага, вспомнил, — безразлично пробормотал Чон, хотя внутренности будто свело судорогой при одном лишь имени того, о ком Чонгук пытался забыть вот уже больше года, но ему так и не удалось сделать это. — Представляешь, мы учимся в одном универе, еще и на одном факультете, — сообщил Намджун. — Только он на два курса старше. — Да мне как-то все равно, — проворчал Чонгук, поджигая новую сигарету от той, которую только что выкурил. Намджун прекрасно расслышал ответ Гука, однако не поверил ему ни на секунду. Слишком хорошо он знал друга и понимал, что безразличию его грош цена в базарный день. По ходившим на скулах желвакам и плотно сжатым в кулак пальцам свободной руки он видел, что там, в грудине, отчаянно колотилось сердце, норовя проломить ребра и выскочить наружу. — Мы случайно столкнулись в кафетерии, — продолжал Намджун, не обратив внимания на слова Чона. — Прикинь, я даже не узнал его сначала. Он сам подсел за мой столик и заговорил. Я тогда еще не сразу понял, что этот красавчик обращается ко мне, — Намджун хохотнул, вспомнив тот день несколько месяцев назад. — Ты же знаешь, как я отношусь к собственной внешности. Мне было бы гораздо проще стать невидимкой, чем пройтись рядом с ним по кампусу, но ему каким-то образом удалось уговорить меня прогуляться. — Слушай, Джун, — оборвал откровенный монолог Чонгук. — Если ты думаешь, что мне офигеть как нравится слушать все это, то ошибаешься. Чимин променял меня на этого хрена с горы, а ты тут распинаешься… — У тебя просто охренеть какая привычка не дослушивать до конца и делать собственные выводы, — злобно прошипел Намджун, а когда Гук уставился на него обалдевшим взглядом (так Джун разговаривал с ним впервые), продолжил: — Ни на кого тебя не меняли. Сокджин, вообще-то, брат Чимина по отцу. Год назад он как раз вернулся со стажировки в Штатах и сразу же поехал навестить Чима, а ты как раз застукал их за радостными обнимашками и неверно все истолковал. — То есть как брат? — уставившись на друга обалдевшим взглядом, выдохнул Гук, выпуская клубы пара изо рта. — Вот так, брат, — подтвердил Намджун, несколько раз кивнув. — Сын отца от первого брака. Мама его умерла, когда Сокджину было лет семь, и мама Чимина заменила ему родную. — Почему же Чимин мне ничего не сказал? — уже с язвительными нотами в голосе произнес Чон. — А ты хотя бы попробовал его выслушать? Нет, ты бросился на разборки, аки гладиатор хренов. Чонгук слушал во все уши, тщательно переваривая полученную информацию, и с каждой минутой все больше корил себя за глупость и взрывной характер. И да, соглашался с Намджуном — он часто делал выводы, прежде чем успевал подумать над ситуацией, и не только в отношении Чимина, но и по жизни в целом. После того разговора Чонгук попытался найти Чимина. Обивал пороги кафе и дома его родственников, даже наведался в Пусан и встретился с Сокджином. Разговор обоим дался нелегко. Да и вообще Джин поначалу отказывался идти на контакт, все еще злой на необдуманные действия Чонгука, заставившие брата снова броситься в бега, даже до конца не прийдя в чувство после первого потрясения. Однако Намджун убедил Джина встретиться с Гуком и рассказать то, чем поделился с ним. Именно тогда Чон узнал, что Джун встречается с братом Чимина. Чуть ли не с первой их встречи. Он, конечно, поворчал для проформы, но в душе искренне порадовался, заметив, что Намджун наконец-то обрел покой после нескольких неудачных отношений. Впустив Чонгука в небольшую квартирку, которую они на двоих снимали с Сокджином, Нам указал на бар, сообщив, что позаботился о его наполнении, и оставил двоих парней для долгого разговора. Только после второй бутылки соджу у Джина развязался язык, и он поведал историю Чимина. Как тот влюбился в одноклассника, переехавшего в Пусан и тут же завоевавшего негласное звание короля школы. Да и было с чего. Тэмин был высок, красив, в меру накачан, с телом и лицом супермодели. От такого в обморок падали представители обоих полов. Чимин не стал исключением. Хотя долго скрывал свои чувства, считая себя недостаточно красивым, недостаточно популярным, недостаточно все. Он всегда являлся серой мышкой, ныкавшейся по углам, дабы не привлекать к себе излишнее внимание. Так бы Пак и оставался незамеченным Тэмином, если бы тот случайно не забрел в танцевальный зал, где Чимин проводил практически все свободное время. Зал был именно тем местом, где Пак не просто существовал, а жил на двести процентов. Там он дышал полной грудью, сходил с ума, испытывал настоящие эмоции: радость, грусть, злость, любовь и ненависть. И там Чимин встретился лицом к лицу со своей первой любовью, которая, как водится, разбивает сердца и крушит хрупкие чувства, перемалывая их в своих беспощадных жерновах. Сокджина тогда не было в стране. Он участвовал в программе обмена студентами и одновременно проходил практику в одной из небольших газет в Нью-Йорке, а потому просто не имел возможности защитить Чимина. Джин пытался предостеречь его, когда Чим в ярких красках описывал зарождающиеся отношения между ним и новеньким, чувствовал надвигающуюся беду, но каждое его слово пролетало мимо ушей брата, а если и нет, то оказывало вовсе не то воздействие, на которое Сокджин рассчитывал. Чимин злился, обиженно фыркал и возмущенно спорил. В итоге Джину не оставалось ничего, кроме как молча наблюдать за разворачивающимися событиями. Все произошло в середине семестра, за несколько дней до весеннего бала, на котором Чимин должен был выступать с номером наряду еще с несколькими школьниками. Тэмин пришел в танцевальный класс поздним вечером, застав уже измотанного тренировкой Чимина одного в большом зале с зеркальными стенами. Тот снова и снова повторял связку, которая никак не получалась. Падал, поднимался, вновь танцевал отрывок и опять падал. Чимин даже не сразу услышал тихие шаги за спиной и тяжелое дыхание. Вздрогнул, когда за спиной прозвучал хриплый голос: «Станцуй для меня, Чимин-и». Пак начал двигаться, однако Тэмин сменил динамичную музыку на чувственный R&B и, подойдя, потянул вверх край промокшей от пота футболки. «Станцуй так, чтобы я захотел заняться с тобой любовью», — прошептал Тэмин и поцеловал Чима, тягуче и жарко. Отстранился так же внезапно и уселся на пол в ожидании. Чимин, словно завороженный, начал двигаться, плавно изгибаясь, соблазняя. И настолько ушел в себя, что не заметил включенной в телефоне камеры. А она заметила все, запечатлела каждую секунду эротического танца, во время которого на Чимине не осталось одежды. И даже после, когда Тэмин разложил танцора прямо на отполированном до блеска полу и воспользовался его чувствами, при этом поглядывая в камеру с дьявольской ухмылкой. На весеннем балу Чимин так и не станцевал. Он вообще больше не вернулся в ту школу, закончив год на домашнем обучении. Из дома без родителей не выходил, опасаясь издевательских смешков и пошлых фраз в спину. Тогда-то Пак и заинтересовался кофейным делом, испытывая острую потребность укутаться с головой во что-то совершенно новое. После того рокового вечера с танцами было покончено. К концу повествования Чонгук чувствовал, что задыхается. В груди сжималась стальная лапа, сгребая в бесформенную кучу внутренности и эмоции. Хотелось кричать. Хотелось отыскать обидчика и разорвать его в клочья. Но еще больше хотелось найти Чимина, однако это оказалось самым сложным, практически невыполнимым. — Он уехал, Чонгук, — устало выдохнул Сокджин напоследок. — Уехал из Кореи. — Куда? — В Штаты, но куда именно, я не знаю. — Джин ссутулился. — Он изначально не хотел говорить, а теперь, когда узнал, что мы с Намджуном вместе… — парень запнулся. — В общем, сам понимаешь. Боится, что ты узнаешь. — Но он же как-то связывается с тобой? По интернету, по телефону? — Сам звонит, когда считает нужным. И мы никогда не разговариваем подолгу. Всего несколько минут. Чонгук обреченно выдохнул, осознавая, что потерял человека, к которому с первой встречи потянулось сердце. Потерял по собственной глупости и небрежности. И не в силах ничего изменить. Конечно, он заочно следил за Чимином. Узнавал через Джуна, чем Пак занимается, как живет. Парень окончил курсы баристы и работал в каком-то баре, совершенствуя скиллы. Несколько месяцев назад Чонгук случайно увидел фотографию Чимина в соцсетях. Одна из групп кофеманов обсуждала очередное событие — какой-то значительный конкурс, где главным призом являлась довольно крупная сумма. Пак стал победителем, поразив всех новыми напитками, приготовленными индивидуально для каждого члена жюри. Те оказались настолько впечатлены, что проголосовали единогласно, возведя совсем еще зеленого юнца на пъедестал победителя, оставив не у дел маститых представителей профессии. Но дальнейшую судьбу Чимина Гук узнать не смог, тот исчез с радаров, словно растворился. И вот по сей день Чон с надеждой вглядывался в толпу прохожих, надеясь встретить того единственного, рядом с которым было тепло и уютно. За прошедшие четыре года у Чонгука случались и быстротечные, ни к чему не обязывающие связи, и более или менее постоянные отношения, которые продлились полгода. Но никто не заставил его сердце биться чаще, как это происходило, когда Чимин находился рядом. Чонгук с отличием окончил университет и устроился в небольшую, но перспективную фирму веб-дизайнером, разрабатывал сайты, от чего получал огромное удовольствие, но что еще важнее — удовлетворение, видя восторженные взгляды заказчиков. Гук будто интуитивно чувствовал их желания и давал необходимое. И Чон вполне мог бы сказать, что он счастлив, если бы не одно «но». Любимой, хорошо оплачиваемой работы оказалось недостаточно. Сердце требовало трепета и нежности. Взглядов и прикосновений. Тихого голоса, шепчущего его имя. Робких поцелуев. Любви. И почему-то Чонгук не представлял рядом с собой никого, кроме белобрысого парнишки, от которого за версту несло кофейными зернами и карамелью. Чон сверился с навигатором. До места назначения оставалось чуть меньше пятиста метров — свернуть за угол и уткнуться в двери бара, где Намджун назначил встречу. Однако когда парень снова поднял взгляд, то боковым зрением заметил вывеску в коричневых тонах от темно-шоколадного до бежевого. «Ice Choco Latte». «Мы открылись», — гласила яркая надпись на стеклянной стене. Ноги сами понесли Гука туда, как будто голодную мышь на концентрированный аромат сыра. Похолодевшая от волнения рука толкнула дверь, и парень шагнул в теплое, пахнущее уютом, шоколадом и кофе помещение. Приглушенный свет теплых оттенков окутывал ощущением покоя. Стулья с мягкими сиденьями приглашали присесть и выпить чашечку горячего напитка за небольшими круглыми столиками, а ненавязчивая музыка расслабляла. Это было именно то место, куда хотелось прийти после тяжелого рабочего дня, чтобы насладиться насыщенным вкусом кофе. Чонгук пересек полупустой зал. Видимо, заведение открылось совсем недавно, только этим можно было объяснить отсутствие посетителей. Но Чон мог с уверенностью заявить, что пройдет месяц и столик здесь придется заказывать заблаговременно. Сердце Гука дернулось, когда взгляд выхватил слегка растрепанную макушку, показавшуюся за барной стойкой. Бариста что-то усердно записывал в блокнот и даже не заметил подошедшего Чонгука. Ручка быстро порхала над листом, оставляя аккуратные символы, складывавшиеся в новый рецепт. — Могу я заказать шоколадный латте со льдом? — спустя полминуты все же проговорил Чон охрипшим от нахлынувших чувств голосом. Бариста вздрогнул и поднял голову так резко, что челка взметнулась, открывая лоб. — Сейчас слишком холодно для такого напитка, — сдавленно проговорил Чимин, не сводя взгляда с лица, ставшего за долгие годы таким забытым, расплывчатым, но все еще родным. — Когда-то это не было преградой, — чуть склонив голову, почти прошептал Гук, опираясь на стойку локтями и подаваясь вперед. Чимин инстинктивно отшатнулся, шумно втянув воздух через плотно сжатые зубы. — Как ты меня нашел? — Случайно, — произнес Чонгук, отодвигаясь на расстояние, которое Пак считал безопасным. Теперь их разделяло шестьдесят надежных сантиметров полированной поверхности. — Шел на встречу и увидел вывеску. Ты все-таки открыл лучшую кофейню в Корее. — Она не лучшая, — покачал головой Пак. — Пока нет, но обязательно станет. Между парнями возникла неловкая пауза. Чимин смущенно прятал взгляд в наспех записанном рецепте, а Гук внимательно наблюдал за тем, как поднимается и опускается грудь под темно-коричневой футболкой с логотипом кафе — конусной чашкой, от которой поднимается дымок. — Не знал, что ты в Сеуле, — задумчиво протянул Чимин, которого молчание нервировало. — Аналогично. — И что намерен делать теперь? — посмотрев на Чонгука из-под бровей, спросил Пак, одновременно желая услышать ответ и боясь этого. — Дождусь, пока ты закроешь кафе, провожу тебя до дома и напрошусь на чашечку кофе. Или сначала напрошусь на чашечку кофе, а после провожу тебя до дома. — Губы Чонгука растянулись в улыбке при виде удивления на грани шока на лице Чимина. — Неужели ты подумал, что я отпущу тебя от себя хоть на шаг? Теперь, когда нашел после стольких лет? Губы Чимина вытянулись в молчаливой букве «О», а глаза вдруг стали непропорционально большими и темными на фоне бледной кожи. — Я знаю, что характер у меня паскудный, и этого уже не изменить, к сожалению. Но я постараюсь сдерживаться, — продолжил Чонгук, философски глянув наверх и вновь уткнувшись взглядом в Чимина, а тот гулко выдохнул и несколько раз моргнул. — Но давай сразу договоримся: после ссоры ты хотя бы не будешь покидать пределы континента, иначе мне придется полжизни потратить на твои поиски. Пак чуть дернул уголками губ в подобии улыбки, но сдаваться так просто не собирался. Несколько секунд продолжал хмурить брови и дуть губы, сверля Чонгука обиженным взглядом. И лишь когда в черных глазах заплескался страх, проговорил: — Я буду давать тебе фору в пару часов и оставлять хлебные крошки. — Тогда уж кофейные зерна, — усмехнулся Гук, все же перегнулся через стойку и, схватив парня за шею, притянул к себе, целуя. — Я же говорил, что они даже не подерутся, — протянул Джин, довольно улыбаясь и сильнее прижимаясь щекой к плечу Намджуна. — А я и не спорил, — ответил Джун и вдруг приподнял брови. — Кстати о споре, вы двое, гоните по сотне! Стоявшие тут же на пороге кофейни Тэхён и Хосок перевели удивленные взгляды на друга. — А что? — хмыкнул он. — Вы проиграли. Я же говорил, что они будут жить долго и счастливо. — Да они вместе всего пару минут, — в один голос возмутились проигравшие. — Ок, — отмахнулся Джун. — Готов подождать свой выигрыш еще лет пятьдесят.