———
Только через месяц после их первого свидания на фан-сайте появляется первая статья. Под кучкой низкокачественных фотографий Чонгука и Сын-вона, кушающих лапшу в Хондэ, написана небольшая статья, которая описывает бурно развивающуюся дружбу Золотого Макнэ BTS и звезду «Красивой истории». В дополнение к их ужину в Хондэ, в статье говорится, что они были замечены смеющимися на прогулке поздним вечером у реки Хан. Хотя Чонгук и знал, что это неизбежно, он паникует. Они знают, думает он. Все знают. Он едва завёл отношения, и вот они, в жёлтой прессе, с тысячами комментариев, репостов и лайков. Юнги возвращает его обратно в реальность. Не о чем волноваться, говорит он. Просто такова жизнь. — А один из плюсов встреч с парнем? — добавляет он. — В СМИ это почти со стопроцентной уверенностью может быть истолковано как дружба. — Да, пожалуй, это правда. — На самом деле это огромная удача, понимает он. — Помнишь, когда Намджуна заметили в том музее с Е-джун, и ему пришлось делать вид, что они обсуждали потенциальный рабочий проект? — говорит Юнги. — Или когда Джин обнял Ми-рэ за сценой на той премии и разразился хаос? Чонгук смеётся. — О, да. — Просто, понимаешь, не заскакивай на него в публичных местах. Держи себя в штанах, пока не окажетесь где-нибудь в приватной обстановке. — Хён. Юнги хлопает его по спине. — Всё будет хорошо. И он прав. Всё хорошо. Сын-вона с Чонгуком снова замечают, когда они идут в кино в Каннаме; несмотря на чонгукову панаму и маску на лице, фотография, где они покупают попкорн у стойки, невинная и размытая, а онлайн-комментаторы, похоже, находят их «дружбу» милой. Это как-то странно, правда, как всё просто. Это напоминает Чонгуку, что на самом деле возможно сохранить некоторые вещи втайне в это время и в этом возрасте.———
Вечером, перед тем, как группа должна вылететь в Америку для двухнедельного промотура, Чонгук пакует чемодан в своей комнате. Он тщательно выбирает каждый предмет одежды, а потом сворачивает его в аккуратный маленький пакетик, который он укладывает в свой чемодан. Не меньше того, как он всегда любил стирать, ему всегда также нравилось и складывать. Он вспоминает, как однажды его мама говорила ему, что каждый раз, когда ты складываешь какой-то предмет одежды, ты должен найти минутку, чтобы оценить его: его историю, его будущее, насколько хорошо он выполняет свою роль в твоей жизни. Это глупо, но Чонгуку вроде как нравится такая традиция. Складывая серый ханбок современного кроя, он думает о магазине в Пусане, где он нашёл его, о том, какая у него мягкая ткань, о значении ханбока в корейской культуре. Пока он складывает его в чемодан, он слышит голос Чимина из кухни. — Просто напиши ему! — говорит он. — Ещё только половина восьмого. — Уф, я не знаю. — Это Тэхён. — Ты всё не так понимаешь. Он наверняка будет очень рад. — Наверно. — Так делай! Ты можешь закончить собираться позже. Завтра мы всё равно уедем не раньше десяти. Поэтому, понимаешь, если ты готов задержаться дотемна… — Уже темно. — Иди же! Слышится лёгкий звук шлепка, а потом Тэхён прошаркивает мимо двери Чонгука, улыбаясь, скользя по полу в носках по пути в свою комнату. Чтобы написать ему, загадочному незнакомцу. Чтобы увидеться с ним вечером. Чтобы, может быть, вероятно, задержаться с ним допоздна — даже, возможно, до утра. Быстро моргая, Чонгук таращится на свой заполненный наполовину, идеально уложенный чемодан. Потом он достаёт свой телефон и набирает сообщение Сын-вону. Через десять минут он уже в дороге.———
На данном этапе, хотя это явно было бы идеальным для них местом для близких встреч, становится прекрасно понятно, что Чонгук избегает квартиры Сын-вона. Для Чонгука это что-то слишком непостижимое. Какая-то интимность быть в чьём-то закрытом, личном пространстве? Тот факт, что Сын-вон взрослый человек, который живёт во взрослой квартире? Абсолютная уединённость, совмещённая с тем, что Чонгук представляет себе как широкую и уютную кровать? Это… слишком. Поэтому, когда Чонгук подходит к двери Сын-вона, он не удивляется широко распахнутым глазам, которые его встречают. — Привет. — Привет! Я думал, что не увижу тебя до конца твоей поездки, — говорит Сын-вон, пропуская Чонгука внутрь. — И я… ну, я определённо не ожидал, что ты придёшь сюда. Я пытался немного прибраться после того, как получил твоё сообщение, — но, знаешь, извини за грязную посуду и всякий хлам на кофейном столике. И, возможно, в раковине в ванной волосы, поэтому… Прежде чем Сын-вон сможет сказать что-то ещё, Чонгук обхватывает руками его шею, утягивая в поцелуй. Посмеиваясь ему в губы, Сын-вон целует его в ответ. — И тебе привет, — бормочет он. Чонгук закусывает губу и подаётся вперёд, снова его целуя — в этот раз сильнее. Сын-вон сразу же инстинктивно понимает. Он не задаёт вопросы и не пытается смягчить напряжение. Вместо этого он устраивает ладони на бёдрах Чонгука и толкает его назад к стене, прямо рядом с входной дверью. Они целуются мокро и беспорядочно, и Чонгук пребывает в каком-то исступлении и сумасшествии. Он не думает. Он не переживает. Ему просто нужно… что-нибудь. Чтобы отвлечься. Пока они продолжают целоваться, он начинает тереться о бедро Сын-вона, уже слишком раскованный, чтобы смущаться стонов, срывающихся с его губ. И ему так хорошо, так хорошо. И он хочет больше, больше, больше. Он хочет сделать что-то, чего он никогда не делал с Тэхёном. Не всё, просто… что-нибудь. — Я хочу, — мямлит он, задыхаясь, когда зубы Сын-вона прикусывают его шею. — Я хочу — твой рот. — Хорошо, да, — говорит Сын-вон, покрывая поцелуями ключицы Чонгука. Шёпотом он добавляет: — Только чтобы прояснить, ты хочешь, чтобы я тебе отсосал, правильно? — Ммхм. — Хорошо. Здорово. — Сын-вон рвано выдыхает, обдавая горячим дыханием чонгукову шею. — Господи, я до смерти хотел добраться до тебя ртом. Иди сюда. Слегка краснея, Чонгук позволяет Сын-вону увести себя в гостиную. Когда они снова начинают целоваться, он чувствует, как Сын-вон цепляется указательными пальцами за шлёвки у Чонгука на поясе, притягивая вперёд его бёдра. Затем он расстёгивает Чонгуку джинсы, стягивая вниз, подцепляя его боксеры, нажимая на плечи, пока он не усаживается на диван. Хотя Чонгук знал, что это и было целью, он всё равно находит странным тот факт, что, когда он смотрит вниз, он видит стоящий между ними свой голый член. — Всё нормально? — бормочет Сын-вон, вставая на колени. Он проводит ладонями вверх и вниз по бёдрам Чонгука. Хотя ему явно хочется смотреть на член Чонгука, он ловит его взгляд. Даже сейчас, с расширенными зрачками, быстрым дыханием, у Сын-вона тёплый и добрый взгляд. — Готов? — Ммхм, да. — Чонгук сжимает руками края диванной подушки. — Откинься назад, хорошо? — говорит Сын-вон, мягко толкая Чонгука в грудь. С лёгкой улыбкой он добавляет: — Давай я позабочусь о тебе. Он начинает с рук — лаская Чонгука, поглаживая его бёдра, обхватывая яички — поэтому к тому времени, когда он облизывает член Чонгука, щекоча уздечку, Чонгук охает и стонет на диване. Когда Сын-вон наконец берёт его в рот, у Чонгука перехватывает дыхание. Потому что так тепло, так мокро, и когда он втягивает щёки, сам процесс кажется приятным до абсурда. В этот раз он мыслями полностью сосредоточен здесь, сейчас, на этом рте, заглатывающем его член. Это явно не первый раз, когда Сын-вон делает минет, а Чонгук, в конце концов, всего лишь человек. — Можешь кончить мне в рот, — говорит Сын-вон, отстраняясь на секунду, и, прежде чем Чонгук сможет среагировать, его член касается задней стенки горла Сын-вона. После этого требуется немного времени. Одна только мысль о том, чтобы кончить Сын-вону в рот, подводит его ближе к разрядке. А потом его яички трогает рука, язык лижет головку, губы гладкие и мягкие, тёплое дыхание обволакивает его — ему ничего другого не остаётся, кроме как удерживать бёдра на диванных подушках. Когда он кончает, глаза у него закрыты, голова запрокинута назад. А когда он их открывает, Сын-вон сглатывает и залезает ему на колени. С чувством, как будто он говорит «спасибо», Чонгук снова целует его. Он чувствует собственный вкус во рту Сын-вона, что, конечно, кажется немного странным поначалу. — Было хорошо? — спрашивает Сын-вон в его губы, хотя он явно знает ответ. — Очень хорошо, — бормочет Чонгук. Он ощущает зажатый между ними твёрдый член Сын-вона и немедленно чувствует себя эгоистом и виноватым. Потому что до этого самого момента он даже не думал о том, чтобы отплатить тем же. Эта мысль пугает, но он быстро говорит: — Я могу, эмм… Я могу сейчас тебе помочь? И Сын-вон, должно быть, святой. Потому что не только принимал долгие недели встреч с поцелуями, которые редко заходили куда-то дальше, всегда позволяя Чонгуку управлять ситуацией, когда дело касалось развития физической части их отношений, но сейчас, после мастерского отсоса Чонгуку, он чувствует его колебания и моментально мотает головой. — Всё нормально. Может, в другой раз, — бормочет он, проводя пальцем по нижней губе Чонгука. — Кроме того, я хочу, чтобы у меня была возможность тебя целовать, когда я буду кончать. Возможно, он также интуитивно понимает, что Чонгук слегка боится его спальни, потому что вместо этого Сын-вон снова тянет его вниз на диван. Они укладываются, вытянувшись рядом — целуясь медлительно, потом распаляясь — и Чонгук едва осознаёт, когда Сын-вон стягивает свои штаны и боксеры и задирает чонгукову футболку. Так он и кончает, потираясь о живот Чонгука, его пресс, целуя его, пока не начинает стонать в оргазме, пока на футболке Чонгука не появляются мокрые брызги спермы. — Я буду так сильно по тебе скучать, — после говорит он, притираясь к его носу своим. Чонгук вздрагивает. Ему даже не приходило в голову, что он может скучать по Сын-вону, пока он будет в Америке. Даже теперь эта мысль кажется чуждой. И прямо в этот момент, словно с единственной целью усугубить его вину, его сознание предоставляет ему случайный образ Тэхёна, по-видимому, вырванный из ниоткуда: Тэхён в уютном пушистом худи, с сияющей улыбкой, тёмные волосы падают ему на глаза, хватает Чонгука за руку и притягивает его в объятия. Он не уверен, откуда это воспоминание, но оно кажется осязаемым, живым, близким. Он задумывается, где сейчас Тэхён, что он делает, с кем он сейчас. Однако он натягивает слабую улыбку для Сын-вона и говорит: — Я тоже.———
Позже, сразу после полуночи, Чонгук возвращается в свою комнату в общежитии, глядя на свой почти уложенный чемодан. Он хмыкает, перебирая куртки, висящие у него в шкафу, пытаясь решить, какая из них достойна поездки в Америку. Внезапно слышится тихий стук по косяку у его двери. Это Тэхён, в своей голубой пижаме в полоску, босиком. — Привет, — говорит он. — У тебя есть копия расписания? Я сохранил своё в электронной почте, но я не знаю — я не могу его найти. — Оу, эмм, да, я думаю, есть. — Чонгук хватает свой телефон и садится на кровать. После нескольких кликов и пролистываний он находит расписание и отправляет его Тэхёну. — Готово. Отправил тебе в сообщении. — Класс. Кстати, мне нравится футболка. Новая? Сначала Чонгук бросает взгляд на свой чемодан, думая, что Тэхён говорит о сложенной им футболке, но потом понимает, что Тэхён смотрит на него. Он оглядывает себя сверху вниз. Он забыл, что на нём одна из футболок Сын-вона: чёрная, с рисунком человека, идущего по луне. Где-то в подсознании он думает о футболке, которая была на нём ранее, и как она сейчас запачкана спермой и затолкана в корзину для белья у Сын-вона. — Спасибо, но это не моя, — говорит он. — Я, э — я её одолжил. — Аа. — Тэхён не спрашивает, у кого или зачем вообще он одолжил футболку. Вместо этого он чешет голову и спрашивает: — Ты всё собрал? — Почти. Эй, не забудь скачать какие-нибудь фильмы в дорогу. Ты забыл в прошлый раз. — Ох, да. Спасибо, что напомнил. — Коротко кивая, Тэхён шагает вперёд. Он пристально смотрит Чонгуку в лицо. — У тебя что-то — капля увлажнителя или зубной пасты, кажется. Тэхён тянется, чтобы стереть пятнышко с щеки Чонгука. На это должна была уйти секунда, но в конце он задерживается. Чонгук ждёт, замирая. Он облизывает губы. Он делает вдох. Он смотрит в глаза Тэхёна, которые сейчас сфокусированы у него на скуле. Он ощущает, как тэхёнова ладонь чуть смещается, а потом указательным пальцем проводит по старому шраму на его щеке. Малейшее прикосновение посылает мурашки по всему позвоночнику Чонгука вниз, до пальцев ног. Ни с того ни с сего он чувствует себя опьяневшим, как будто он сейчас закачается, пошатнётся и споткнётся. — Лучше бы они не скрывали его, — тихо произносит Тэхён, снова проходясь по шраму. — Визажисты? — И те… ну, кто там вообще редактирует фотографии. Они всегда его стирают. — Ох. Да, наверно. — Если кто-то когда-нибудь будет говорить, что от него можно избавиться, с помощью пластической хирургии или ещё как-то, не дай им это сделать, хорошо? — Его голос, непринуждённый и спокойный, меняется на умоляющий, когда он это говорит. На секунду он отводит взгляд, смотрит на чемодан Чонгука. — Ладно, — говорит Чонгук. — Хорошо. Ну, эмм, спокойной ночи. — Спокойной ночи, Тэ. Тэхён устремляется прочь, и Чонгук просто стоит, уставившись в дверной проём. Через полчаса Чонгук лежит в кровати, глядя на стену в темноте. Он вжимается лицом в подушку. Выдыхает. Делает глубокий вдох. А потом ещё один, ещё и ещё. Потом, хотя он и говорит самому себе, что не стоит, он тянется рукой и проводит кончиком пальца по шраму на своей щеке. Всего лишь небольшое углубление, память о глупой ссоре, которая произошла у них с братом уже с десяток лет назад. Пока он ощупывает его, он думает о лице Тэхёна, когда тот трогал шрам. Проходит несколько минут, пока он воскрешает в памяти и анализирует выражение тэхёновых глаз. Они казались зачарованными, задумчивыми, печальными? А потом вдруг он вспоминает — он получил свой первый минет несколькими часами ранее. От доброго, милого мужчины, который будет по нему скучать, пока он будет далеко. Чувство вины кажется кислотой в глотке. Он перекатывается на живот, заталкивает кулаки под подушку. Хотя он знает, что это бесполезно, он старается прогнать лицо Тэхёна из своего сознания, пытается вместо него вставить лицо Сын-вона. Он борется с этим долгое время, слишком долго, пока не отчаивается заснуть. И даже когда он засыпает, мозг игнорирует его, подсаживая в его сон Тэхёна — с горящим взглядом и голубыми волосами, бегущего за ним по огромной сцене в окружении вселенной из телефонных фонариков, яростно обнимая его со спины, пока Чонгук смеётся, оставляя поцелуй у него за ухом, когда гаснут прожекторы.———
В тот день, когда всё меняется, парни только возвращаются из Америки, так что все выдохшиеся и уставшие от смены часовых поясов. Большинство из них решают отоспаться, и только некоторые заняты чем-то, что может на самом деле сойти за работу: Намджун возится с битами в студии, Чимин выкладывает селфи в твиттер, Хоби записывает идеи слов для песен. По большей части они бездельничают и едят всю ту корейскую еду, которой им не хватало в Америке. Они поглощают абсурдное количество кимчи. После обеда Чонгук едет к Сын-вону на квартиру, как обещал. Они обмениваются новостями за кружкой мятного чая, что быстро перетекает в поцелуи на диване, которые неизбежно переходят в поспешную дрочку под ленивые поцелуи. Чонгук чувствует себя смертельно уставшим после оргазма, как будто утомление от непрерывных поездок повисает на его ногах, словно гиря на цепи. Он лежит с закрытыми глазами, пока Сын-вон вытирает сперму у него с живота, а потом укладывается Сын-вону на колени, намереваясь посмотреть, как он играет в видеоигру, но вместо этого дремлет около часа. Когда он возвращается в общежитие, почти подходит время ужина. Чонгук сидит на стуле в кухне, навалившись на стол, глядя, как Джин нарезает сладкий картофель для дакгалби. Внутри общежития тихий, успокаивающий шум: Джин суетится на кухне, Намджун болтает по телефону в своей комнате, Хоби смотрит телевизор, Тэхён играет в игру на телефоне. Чонгук обожает такие дни. На улице даже начался дождь, что только добавляет уюта. — Мне делать остро или супер-остро? — спрашивает Джин. — Просто немного остро. Остальные могут добавить приправы, если им хочется, — говорит Чонгук. Он думает, Пожалуйста, не делай слишком остро. Тэхён не любит острую еду. Джин размешивает ложку острой соевой пасты. — Ну, как там Сын-вон? — Хорошо. В следующем месяце начинает работу над фильмом. — У вас всё бурно и страстно? — спрашивает Джин. Он поднимает взгляд и вызывающе подмигивает. — Уф. Бурно и страстно? — Чонгук жёстко ударяет Джина по руке. — Мне просто нужно знать, что у вас всё официально. Я не могу заявить права на титул эксперта в сводничестве, пока вы не окажетесь истинными влюблёнными голубками. — Мы не — влюблённые голубки. Мы просто… Мы встречаемся, наверно. И всё. Несмотря на почти два месяца отношений, они ещё не обсуждали их эксклюзивность или то, являются ли они официальной парой или нет. Возможно, Сын-вон не видит нужды спрашивать, думает Чонгук, потому что вполне очевидно, что на данный момент Чонгуку более чем достаточно одного человека. Или, может быть, Сын-вон и хотел бы называть Чонгука своим бойфрендом, но не хочет заходить слишком далеко слишком быстро. Это и правда несколько странно, осознаёт Чонгук. Прошло целых два месяца. Чёрт. Ему, наверно, стоило определиться, как ему реагировать на такое предложение, прежде чем это случится, что может произойти в любой момент. Возможно, Сын-вон даже хотел просить Чонгука быть его бойфрендом сегодня вечером, после двух недель разлуки, но Чонгук разрушил его надежды, когда оказался совершенно бесполезным после оргазма. — Эй, — произносит Джин, — не сходи с ума. — Я не схожу с ума. — У тебя немного сумасшедший вид. Вы просто встречаетесь. Это классно. Я не хотел давить. — Ты не давишь. Всё нормально. Дакгалби пузырится в большой кастрюле на плите — успокаивающе, ароматно, почти нашёптывая во время готовки. Джин добавляет ещё немного специй, проверяет курицу, а потом поворачивается к Чонгуку с ухмылкой. — Эй, Джейкей, знаешь, почему мне нравится смотреть, как гуляют курицы? Чонгук вздыхает. — Нет, хён, почему? — Они как будто варятся в кастрюле, * — говорит Джин, посмеиваясь над своей собственной дурацкой шуткой. Сейчас он ковыряется в холодильнике, однако оборачивается, чтобы убедиться, что Чонгук отреагировал на его золотой хит юмора. Чонгук качает головой, но чуть-чуть улыбается — Джину, не шутке. — Эй, ты что, съел мою говядину? — внезапно говорит Джин. — Я оставил её на закуску! — Ты купил говядину на закуску? — Ага! Готов поспорить, её съел Юнги. Юнги-я! Пока Джин в притворной ярости топает по общежитию, Чонгук укладывается головой на стол и закрывает глаза. Он слышит, как распахивается дверь — предположительно, в комнату Юнги. А потом Джин начинает кричать. — Мои глаза! Мои глаза! Когда Чонгук добирается до комнаты Юнги, Джин сидит на полу — сполз по дверному косяку, одна рука на груди, выглядит так, будто его застрелили. Мало что понимая, Чонгук вглядывается внутрь комнаты, но ничего необычного не видит. Юнги стоит, скрестив руки на груди, а Чимин сидит на кровати, уткнувшись подбородком в колени. И, ладно, у Чимина вид слегка отличается от нормального. Волосы у него примяты, и он прикусил губу со смущённым, и восторженным, и беспокойным одновременно выражением на лице. Он перехватывает взгляд Чонгука и улыбается. — Что случилось? — спрашивает Чонгук. — Джин только что узнал, — спокойно говорит Юнги. — Узнал о чём? — Ты знаешь. Про нас. С видом абсолютно обманутого человека, Джин смотрит на Чонгука и охает: — Ты знал? Чонгук переводит взгляд между ними тремя: — Эмм, я… Чимин перебивает: — Он, наверно, заметил, как я глубокой ночью выходил из номера Юнги в Амстердаме. — В Амстердаме? Но это было… Ты знаешь уже много месяцев? — вскрикивает Джин. Голова идёт кругом, когда Чонгук вспоминает ту ночь в отеле. Он забыл, что это был Амстердам. Он даже забыл о Чимине. Когда он думает о той ночи, он может думать только о Тэхёне. Но теперь он заставляет себя сосредоточиться на моментах после Тэхёна: как он почти запаниковал в коридоре, забыл свой номер комнаты, заметил, как Чимин выходит из чьего-то номера. Он вспоминает почти незаметную улыбку Чимина, вспоминает, как тот говорил: «Забавно увидеть тебя здесь». А потом внезапно, в воспоминании, которое проносится, как искра, он припоминает момент чуть ранее тем вечером, когда они играли в «Уно» в номере Джина. Как ненадолго зашёл Юнги, как гладил Чимина по плечу и говорил ему, какой картой играть, как он ушёл, и тогда, может, минут двадцать спустя, Чимин сказал, что устал, и тоже ушёл, хотя было относительно рано, а Чимин сова до мозга костей. Теперь Юнги похлопывает Джина по плечу. — Боюсь, ты узнал последним, мой друг. Перед дверью возникает Хоби и говорит: — О, слава богу. Наконец-то. — Почему никто не рассказал мне? — стонет Джин. — Почему оставили меня в неведении? Я ваш хён. — Мы просто позволили событиям развиваться естественным образом, — говорит Юнги. — Мы знали, что рано или поздно все узнают, и мы как-то хотели держать всё втайне как можно дольше. Джин колотится головой о дверь. — Почему вообще вы не закрыли эту чёртову дверь? — Мы забыли? — говорит Чимин, проваливая попытку скрыть свою смущённую улыбку. — Но мои глаза… Глядя на ухмылку Хоби, Юнги спешно поясняет: — Не то чтобы мы тут трахались. Господи. Так вот, мы немного целовались. И, может быть, наши руки чуть-чуть где-то блуждали. Это что, преступление, за дверями моей собственной комнаты? Тебе надо было постучать, хён. — И ещё, как ты мог не знать? — говорит Хоби. — Они в этом плане так очевидно вели себя, и так долго. Дрожь пробегает вниз по позвоночнику Чонгука. Очевидно. Они вели себя очевидно. Его взгляд перескакивает с Юнги на Чимина и обратно. Его сознание проносится в минутном марафоне. Как будто надёжно сохранив эти воспоминания исключительно для этого момента, его мозг начинает пробегаться по этим воспоминаниям нескольких прошедших месяцев. Он думает о том, как Чимин раскрыл свой эротический сон про Юнги — «Это было очень даже горячо». Он думает о съёмках выпуска «Run» на круизном лайнере — Чимин постоянно водил Юнги за руку. Он думает о всех тех моментах, когда они друг друга подкалывали, о Чимине, который так сильно хохочет, что падает Юнги на колени, или что Юнги так сильно сопротивляется физическому выражению нежности, но никогда не отворачивается от Чимина. Внезапно появляется Намджун. Он прислоняется к дверному проёму и говорит: — Я думаю, лучше с этим не затягивать. Общее собрание? — Все кивают, и Намджун кричит: — Общее собрание! Они направляются в гостиную, где на диване уже сидит Тэхён, скрестив ноги. Все тоже садятся, кроме Намджуна, который складывает руки на груди и тихонько шагает, как будто не знает, с чего начать. Юнги садится на подлокотник дивана рядом с Чимином, который, обняв колени, вжимается в них ртом. Коротко вздохнув, в нетерпении, когда уже начнёт Намджун, Юнги говорит: — Так вот, Чимин и я — в общем, мы с ним спутались. Чимин хихикает себе в колени. — Спутались? — Это было определённо распутно, ** — ворчит Джин, протирая глаза. — Неважно. Я не знаю. Мы не то чтобы официальная пара или как, но мы… вместе. Мы физически и эмоционально связаны друг с другом, — сухо произносит Юнги. — У вас может быть своё мнение, но всё так, как оно есть. Мы уже обсуждали это с Намджуном пару месяцев назад и — — Хён, — Намджун перебивает в своей осторожной, лидерской манере. — Давай просто — давай начнём с основных фактов. Ты уже заявил о своём… статусе отношений. Чимин, ты хотел бы что-нибудь добавить? — Нет, не совсем, — говорит Чимин, пряча улыбку за коленями. — Мы вместе. С другого конца комнаты Чимину ласково улыбается Тэхён. Чонгук чувствует, что тот знал об этом уже давным-давно. — Хорошо, — продолжает Намджун. — По понятным причинам, вероятно, вы решили сохранить всё в секрете. — В секрете, — вторит Хоби, загибая пальцы обеих рук, чтобы изобразить кавычки. — Хватит вынуждать меня чувствовать себя идиотом, — стонет Джин. — Когда пару месяцев назад я осознал, что происходит, я поговорил с Юнги и Чимином наедине, — говорит Намджун. — Они понимали, что им нужно будет сохранить отношения втайне. Так же, как и все мы хранили в секрете различные наши отношения. Это ничем не отличается. Прессе явно нельзя знать об этом. Или, ээ — по крайней мере пока нет. Я имею в виду, кто знает, что принесёт нам будущее. В любом случае, как правило, мы обязаны рассказывать об отношениях менеджерам, чтобы PR-команда и отдел персонала могли быть в курсе событий, защитить наши интересы и всё такое. Но в данном случае, в общем — я думаю, мы все знаем, что управляющие просто охренеют. — Мягко сказано, — добавляет Юнги. — Поэтому Юнги с Чимином не собираются открываться пиарщикам или персональщикам. Они будут скрывать от всех, на самом-то деле. — Намджун переводит дыхание и продолжает: — Обычно нам приходится раскрывать отношения, потому что задействовано постороннее лицо. В данном случае это не так. Нет никакого постороннего лица. Мы все желаем группе лучшего, правильно? Я не думаю, что кому-то из нас хотелось бы, чтобы это развалило команду. Очевидно, риск есть. Большой риск. Если их отношения испортятся, это может повлиять на всех нас. Или если это просочится, то определённо затронет нас всех. Но Юнги и Чимин осознают это. Они решили, что для них это стоит риска. Но что думаете вы? Джин-хён? — Ну, я возмущён, — прямо говорит Джин, скрещивая руки. — Потому что вы должны были сказать мне раньше, потому что я старший, и теперь я чувствую себя дураком… И, возможно, мне понадобится немного времени, чтобы это переварить, потому что я в прямом смысле понятия не имел, пока не увидел несколько минут назад, как они пожирают лица друг друга. То есть я не знаю, о чём говорит Хоби со всей этой очевидной ерундой. — Он громко выдыхает, и лицо его сразу же смягчается. — Но, чёрт, я — я ещё и счастлив за вас? Потому что у вас счастливый вид? То есть Чимин выглядит так, будто он сейчас взорвётся. Улыбаясь так широко, что его глаза исчезают, Чимин утыкается лицом в бок Юнги. Юнги смотрит на него сверху вниз, посмеиваясь и поглаживая его по плечу. — Так для тебя это нормально? — уточняет Намджун. — Думаю, да? — говорит Джин. — Но я сохраняю за собой право изменить своё мнение, так как я буквально только что обнаружил, и, по-видимому, я единственный, кто не знал. — Хоби? — говорит Намджун. — Разумеется, меня всё устраивает, — говорит Хоби. — То есть я сказал им обоим, что им лучше обращаться друг с другом хорошо, потому что я не выдержу драмы, если эти двое разобьют друг другу сердце — или член, или, неважно — я знаю, вы говорите, что вы просто «спутались». — Он качает головой, но при этом улыбается. — Да, это риск. Огромный риск. Но если бы мы вдруг сказали им прекратить, не стало бы это тоже рискованным? Потенциально ещё большим риском? Я бы скорее был рад видеть их счастливыми, чем разрушить группу из-за того, чему вообще нельзя было случиться. — Спасибо, хён, — бормочет Чимин с теперь уже красным, как свёкла, лицом. — Тэхён? — говорит Намджун. — Не то чтобы это какое-то соревнование, — говорит Тэхён, — но Чимин рассказал мне о своём увлечении сто лет назад. Я слышал про это гораздо больше всего, чем мне бы хотелось услышать. — Он взмахивает рукой в сторону Юнги с Чимином. — Однако они оба знают, что я желаю им самого лучшего. Если честно, я просто рад, что теперь все мы можем говорить об этом вместо того, чтобы шептаться тут и там, пытаясь выяснить, кто и что знает. Это выматывало, откровенно говоря, хотя, конечно, я уважаю их решение оставить всё в секрете. Поэтому, эмм… Да. Меня всё устраивает. — Хорошо, — говорит Намджун. — Чонгук? Когда все их взгляды обращаются к нему, у Чонгука начинает колотиться сердце. Он прочищает горло и говорит: — Я… я, эмм, я согласен. Со всем, что сказал каждый. — Ты тоже возмущён и чувствуешь себя дураком? — спрашивает Джин. — Нет. Ну, я… я согласен со всем остальным, — исправляется Чонгук. Слова выходят тихо и невнятно. Он всё ещё с трудом понимает, что происходит, так что идея о том, чтобы найти связные и цивилизованные мысли, кажется абсурдной. — Я счастлив. За них. За вас, парни. — Он кивает Чимину и Юнги, которые сейчас посмеиваются над тем, насколько смущённым он кажется. — И я классно к этому отношусь. Я — я не возражаю. Я им доверяю. — Потрясающе, — говорит Намджун, хлопая в ладоши. — Хорошо. Прежде чем завершить наше собрание, я должен добавить, что если вы передумали, или у кого-то из вас есть сомнения, или вы хотите спросить меня о чём угодно, пожалуйста, скажите. По-видимому, это что-то очень новое, очень неожиданное, во многих смыслах. Мы были вместе долгое время, и я надеюсь, что мы сможем остаться вместе надолго, но основой этому должна стать честность и открытость. Поэтому, пожалуйста, вы понимаете, не стесняйтесь говорить всё, что вы думаете обо всём… этом. Джин выпрямляется. — Правило номер один — Не трахаться в общих помещениях. — Согласен, — говорит Хоби. — Ради бога, — стонет Юнги. — Вы думаете, я хочу трахаться во всех местах, где были вы двое? — Да, — немедленно говорит Джин. После этого комната скатывается в лёгкий хаос. Тэхён пересекает комнату, чтобы взъерошить Чимину волосы, а Чимин в спешке говорит, как ему стало легче, что всё это закончилось. Джин начинает устанавливать ещё больше строгих правил для Юнги, который этого не принимает и повторяет: — Как ты вообще узнаешь, чем мы занимаемся? Ты понятия не имеешь, что происходит всё это время у тебя под носом! Может быть, мы уже трахались на твоей кровати! Чимин наконец подбирается к Юнги, целуя его сбоку в шею на всеобщем обозрении: — Потому что мне наконец-то можно, — говорит он, лыбясь. Тэхён с улыбкой наблюдает за ними, сидя теперь возле Чонгука. И вот тогда Намджун поворачивается к ним — к Чонгуку с Тэхёном — и говорит: — Нам тоже надо поговорить. Или это то, как Чонгук его понимает. На мгновение он начинает паниковать. В груди становится холодно, и он с силой давит ладонями в колени. Он быстро смотрит на Тэхёна, который, кажется, чем-то отвлечён. Но как он может отвлекаться? Он, что, не осознаёт — — Чонгук, — говорит Намджун. — Ты слышал меня? Нам надо поговорить с тобой. Ох. Он сказал с тобой, понимает Чонгук. Нам тоже надо поговорить с тобой. — Да, хорошо. — Он идёт за Намджуном на кухню, где всё ещё на плите медленно бурлит дакгалби. Договорившись с Джином, что его не надо перемешивать или что-то ещё, Намджун вытаскивает из холодильника пиво и щёлкает крышкой. Он прислоняется спиной к столу и делает большой глоток. И, к облегчению Чонгука, он улыбается. — Похоже, что дела с Сын-воном идут действительно хорошо, — говорит он. Чонгук быстро моргает. Сын-вон? Какое отношение ко всему этому имеет Сын-вон? У Чонгука ощущение, что он пробежал тысячу миль с тех пор, когда в последний раз видел Сын-вона, что он прожил тысячу жизней, что тот всего лишь крошечная частичка на пути. Он кивает, но каким-то образом это превращается в шипящий кашель. — Эм, да, — наконец говорит он, прокашлявшись в локоть. — Думаю, да. — Это здорово, чувак, — говорит Намджун. — Поздравляю. Я не собираюсь делать из этого что-то особенное, просто помни, что тебе действительно необходимо рассказать менеджерам, хорошо? Ты можешь обратиться в отдел персонала. Он на третьем этаже, если ты забыл. Помнишь Сери? Она может помочь тебе с бумагами. — О, точно. Хорошо. — Чонгук оборачивается, глядя на остальных, по-прежнему разговаривающих и громко смеющихся в гостиной. Он совершенно забыл, что все семеро обязаны раскрывать свои отношения команде менеджеров. До сегодняшнего дня у него не было никаких отношений, чтобы их раскрывать. — Хочешь, я схожу с тобой? — спрашивает Намджун, делая ещё один большой глоток пива. — Я в общем-то не против. Они будут забрасывать тебя юридическим жаргоном, вот и всё. Чонгук мотает головой. — Нет, всё нормально. Спасибо. — Хорошо. Ну, если передумаешь, ты знаешь, где меня искать, да? — Ага. Спасибо, хён. Хотя Джин и сказал им оставить всё как есть, Чонгук размешивает дакгалби в кастрюле. В гостиной Хоби яростно обнимает Чимина со спины. Несмотря на то, что у него сейчас ярко-розовые щёки, его улыбка ещё ярче. Он поглядывает на Юнги, который обличает Джина за все случаи, когда тот доставлял неудобства остальным в своих романтических похождениях. Слушая спор Джина и Юнги, Тэхён вспоминает печально известный инцидент, в котором Джин случайно отправил сексуальную фотографию топлес в чат «Бантан Груп» вместо своей на тот момент девушки. Они все взрываются хохотом, и Чонгуку тоже хочется улыбнуться, но он не может. Он только в удивлении таращится на них. Как контуженный. Он забывает, что Намджун всё ещё здесь, рядом с ним на кухне, так что он чуть подпрыгивает, когда Намджун прислоняется и говорит: — Тебя тоже всё устраивает? — Он жестом показывает на гостиную. — Всё это? Ещё раз помешивая дакгалби, Чонгук признаётся: — Я не знал о них до сегодняшнего вечера… Не говори Джину. Или кому-то ещё, если на то пошло. — Конечно. — Намджун делает паузу и добавляет: — Прости. Чимин сказал, что ты знаешь. — Я, наверно, должен был бы знать. В то время в Амстердаме… Ну, на самом деле было много моментов. — Чонгук чешет голову. — Думаю, я немного не понял. — Может быть, нет. Может быть, у тебя голова была занята другим. — Наверно… А ещё я просто — я не осознавал, что… — Он делает глубокий вдох, пытается снова. — Это правда нормально? То, что они вместе, я имею в виду. Что, если это обнаружат наши менеджеры или кто-то из персонала? Они не сильно расстроятся? Разве это, ну, не нарушает условия нашего контракта или как? — Нет, я проверял. Поверь мне, — со смехом говорит Намджун. — Я уже перечитал наш контракт много-много раз — практически выучил его. Это не запрещается. И вообще, они не могут контролировать каждый аспект нашей жизни. Если Юнги с Чимином хотят попробовать, это их право. Чтобы избежать скандала, они, естественно, не могут целоваться на людях и всё такое, но это не настолько важно. Во-первых, согласится ли вообще Юнги на такое физическое проявление чувств? Во-вторых, нам всегда приходилось скрывать свои отношения. Ты знаешь, как оно происходит. Ты проходишь это сейчас с Сын-воном. Это один из недостатков нашей работы, но у каждой работы есть своя обратная сторона. — Покраснев, он трёт висок и добавляет: — Плюс ко всему, не то чтобы им вообще нельзя будет касаться друг друга. Менеджеры прекрасно понимают, что физический контакт хорошо продаётся. — Точно. — Чонгук сжимает губы и снова мешает суп. Уже тише он спрашивает: — Ты думаешь, они когда-нибудь смогут открыться публично? — Да. — Намджун мягко улыбается. — Может, не через много-много времени. Но когда-нибудь. Спокойный момент заканчивается с Джином, бегущим через комнату, угрожая им обоим, если они сейчас же не отойдут от его дакгалби. Потом появляется Хоби, всовывая бутылку пива Чонгуку в руку, а Тэхён начинает вытаскивать чашки из шкафа. За ужином Юнги сидит бок о бок с Чимином, и все по-доброму их подкалывают каждый раз, когда Юнги гладит Чимина по колену, или Чимин укладывается головой на плечо Юнги. Для того, чтобы вынудить их поцеловаться, Хоби звякает ложкой по стакану, но Юнги просто показывает ему средний палец. В этот вечер Чонгук крайне долго принимает душ. Пока он массирует голову, трёт свои конечности и позволяет тёплой воде протекать по его телу, ему кажется, что он сбрасывает с себя долгие месяцы тоски. Потому что это возможно. Это правда, нахрен, возможно.———
Менее чем через двадцать четыре часа Чонгук пишет Сын-вону. Ему кажется, будто его тело работает на автопилоте, пропуская его через неизбежное. Вероятно, ему стоит подождать, думает он, взять небольшую паузу, собраться с мыслями и определиться, что говорить, но он знает, что если он с этим затянет, то только усугубит положение. А оно уже отвратительное. Как сказать доброму, замечательному человеку, что ты больше не хочешь видеться с ним? Сколько назвать причин, или лучше вообще не называть много причин? Когда приветствуешь человека в роковой день, стоит обнять и поцеловать его или нет? Должен ли ты какое-то время делать вид, что всё в порядке, — хотя это определённо не так? В итоге Чонгук извиняется сразу, как только Сын-вон открывает дверь. Потом он делает пару шагов внутрь квартиры и говорит, что хочет всё закончить. Следующий час они проводят на диване, сидя порознь, сложив руки на коленях. Сын-вон вполне справедливо сбит с толку — он думал, что всё так хорошо идёт — а Чонгук только продолжает извиняться. — Ты был лучшим бойфрендом, — говорит он, и это правда. Ему требуется какое-то время, чтобы вспомнить, что формально они не были бойфрендами. — Тогда почему… Есть кто-то другой? — тихо спрашивает Сын-вон. — Вроде того. Не совсем… Это — сейчас это только увлечение. Сын-вон, кажется, этому не удивляется. Он грустно улыбается и говорит: — Знаешь, однажды я сказал, что казалось, как будто ты где-то в другом месте? — Чонгук кивает. Сын-вон недолго смотрит на диван, прежде чем признаться: — Очень сильно казалось, Чонгук. Было такое ощущение, что я всегда пытался тебя найти. — Прости. — Ты не должен постоянно извиняться. Всё нормально. — Это не нормально, — бормочет Чонгук. — Будет.———
Компании часто отправляют бантанам бесплатную продукцию, чтобы обеспечивать бесплатную рекламу. Большинство из этих продуктов в итоге переправляют другим членам персонала «БигХит» или отдают на благотворительность, но время от времени они доходят до общежития. Отсюда и абсурдно дорогая бутылка сакэ, которую торжественно являет Намджун в пятницу вечером после долгой недели в студии. — Внимание, внимание! В ближайшее время начнётся праздничное собрание! — выкрикивает он. — И если вы хотите присоединиться и разделить со мной это восхитительное сакэ, вы должны объявить причину для празднования. Я начну первый: я закончил новую книгу Мураками, и она была охрененно потрясающей. Кто следующий? — Только что открылась пиццерия в нью-йоркском стиле в двух кварталах отсюда! — кричит Джин. — Это повод отпраздновать или место, где можно достать еду для праздника? — И то, и то. — Класс. Кто следующий? Хоби надевает панаму а-ля девяностые: — У меня был очень успешный поход по магазинам во время обеденного перерыва. — Ясно. Следующий? — Я закончил написание дорожки для песни, которую я, э — я уверен на восемьдесят пять процентов, что включу в мой следующий микстейп, — говорит Юнги, потом исправляется, — восемьдесят процентов. — Потрясающе. Следующий? — Я просто счастлив, — тихо говорит Чимин, играясь с волосами Юнги повыше шеи и выглядя как человеческая копия смайлика с глазами-сердечками. Намджун громко вздыхает. — Прекрасно. Следующий? — Я не могу — ничего — придумать, — медленно произносит Чонгук, напрягая свой мозг. — Не сможешь присоединиться к вечеринке, если не сможешь что-нибудь придумать. Давай. Хотя бы что-то одно. — Вчера я дошел до следующего уровня в «Овервотч»? — Хорошо. Следующий? Где Тэхён-а? — Ужинает с другом, — говорит Чимин. — Он вернётся позже? Чимин пожимает плечами. — Возможно. Пока Намджун начинает шарить по шкафчикам в поисках бокалов, а Джин заказывает несколько порций пиццы, Чонгук сворачивается на диване и делает вид, что смотрит в свой телефон. В реальности, как это часто бывает в эти дни, он грезит о Тэхёне. С тех пор как Юнги с Чимином раскрыли свои отношения, он обнаруживает, что ему тяжело думать о чём-то другом. Впервые он позволяет себе воображать будущее с Тэхёном. Он представляет какие-то мелочи, в основном: уютные обнимашки на диване за просмотром фильмов Студии «Гибли», перешёптывания на подушке перед сном, обмен глупыми романтическими записочками без повода. Он хочет столько всего с Тэхёном. Он так долго ждал. И, пока он не совсем уверен, что с этим делать — если, когда, как он вообще что-то скажет, что-то сделает — одна только мысль об этом заставляет его нервничать, волноваться и бояться. Пять упаковок пиццы, кучу пива и бутылку дорогущего сакэ спустя, парни болтают о том, о сём: о лучших начинках для пиццы, о том, в какое время открывается тренажёрный зал, о саундтреке к тому мультфильму «Человек-паук». Джин и Хоби заново наполняют бокалы, Чонгук убирает со стола после ужина, Намджун возится с плейлистом, а Чимин склоняется над спинкой дивана, чтобы поцеловать Юнги в макушку. Тэхён всё ещё не приехал — не то чтобы Чонгук заметил. И уж точно он не поглядывал на входную дверь не один раз, когда ему показалось, что он услышал, как она открылась, или не проверял свой телефон, чтобы посмотреть, не написал ли чего в общий чат Тэхён. Но, так и быть, возможно, он действительно поднимает глаза, когда слышит, как Чимин упоминает его имя. — Да, я знаю, но кто бы мог подумать? Так много пар — с ума сойти! — говорит Чимин. Теперь он сидит на подлокотнике дивана и падает на колени Юнги, где Чонгук больше не видит его лица. Он на пятом бокале сакэ. — Ты и я, Чонгук и Сын-вон, Тэ и Мин-сук. Как раз тогда, когда Чонгук поднимает взгляд, снова появляется голова Чимина. Они встречаются глазами. — Прости, прости, прости! — говорит Чимин, плюхаясь подбородком на спинку дивана. — Я не имел в виду — я пьяный, Чонгуки. Я просто — я забыл на секунду. Я больше не буду упоминать Сын-вона. То есть, на хрен этого парня — я прав? — Чимини, — осторожно говорит Юнги. Он тоже оборачивается на Чонгука. — Всё нормально, — мямлит Чонгук, — но кто — я имею в виду, я — Прежде чем он вытащит из себя слова, Хоби вопит: — Кто, нахрен, такой Мин-сук? Охая, Чимин снова исчезает. Он вжимается лицом в грудь Юнги и говорит: — Прости, что? Я не знаю, о чём ты говоришь. Хоби бежит через всю комнату, хватая Чимина, в то время как Джин кричит: — Да ну! У Тэхёна тоже есть бойфренд?! Господи боже. Я, что, единственный, кто не знал, опять? Чонгук делает большой глоток сакэ и потом начинает разбрызгивать, кашляя в рукав. — Нет! — кричит Чимин. — Никто не знал. Никто не знает. Просто — сделайте вид, что я никогда ничего не говорил. — О, боже мой. Кто этот парень? Мин-сук? — Хоби трясёт Чимина за плечи. — Скажи Тэ, что мы хотим познакомиться с ним! — Нет! Никто ничего ему не скажет! — Чимин закрывает лицо руками, расстроенный. Он быстро бросает взгляд на Чонгука, а потом притворяется, что не делал этого. — Он пока не хочет, чтобы это стало какой-то новостью. — Пока! — повторяет Джин, показывая на Чимина, как будто он только что раскрыл важный ключ к великой загадке. — Он говорит, пока! Они все выпили слишком много сакэ. Из кухни слышится голос разума Намджуна: — Остыньте, парни. Он скажет нам, когда будет готов рассказать. — Как давно? — спрашивает Чонгук, однако его голос настолько тихий, что никто его не слышит. — Ха! — говорит Хоби, улыбаясь Намджуну. — Ты так говоришь только потому, что ты никогда не хочешь представлять нас своим девушкам. — Это лишь потому, что он никогда не встречается с ними подолгу, — говорит Юнги, делая глоток сакэ. — Это не про… Давайте просто дадим ему немного времени, — говорит Намджун. Понизив голос, он добавляет: — Хотя мне и правда надо поговорить с ним про отдел персонала… Чонгук повторяет немного громче: — Как давно они вместе? — Шесть месяцев, — тут же отвечает Юнги. Глядя в свой стакан, Чонгук внезапно жалеет о каждом выпитом им сегодня грамме сакэ. Ему скручивает желудок. Он делает глубокий вдох, пытаясь успокоиться, чтобы его не стошнило прямо здесь, перед всеми ними. Мотая головой, Чимин говорит: — Нет, не настолько долго. — Он смотрит прямо на Чонгука. — У него было свидание после того, как мы вернулись из Лос-Анджелеса, — говорит Юнги. — Вот почему он так суетился по поводу своего наряда в аэропорту. Я имею в виду, суетился больше обычного. Помнишь, как он переодевался в туалете зала ожидания? — В тот день он одолжил у меня тёмные очки! — Хоби складывает руки на груди. — Это что, были для него просто секси-очки? Которые он использовал, чтобы соблазнить своего мальчика? Чонгук чувствует, как он сам белеет. Ему кажется, что вся кровь устремляется к желудку, заставляя его переворачиваться, и переворачиваться, и переворачиваться. — Я думал, он крутит романы на один вечер, — говорит Джин. — Все эти походы в клубы. — В половине случаев, когда он говорит, что идёт в клуб, он на самом деле встречается с Мин-суком, — поясняет Чимин. — Но никто ничего ему не скажет! Серьёзно! Я сказал ему, что сохраню всё в секрете, и я делал это, чёрт побери. Очень долго. Держа руку на животе, Чонгук несётся в ванную. Он чувствует, как в горле поднимается желчь, и он склоняется над туалетом, но ничего не происходит. Так он ждёт и ждёт, но по-прежнему — ничего. Чуть потрясываясь, он забирается в ванну. Может, так лучше, думает он. Ему не придётся смотреть в унитаз, а если его и стошнит, он может легко смыть. Или, возможно, он просто перебрал сакэ. Ванны должны быть чистыми, а не покрытыми рвотными массами. Все разозлятся, если его вырвет в ванне. Он ждёт. И в конце концов его больше не тошнит. Как будто его тело потратило столько времени на мучения из-за перспективы рвоты, что решило, что достаточно и тошноты. Но он остаётся в ванне, в одиночестве, руками держась за голову. Потому что у Тэхёна есть бойфренд. У Тэхёна есть бойфренд по имени Мин-сук. Тэхён, возможно, влюблён в своего прекрасного бойфренда, Мин-сука. Он до сих пор слышит разговоры парней в гостиной, именно так он узнаёт, что Мин-сук друг Сэ-джуна, одного из тэхёновых друзей-актёров. Он работает в отделе маркетинга косметической компании по уходу за кожей. Он очень даже сексуальный — по словам Юнги вообще-то. В итоге Чонгук приходит к осознанию, что он сам, Чонгук, тоже состоял в отношениях до прошлой недели. Так почему же так мучительно узнать, что у Тэхёна есть бойфренд? Какое он имеет право, чтобы чувствовать себя настолько ошеломлённым и расстроенным? Наверно, Тэхён чувствовал себя так же, когда узнал, что Чонгук встречается с Сын-воном. Или, может быть, нет. Определённо нет. Потому что он уже был влюблён в Мин-сука. Потому что уже шесть месяцев. Чонгук закрывает глаза, снова укладываясь головой на прохладный фаянс. Он не знает, сколько он там лежит, но в конце концов слышится стук в дверь. — Чонгуки? Можно я войду? — Это Чимин. — Да, — удаётся ответить Чонгуку. — Ты в порядке? Намджун сказал, у тебя был бледный вид. Тебе плохо? Слишком много сакэ? — Сейчас в порядке, — говорит Чонгук, но не двигается из ванны. — Это из-за Тэ? — Нет, — стонет Чонгук, но с таким же успехом он мог бы сказать «Да, очевидно». Сжимая губы, Чимин закрывает дверь. Потом он опирается на плечи Чонгука и забирается в ванну сзади, вытягивая ноги по обе стороны от Чонгука и притягивая его в объятия. Из комнаты им слышно, как выкрикивают Джин и Хоби, начиная раунд «Марио Карт». — Это длится не так долго, — бормочет Чимин. — Юнги только недавно узнал про Мин-сука. Он думал, что прошло шесть месяцев, но это было не так давно. Я не уверен, сколько именно прошло, если честно. Может быть, три месяца? Четыре? — Неважно, — мямлит Чонгук. — Вообще-то мне всё равно. — Да? Чонгук хмыкает. Он решает, что, возможно, ему стоит выдать это за дружеское участие. — То есть я хотел бы, чтобы он мне тоже рассказал. Я думал, мы лучшие друзья. Ну, были — — Мы все лучшие друзья. Он бы рассказал тебе, он просто… Он хотел оставить это личным. — Всё нормально… Я в порядке, просто — это сакэ, наверно. Мне не стоило столько пить. — Хорошо. — Следует мучительно долгая пауза, прежде чем Чимин опускается подбородком Чонгуку на плечо. Затем, самым своим осторожным голосом Чимин тихо произносит: — Это было не во время — ты понимаешь. Он познакомился с ним после всего — того. В этот раз оно проявляется не в виде тошноты. Вместо этого Чонгуку кажется, будто его сердце — это яйцо, бледное, хрупкое яйцо, которое раскололи и бросили на обжигающую сковороду. Он хотел бы прямо сейчас увидеть лицо Чимина и одновременно чувствует невероятную благодарность, что не может. Напротив, он лишь чувствует мягкую тяжесть чиминова подбородка, потирающего его плечо. Он сглатывает и моргает, таращась на затычку в сливном отверстии у него между ног в другом конце ванны. — Прости, что? — удаётся пробормотать ему, но голос его звучит пусто. Он дерьмовый актёр. — Ну, знаешь, это было не тогда, когда вы — — Что? — снова говорит Чонгук, перебивая. — Я не знаю, о чём ты говоришь. Чимин прижимается губами к плечу Чонгука. — Это не было тогда, когда вы — чем-то занимались. В таком состоянии ужаса Чонгук едва может говорить. Его голос дрожит, когда он произносит: — Он рассказал тебе? Что он сказал? — Ничего! Правда. Я просто хотел, чтобы ты знал. Он не обманывал. Для него это слишком — слышать такое вслух. Чонгук едва говорил с самим собой о том, чем они с Тэхёном занимались, но вот Чимин — знает, говорит, объясняет. Сознание Чонгука не может принять то, что Чимин об этом знает, или то, что он говорит об этом здесь, в ванне, пока остальные смеются в гостиной. Он возвращается обратно к отрицанию. Он звучит настойчиво, когда говорит: — Я не знаю, о чём ты говоришь. — Хорошо, Чонгуки, — мурлычет Чимин. Ещё одна долгая пауза, и потом: — Но разве было бы настолько плохо, если бы он мне что-то рассказал? — Да, — на автомате говорит Чонгук. Он вздыхает. — Я не знаю. Чимин крепко прижимает Чонгука к своей груди. — Ты ему правда нравился, ты знаешь? — Нет, — говорит Чонгук, но его сердце останавливается. Ты ему нравился. Нравился. Прошедшее время. — Он постоянно говорил о тебе. О том, что ему нравится. Как когда он говорил, что ему нравится, как ты морщишь нос, когда ты смеёшься. Запах твоего шампуня. Сексуальные звуки, которые ты издаёшь, когда поднимаешь гантели. — Чонгук замирает. Он ощущает улыбку Чимина, хотя и не видит её. — Всё такое. Он всё время говорил о тебе. Гораздо больше, чем нужно. — Наверно, это было просто потому… Он просто думает, что я милый малыш-макнэ или что-то такое. Чимин усмехается. — Ты думаешь, он думал о тебе как о милом малыше-макнэ, когда ты тёрся об него посреди ночи? — Ты сказал, что он ничего не рассказывал тебе! — стонет Чонгук. Он пытается отстраниться от чиминовых объятий, но руки вокруг его живота сжимают крепче, отказываясь отпускать. Он вжимается головой в свои руки. — Может, он и рассказал мне немного. Однажды. Когда мы выпили. Много, — говорит Чимин. Он улыбается Чонгуку в плечо. — Он сказал, что ты был весь такой настойчивый, но в то же время немного застенчивый… Это прозвучало очень горячо — — Пожалуйста, перестань, — хнычет Чонгук. — О чём ты так сильно переживал? Почему вы просто — ну, знаешь, не были вместе? Как мы с Юнги? — Я решил, что это запрещено, — медленно говорит Чонгук. — Или что это оказалось бы очень важно и все стали бы нас ненавидеть — особенно вы, парни, все пятеро. И были бы все эти неловкие собрания. И нам не разрешили бы остаться вместе в группе, или в противном случае нас бы заставили подписать какие-нибудь документы о том, что мы оставим всё на платоническом, профессиональном уровне, что казалось… невозможным. Я просто не хотел ничего менять. Всё всегда должно быть про нас, всех семерых. Я не хотел ничего разрушить. Чимин вздыхает. — Во-первых, ты должен был хотя бы поговорить об этом с Тэхёном. Я знаю, что ты это сделал, чуть-чуть, но из того, что я слышал, тот разговор не совсем считается. Вам надо было, так сказать, по-настоящему поговорить. И во-вторых, ты не думаешь, что всё уже изменилось? Разве было лучше охрененно запасть на него? Страдать по нему месяцами — чёрт, годами? Разве это также не меняет развитие группы? — Да… но я справлялся с этим. — Правда? — Чимин взъерошивает Чонгуку волосы. — Без обид, но ты не очень-то справлялся. Ты несколько месяцев ходил подавленный, а мне приходилось справляться с очень эмоциональным Тэ… Он никогда не знал, что у тебя на уме. Он не знал, отступиться ему от тебя или притворяться, что ничего не произошло. Он думал, что для тебя это было что-то вроде снятия стресса, мне кажется, или просто перепих, но я знаю, что он всегда как-то надеялся… И я видел, как ты на него смотришь, Куки. Он бы мне не поверил, но я — — Я не знаю, о чём ты говоришь, — мямлит Чонгук. — Я никаким особенным образом не смотрю на него. — Ах, не смотришь? — смеётся Чимин. — Ты с самого начала ходил за ним по пятам с щенячьим взглядом. Ты думаешь, ты смог это скрыть? С такими-то огромными глазами? — Хотя он не может видеть глаза Чонгука, Чимин неуклюже пытается их похлопать кончиками пальцев. Вероятно, он чувствует напряжение в теле Чонгука, потому что добавляет: — Может, это не настолько заметно. Я не думаю, что другие знают об этом. Просто у меня всегда было чутьё, я так думаю. Я не удивился, когда Тэ рассказал мне, что вы, — он понижает голос, прежде чем продолжить, — целовались и всё такое… Кстати, спасибо, что целовались с Тэ, пока я был в отключке в нескольких метрах от вас. Это уж точно не показалось странным. — Спасибо, что прервал наш сеанс с поцелуями, чтобы спросить про китов, — ворчит Чонгук, и Чимин посмеивается и снова лохматит ему волосы. — Вот, пожалуйста! Видишь? Это не должно быть что-то серьёзное и ужасное. Мы можем посмеяться над этим. — Сейчас это не имеет значения, — говорит Чонгук. — Не забыл, что у него есть бойфренд? — Не волнуйся. Он не так уж ему нравится, — легкомысленно говорит Чимин. — Он тебе так сказал? — Я просто вижу, — говорит Чимин, и Чонгук немного сдувается. — Мин-сук… хорошо, он нравится Тэ, но это не… — он мотает головой. — Это как ты и Сын-вон. Тот казался действительно милым парнем, но никто не думал, что из этого что-то выйдет. Чонгук моргает. — Никто? Правда? Как насчёт Джина? — Не отвлекайся, Чонгуки. — Чимин щёлкает пальцами возле чонгукова уха, заставляя Чонгука подпрыгнуть. — Он не останется с Мин-суком. Это просто факт. Так что тебе просто надо подождать. — Я не знаю — — Это выжидательная тактика, понятно? Когда он снова останется один, ты можешь внезапно напасть и — Они вдруг слышат, как хлопает дверь в гостиной. Чимин замолкает, и они оба слушают, как здороваются остальные парни. — Тэ вернулся, — шепчет Чимин. Они слышат, как Джин зовёт: — Как Мин-сук? Потом кричит Хоби: — Тише! Мы не должны были упоминать его бойфренда! — Сокджинни! Хосоки! — стонет Юнги, голос его искажается. Этакая развязность, когда даже Юнги звучит пьяным. Чимин устало вздыхает, однако он явно не удивлён. Он ещё раз крепко сжимает Чонгука руками по рёбрам, а потом использует край ванны, чтобы подняться на ноги. В последний раз взъерошивая Чонгуку волосы, он говорит: — Просто подожди, Куки, хорошо? Чонгук только кивает. После ухода Чимина он сидит ещё несколько минут, после чего встаёт и немного потягивается. У него болят мышцы от неловкого положения в ванне. Из комнаты он может слышать обрывки разговора, но больше просто интонации: извиняющиеся Джина и Хоби, озадаченные и чуть злые Тэхёна, молящие о пощаде Чимина. Когда возбуждение утихает, Чонгук наконец-то осмеливается пойти на кухню за стаканом воды. Большинство парней теперь сидят на диванах, лениво потягивая пиво и играя в «Марио Карт», спокойно болтая. На кухне Юнги наливает в бокал соджу и просто спрашивает: — Ты в порядке, пацан? Чонгук кивает и находит в себе силы сказать: — Напомни мне больше не пить сакэ. Стискивая стакан с водой, Чонгук направляется в свою комнату. Но прямо перед дверью он останавливается, чтобы коротко пожелать всем спокойной ночи. В ответ слышится «спокойной ночи» хором. Чонгук не может не задержать взгляд на Тэхёне чуть дольше, чем на остальных. Он устроился рядом с Хоби, и на нём ярко-зелёные носки, волосы в беспорядке, и почему он должен всё время выглядеть так чертовски мило? Лёжа в темноте в своей кровати, Чонгук пытается и проваливает попытку отыскать фото Мин-сука в Нейвере. И, может быть, это к лучшему, потому что сейчас в его сознании нет того лица, которое могло бы оказаться в кошмарах. Пока он ждёт, когда его накроет сном, он слушает, как остальные болтают в гостиной — в постоянном ожидании глубокого рокота тэхёнова голоса, оживлённых ноток его смеха. Это последнее, что он слышит, прежде чем уснуть.