Все понимает, но сказать не может

      Порой Чу Ваньнин сомневался, что вынесет такое счастье. Буквально. Его тело было закалено тренировками, но никто не готовил его к такой бурной личной жизни. Вчера он проживал ее сначала на кухонном столе, едва успев утащить пару приготовленных вонтонов — Тасянь-Цзюнь не любил слова, и предпочитал благодарить делом. А разузнав, что Мо Жань частенько применяет свой рот не по назначению, Тасянь-Цзюнь вознамерился не уступать ему в мастерстве. После они сделали остановку на пути к спальне, потому что сдерживаться Тасянь-Цзюнь тоже не любил. Он вообще потакал своим грязным желаниям всеми доступными способами (не то чтобы Чу Ваньнин так уж противился).       Когда разгоряченная спина наконец встретилась с прохладными простынями, Чу Ваньнин порядком затрахался, в самом что ни на есть прямом смысле, но Тасянь-Цзюнь и не думал на этом останавливаться. Поэтому Чу Ваньнин только успевал делать короткие вдохи, подставляясь под яростные укусы. В такие моменты он думал, что взял в мужья дикого пса. Огорчало только то, что подобное безудержное совокупление возносило его самого на вершины блаженства, и он кончал, пока Тасянь-Цзюнь натягивал его задницу на свой член, не забывая отвешивать обжигающие удары, такие, что алые следы от пятерни еще долго не сходили с бледных ягодиц Чу Ваньнина. Ужасно, каким порочным стал бессмертный старейшина, предаваясь разврату со своим ненасытным мужем (мужьями, если быть точным — при этом Мо Жань и Тасянь-Цзюнь, являясь одним человеком, в постели до определенного момента вели себя совершенно по-разному, но все всегда заканчивалось безудержным сексом и мольбами Чу Ваньнина).       Вчерашний день не стал исключением, и поутру Чу Ваньнин едва поднялся с постели, не подавая, конечно, виду. Все его тело покрывали следы от поцелуев и укусов, а любое неосторожное движение заканчивалось тем, что он изо всех сил сжимался в попытке удержать в себе чужое семя.       — Ваньнин? — сонно позвал Мо Жань, сменивший в полночь свое буйное альтер эго.       Чу Ваньнин обернулся и сдавленно зашипел, чувствуя, как по бедрам потекло. Мо Жань пробормотал что-то еще, обшаривая рукой место рядом с собой, а потом выдохнул и задышал глубоко и спокойно на разворошенной постели. Простыня сбилась, обнажив плотно набитый матрас, одна подушка валялась на полу, а вторую собственнически прижимал к себе Мо Жань. Одеяло мало что скрывало, и Чу Ваньнин позволил себе минутку постоять, рассматривая расслабленные мышцы мощного тела, загорелого от частой работы на свежем воздухе. Подавив желание вернуться в постель и погладить все то, что (Чу Ваньнин до сих пор не верил) принадлежало ему, он отправился отмываться.       Закончив с купанием, Чу Ваньнин взялся готовить мясную кашу. Он стоял у очага, когда на кухню вышел Мо Жань, растирая и без того румяное от умывания лицо. На плечи он небрежно накинул халат, и Чу Ваньнин тут же отвел взгляд от обнаженной груди.       — Мой нос меня не подводит? — с неподдельным воодушевлением спросил Мо Жань.       — Ты долго спал, — сказал Чу Ваньнин, нахмурившись. — Я устал ждать, — добавил он и вернулся к своему занятию.       — Этот ученик обязательно загладит свою вину, если Учитель даст ему отведать своей каши, — безо всякого раскаяния проговорил Мо Жань, обхватив ладонями талию Чу Ваньнина и потираясь носом о его макушку.       И что прикажете отвечать? Чу Ваньнин фыркнул и снял котелок с огня.       — Это будет что-то особенное. Все, что захочет мой дорогой Учитель, — не отставал Мо Жань.       Чу Ваньнин хотел очень простых вещей — поесть наконец и сесть за свои чертежи. Но, судя по ощущениям, всех подушек в доме не хватит, чтобы устроиться за столом с удобством. На самом деле у Мо Жаня где-то была припрятана отличная мазь, которая снимала весь дискомфорт за считанные минуты, но просить его… Невозможно! Чу Ваньнин поклялся, что добудет себе такую же.       — Ешь молча, — сказал он и поставил перед Мо Жанем миску с исходящей паром кашей.       Он постарался сделать ее так, как учил его Тасянь-Цзюнь еще там, в прошлом, во Дворце Ушань, и теперь внимательно следил за выражением лица Мо Жаня. Тот подул и осторожно обхватил губами ложку, а Чу Ваньнин невольно сглотнул и поерзал на стуле, стараясь держать спину ровно и не показывать, что его беспокоит измученная за ночь задница.       — Мой Учитель все делает идеально, — с улыбкой сказал Мо Жань, прожевав первую порцию, и тут же зачерпнул вторую.       — Не выдумывай, — проворчал Чу Ваньнин, пряча взгляд.       И как у Мо Жаня получалось говорить все это, не сгорая от стыда? Чу Ваньнин тоже хотел бы хвалить его вот так откровенно, но ему казалось, что его слова звучат неуклюже и только веселят Мо Жаня своей нелепостью.       — Не выдумываю, — возразил тот, быстро расправляясь с завтраком. — Если бы умел сочинять стихи, то воспевал бы твое совершенство каждый день, — заявил этот нахал, и Чу Ваньнин не выдержал — отвесил ему легкий подзатыльник.       — Язык у тебя без костей! Прекрати нести чушь.       — Да, мой язык не умеет складывать слова в изящные предложения, — сказал Мо Жань с притворной грустью, перегнувшись через стол. Его губы прижались к порозовевшему уху Чу Ваньнина и он добавил: — Но ему неплохо удается заставлять моего Учителя стонать и…       — Молчи!       Чу Ваньнин вскочил и поморщился, но Мо Жаня редко могли остановить слова. Точнее, он извинялся, со всем соглашался, но продолжал делать то, что делал.       Вот и сейчас он встал из-за стола и подошел вплотную, так что в его зрачках отражался раскрасневшийся Чу Ваньнин.       Сделав еще шаг назад, тот уперся в стену, и Мо Жань воспользовался этим, обнял его, ласково поглаживая поясницу, укладывая ладони на крепкие ягодицы.       — Я снова голодный, Ваньнин, — прошептал он.       — Наглец, — слабо ответил Чу Ваньнин, чувствуя, как чужое дыхание согревает его губы.       — Болит? — проницательно заметил Мо Жань, поглаживая его. — Пойдем, я как следует полечу тебя, — он прижался к его уху в поцелуе и добавил: — А потом отблагодарю, как умею.       От унижения, что его раскусили, что все попытки оказались такими жалкими, глаза Чу Ваньнина заблестели от непролитых злых слез. Но он вскинул голову и смерил Мо Жаня надменным взглядом.       — Что тебе в голову взбрело? Я в порядке. И не нужна мне твоя благодарность! — воскликнул Чу Ваньнин, уходя от объятий. — Это просто каша. Или мне нужно становиться на колени каждый раз, когда ты готовишь нам еду? — спросил он и прищурился.       Мо Жань растерянно уставился в ответ, и Чу Ваньнин по его лицу прочитал, что тот ударился в фантазии, вовсю представляя себе, как это могло бы выглядеть.       — Бесстыдник! — прошипел Чу Ваньнин, отталкивая Мо Жаня от себя.       — Стой, Ваньнин! Нет, я никогда не потребую… не попрошу, чтобы ты брал в рот из благодарности! То есть, если тебе хочется, ты, конечно, можешь... Но только сам!       Речь Мо Жаня становилась все путанее, и с каждым новым словом он забивал очередной гвоздь в крышку своего гроба.       — Просто заткнись! — не выдержал Чу Ваньнин, легко касаясь ладонью губ Мо Жаня, запечатывая их.       Тот раскрыл рот, чтобы выдать новую порцию смущающих извинений, и беспомощно захлопнул его, так не издав ни звука. Мо Жань нахмурился и посмотрел на Чу Ваньнина с горечью. А потом с напором вжал его в стену, пытаясь накрыть губы своими губами. Видно, решил, что раз не может говорить, то будет делать. Как всегда.       Заклятие молчания не мешало ему жадно целовать Чу Ваньнина, сминая слои его облачения, подбираясь к голой коже. И с каждым касанием сопротивляться хотелось все меньше, между ног было горячо, и Чу Ваньнин почти решился потянуть Мо Жаня в спальню, когда тот задрал его подбородок, вглядываясь в Чу Ваньнина ошалевшим от похоти взглядом. Уверенный в том, что он победил. Снова.       — Хватит!       Чу Ваньнин имел в виду — “Хватит откровенных взглядов, просто сделай это”, но не рассчитал силу, с которой оттолкнул Мо Жаня. Тот сделал шаг назад, споткнулся и грохнулся на задницу, неловко взмахнув руками.       Проклятье! Следовало извиниться, следовало помочь. Но Мо Жань вместо того, чтобы подняться, остался у его ног, обхватив колени и бросая обиженные взгляды, а Чу Ваньнин не нашел в себе сил признать собственную неправоту.       Но он и правда виноват. В конце концов, так заездил его Тасянь-Цзюнь, а не Мо Жань, но все шишки достались именно ему.       Чу Ваньнин сделал шаг и несмело протянул руку. Мо Жань вопросительно поднял брови, а потом удивленно распахнул глаза, почувствовав, как чужая ладонь скользнула по его волосам.       Чему его научил Мо Жань, так это тому, что иногда можно просто делать.       Гладкие, черные как смоль волосы скрепляла простая заколка, и Чу Ваньнин осторожно вынул ее, вернувшись к поглаживаниям. Он так редко трогал Мо Жаня, и сейчас, вплетая пальцы в густую гриву, не понимал, как же так случилось? А Мо Жань, похоже, едва не впал в шок, но не забывал тянуться за ладонью, выпрашивая ласку. Его рот чуть приоткрылся, а глаза смотрели с растерянностью.       Слишком непривычно, слишком волнующе.       Не выдержав, Чу Ваньнин скользнул ниже, едва касаясь скулы, не решаясь погладить безупречные линии лица. Но Мо Жань не собирался довольствоваться призраком ласки — вжался в ладонь, потираясь щекой, а потом приник к внутренней стороне губами.       Он смотрел на Чу Ваньнина с неясной просьбой в глазах, не переставая прижиматься к руке. Приходилось глубоко склоняться, чтобы дотянуться до его лица, поэтому Чу Ваньнин без задней мысли приказал:       — Выше!       Мо Жань встал на колени и послушно опустился на пятки, вглядываясь в Чу Ваньнина с любопытством. Он смотрел снизу вверх, и это тоже было непривычно. Чаще он подавлял собою, нависал, вдавливал и был тем, кто ведет.       Но сейчас он… подчинялся.       И Чу Ваньнин почувствовал потребность сказать Мо Жаню, как он прекрасен в своем послушании.       — Ты хорошо… себя ведешь, — выдавил он и положил обе ладони на его лицо.       Мо Жань коротко выдохнул, прикрывая глаза, и когда он снова их открыл, Чу Ваньнин увидел в них похоть. Жар был такой силы, что Чу Ваньнин не понимал, почему его еще не втрахивают в ближайшую поверхность.       Но Мо Жань сдерживал себя, и Чу Ваньнин не собирался упускать такую возможность. Он все смелее трогал его, потирал большим пальцем полную нижнюю губу, и Мо Жань покорно приоткрывал рот, а Чу Ваньнин напрягался изо всех сил, чтобы не ввести пальцы внутрь. Вместо этого он скользнул ладонью вниз по шее, наслаждаясь тем, как Мо Жань подставляет беззащитное горло под его руки. Каждым своим движением он показывал, что знает — Чу Ваньнин никогда не причинит ему вреда.       Они занимались такими невообразимыми бесстыдствами этот год — у Чу Ваньнина горели уши от одних воспоминаний — но сейчас он возбуждался от простых касаний, будучи полностью одетым. Может, в еде было что-то не то?       Додумать эту мысль Чу Ваньнин не успел — Мо Жань чуть склонился, так, чтобы поймать губами его руку, но вместо поцелуя он лизнул его мокро и длинно, от самого запястья через всю ладонь, а потом обхватил указательный палец, втягивая и посасывая его.       — Что ты дела… Ах! — Чу Ваньнин не договорил и попытался вырвать руку, но Мо Жань, вылизывающий его пальцы, тут же прихватил их зубами. — Не кусайся! — воскликнул он.       Мо Жань обнажил в улыбке клыки и медленно потянулся к его руке, не сводя дерзкого взгляда, а потом снова вонзил зубы в ладонь.       — Нельзя! Я же сказал, — возмутился Чу Ваньнин и легонько шлепнул Мо Жаня по лицу свободной рукой. А потом сжал его подбородок и посмотрел в полные возбуждения глаза. — Слушайся меня.       Вместо кивка Мо Жань открыл рот и снова лизнул его ладонь, но зубы в ход не пустил.       — Вот так, — прошептал Чу Ваньнин, чувствуя, что на такие простые ласки по какой-то странной причине отзывается его член.       Не поднимаясь с пола, Мо Жань надвинулся на него, опираясь на руки, вынуждая Чу Ваньнина отступать, пока поясница не встретилась с краем столешницы. Все еще на четвереньках, Мо Жань потянулся к нему, цепляя зубами пояс ханьфу. Его роста хватало, чтобы без проблем достать до паха Чу Ваньнина, и он вовсю этим пользовался.       Все так же не помогая себе руками, он развел полы верхнего одеяния и подцепил тонкий нижний халат (Чу Ваньнин зажмурился и жалко порадовался тому, что не стал натягивать исподнее). Он понадеялся, что Мо Жань облегчит напряжение в ноющем от возбуждения члене, но вместо этого Чу Ваньнин почувствовал быстрые горячие касания языка на бёдрах, икрах, а потом и на щиколотках.       Он решился посмотреть вниз.       Мо Жань почти лег грудью на пол, и темная ткань халата растекалась вокруг, скрывая под собой тело, на которое Чу Ваньнин (да, он признавал это), хотел смотреть снова и снова. Мо Жань скользил по его ноге, не кусаясь больше, жадно вылизывая подъем ступни Чу Ваньнина. Он обвел языком выступающую косточку на щиколотке и прижался губами к левой ноге, повторяя все то, что делал с правой.       Чу Ваньнин до боли стискивал пальцы, цепляясь за столешницу, и старался не смотреть на свой выставленный напоказ член.       — Сними… — начал Чу Ваньнин, и Мо Жань тут же вскинулся, прислушиваясь к его голосу. — Сними свою одежду.       Тот замер и чуть поднялся, наклонив голову на бок.       Что он хочет сказать? Ему не нравится такой приказ?       Чу Ваньнин совсем растерялся, когда Мо Жань поднялся на коленях, почти вжавшись в его ноги. А потом потерся об его обнаженную грудь щекой. И вопросительно уставился на Чу Ваньнина.       Он хочет… Хочет, чтобы ему помогли раздеться?       — Сейчас, — выдохнул Чу Ваньнин и потянулся к его поясу.       Ткань соскользнула без сопротивления, и он бросил халат перед Мо Жанем.       — Стой на нем, — попросил он, прикусывая губу.       Он только что невольно приказал Мо Жаню оставаться на коленях? Стыд какой!       Но тот нисколько не возражал — придвинулся, так, что вместо жесткого пола под ним оказалась ткань, и благодарно потерся о бедра Чу Ваньнина. Близость Мо Жаня к стоящему члену заставляла дышать чаще, но просить о большем Чу Ваньнин не смел. Пока.       Вместо этого он жадно разглядывал молодое тренированное тело Мо Жаня, который добровольно (в голове не укладывалось) выполнял его команды. Чу Ваньнин впервые позавидовал чужой выдержке. Он видел — Мо Жань готов во всех смыслах. Его непревзойденный, впечатляющий и по праву занимающий первое место в рейтинге член давно налился и тяжело покачивался при каждом движении, и Чу Ваньнин как заколдованный смотрел на него, сглатывая слюну.       Мо Жань, наконец, прикоснулся губами к его собственному, но так преступно осторожно!       При этом наглец не забывал о себе, одну руку устроил на столешнице, рядом с бедром Чу Ваньнина, а сам прижался пахом к его обнаженной ноге и принялся тереться своим стояком, словно он и правда дикое животное.       Разгоряченный многообещающими прикосновениями, Чу Ваньнин хотел попросить, чтобы тот уже начал сосать, и перестал дразнить его языком, но так и не набрался смелости. Вместо этого подавался бедрами, пытаясь хоть так показать, чего он жаждет. Но Мо Жань будто ждал прямого приказа.       Не дождется!       Чу Ваньнин оттолкнулся от стола, опускаясь на пол. Он обнял Мо Жаня, который по-прежнему не касался его руками, но отвечал на поцелуи, прижимаясь своим твердым членом, и каждое касание оставляло на животе Чу Ваньнина прозрачные тягучие следы.       Неудобство от прошлой ночи отошло на задний план, и все, чего хотел Чу Ваньнин — чтобы его наконец наполнили, насадили и как следует выебали. Или хотя бы коснулись налитого, напряженного члена. Но Мо Жань все ждал его указаний и не делал ничего сам.       И тогда Чу Ваньнин оторвался от заласканных губ, повернулся спиной, опускаясь на локти и прогибаясь в пояснице. Он сгорал от стыда и в то же время задыхался от возбуждения. Если Мо Жань не поймет, если захочет еще…       Мысль оборвалась под весом чужого тела. Чу Ваньнина вдавило в пол, а к бедрам прижалась нестерпимо горячая головка. Он выдохнул, расслабляясь, но проникновения не последовало, только сводящее с ума трение, как в их первый раз. Чу Ваньнин послушно свел ноги, коротко выдыхая на каждом толчке.       Мо Жань быстро забыл о приказе и кусал снова и снова, зализывая метки так, что Чу Ваньнин выгибался все сильнее, хотя его поясница уже стонала от напряжения. Но ему хотелось вплавиться в Мо Жаня и остаться так навсегда. Судя по тому, как тот врезался в него бедрами, проталкивая член между его ног, Мо Жаню хотелось того же самого.       Давление, запах, толчки и влажный жар чужого тела доводили до исступления, но этого все равно не хватало. Чу Ваньнин малодушно подумал, что вот-вот начнет ласкать себя сам, но мысль о самоудовлетворении перед Мо Жанем смущала сильнее необходимости просить.       — Я не смогу! Мне нужно… Потрогай меня, — сдался Чу Ваньнин.       Его слова стали той последней каплей, после которой прорывает плотину. Мо Жань вонзил зубы в его загривок, толкаясь быстро, почти без ритма, и наконец накрыл рукой его член. Чу Ваньнин едва не зарыдал от облегчения. Он стонал, сжимал бедра все крепче и вбивался в кулак Мо Жаня. И ему хотелось еще.       — Сильнее!       И Мо Жань, такой послушный, такой исполнительный сегодня Мо Жань, вжал его грудью в пол. Он двигался отчаянно и грубо — рукой и бедрами — а Чу Ваньнин всхлипывал и задыхался, чувствуя, как скопившееся возбуждение затапливает его тело, а потом вырывается криком и горячими каплями.       — Ваньнин! — жадно позвал его Мо Жань.       — Сделай это, — срывающимся голосом попросил Чу Ваньнин.       Он не мог думать о том, с чего вдруг к Мо Жаню вернулась способность говорить. Все, чего он хотел — почувствовать его кульминацию.       Обхватив собственный член, Мо Жань задвигал рукой быстро и резко. Смазка смешалась со спермой Чу Ваньнина, и тот хотел заткнуть уши, только бы не слышать откровенные хлюпающие звуки. Хорошо, что не заткнул. Мо Жань застонал отрывисто и так сладко, что Чу Ваньнин снова прогнулся, раскрывая себя перед ним, и почувствовал, как его заливает чужая сперма.       Наконец он смог расслабить дрожащие ноги и улечься на пол, не заботясь о том, что пачкает его. Мо Жань устроился рядом, и тут же попытался поймать его взгляд.       Не сейчас, точно не сейчас.       Может, через неделю Чу Ваньнин на него и посмотрит. Он закусил губу, запрокинув голову, и вдруг почувствовал, что Мо Жань тыкается макушкой ему в шею. Выдохнув, Чу Ваньнин запустил пальцы в его волосы, расслабленно поглаживая и думая о том, что смотреть, в общем-то, и не обязательно.