Песнь песков

Когда-то очень давно, где шепчут, танцуют пески, формируя длинные, извилистые барханы, произошло кое-что совершенно обыденное: альфа полюбил одного омегу. Яркое, обжигающее воздух и кожу солнце. Мерная поступь верблюдов по золотому песку. Караван движется неспешно, но равномерно, обещая вскоре добраться до города. Мешки полны чужеземных товаров, круп, тканей, драгоценностей. Кочевники кутаются в плащи, скрывая лица от жара пустыни. Вереница обходит очередной бархан, различая вдали очертания крепостной стены и домов. – К вечеру рискует начаться песчаная буря, стоит поспешить. Погонщик стегает верблюда, тот пускается в ритмичный бег. За три часа к моменту, как солнце только начнет опускаться, они добираются до города. Ночью в пустыне становится очень холодно, оставаться там лишний раз рискованно. Городские ворота открываются для них, караван длинной вереницей проходит внутрь. – Необходимо на поклон к шаханне* явиться, а после можно распродавать товар. – Через три дня великий праздник, стоит попридержать шелка и украшения до этого времени, чтобы продать втридорога. Шото кивнул. Он слез с верблюда, потянув его за уздечку с дороги в сторону загонов. Альфа очень давно ждал этого часа, сейчас он мечтает лишь о теплой ванне и мягкой постели. Караван скрылся за территорией дома, слуги сразу же начали разбирать товар, раскладывая его по группам. – Друзья, это вино для вас! – объявил весело Тодороки, снимая с одного из верблюдов большой кожаный мешок. Кочевники радостно загудели, вытаскивая из-за пазухи бычьи рога, и, толкаясь локтями, поспешили к альфе за каплями животворящего напитка. Они жаждут хорошей гулянки, вкусного вина и много блюд. Шото присутствует здесь лишь для поддержания единого духа. Его мысли витают далеко, около одного омеги, которого он видел в мечети на богослужении, с нежной кожей и солнечными, изумрудными глазами. Он всё для себя решил. Найдет его и предложит столько денег для выкупа будущих детей, что омега не сможет устоять и выйдет за него. Следующим утром Тодороки взял нескольких человек, с которыми двинулся ко дворцу шаханны. Они предстали перед ней, поклонились, рассказали о походе, отдали добрую часть приобретенного в казну. Правительница поблагодарила их за хорошую службу – пустая формальность. Как освободиться, Шото собирался сразу же отправиться на поиски семьи того омеги. *** Изуку огорченно осматривал себя в зеркало и вздыхал. Крутился так и сяк, пытаясь найти в своем лице хоть что-то симпатичное. Полгода назад ему исполнилось шестнадцать лет, жениться пора. Родные вовсю напоминают об этом ему и его родителям, но толку от этого не было. Не вышел Мидория внешностью, не западают на него альфы, не хотят в брак ступать. – Сын, чего попусту собой пытаться любоваться? – послышался недовольный голос матушки у него за спиной. Омега резко обернулся, поднялся, поклонился. – Прошу прощения, я не заметил вашего появления, – извинился он, грустно опустив глаза. Инко заметила это и подошла, осторожно приподняв его подбородок пальцами. – Не печалься, нет нужды проливать зазря слезы. Я уверена, найдется хорошая альфа, которая заплатит за ваших детей большой выкуп, – она ободряюще улыбнулась. Изуку грустно покачал головой. – Нет, матушка, – он отвернулся, ещё раз глянув в зеркало. – Не будет этого. К прочим омегам к шестнадцати вовсю ходят, а ко мне… никто… – Мидория поджал губы. – Я прекрасно образован, богат, я принадлежу к такой известной и влиятельной семье. Но из-за того, что красотой совсем не вышел, ни одна альфа не хочет со мной детей иметь, – грустно проговорил он. Инко поджала губы, недовольно глядя на сына. Они оба прекрасно знали, что это правда. – Сын. В конце концов, ты богат и влиятелен. К чему тебе эта красота? Вступишь в брак с любой альфой сам. – Да кто за меня пойдет, – Изуку махнул рукой. – Без выкупа любая пойдет, – фыркнула Инко. На их родине существовал очень древний обычай. Для вступления в брак альфе приходилось выплачивать семье омеги огромный выкуп из золота, драгоценностей, тканей и животных за возможность иметь от него детей, считать их общими. У бедняков были свои собственные рамки выкупа, как и у среднего класса, и у богачей. Мидория родился в очень богатой, известной семье, занимающее при дворе шаханны очень высокое положение. Он имел прекрасное образование, свободно разговаривал на нескольких языках, разбирался в арифметике и политике, имел очень высокую должность. Но, несмотря на это всё, пока что ни одна альфа не предлагала ему брак. Все его достоинства были одновременно и его врагами. Альфы, зная о его уродливости, не спешили предлагать большой выкуп, ведь совершенно не хотели некрасивых детей, не нуждались в том, чтоб они были общими. Но и маленький выкуп предложить никто не мог, это посчиталось бы унижением, оскорблением, платить за омегу из высших сословий так мало. Предлагать брак без выкупа свободно могли только пожилым омегам или уже имеющим более пяти детей, или признанным бесплодными. Но Изуку ни к одной из этих групп не относился. Он с самого детства рос, зная о своей внешней непривлекательности, но наивно полагающий, что никто не станет обращать на это никакого внимания. Никто никогда не позволял себе говорить о его уродливости – слуги не могли даже подумать, чтобы сказать такое господину, а верхние слои общества были слишком хорошо воспитаны, чтобы из-за какой-то ерунды портить удобные отношения. Мидория не обращал внимания на свою внешность, с трепетом ожидая взросления. Его лучший друг, Юга, писаный красавец был завален подарками от влиятельных семей молодых альф, начиная с двенадцати лет. Как он повзрослел, не только родители обращали на него внимание, уже предвкушая выгодный брак, но и также повзрослевшие молодые альфы. Он купался в их обожании, томных вздохов и невзначай брошенных взглядах. Изуку искренне был за него рад, но легкое чувство зависти гложило. Он уже успел уяснить, что за ним никто бегать не будет. Мидория понимал, что многие альфы согласились бы на брак с ним: он очень умен, образован и богат. Но пока ото всех от них ради брака с ним требуется большой выкуп, они будут искать не только богатого, умного и влиятельного, но и красивого… – Без выкупа любая пойдет… – согласился грустно Изуку. – И что ты мне предлагаешь? Сделать первый шаг к альфе ради пустого брака? – он вымученно вздохнул. При нужде омега или его семья сам мог устроить себе брак. Для этого достаточно было лишь сделать альфе или ее семье небольшой демонстративный подарок, который буквально бы означал предложение пожениться. Но таким занимались только пожилые, множество раз разведенные омеги или те, кто искал какую-то политическую выгоду. – А почему бы и нет? Не всю же жизнь тебе одному быть, без семьи! – Но это же так… так позорно, матушка! – Изуку всплеснул руками. – Признать, что ни одна альфа не хочет выкупать возможность иметь со мной общих детей… – он упал на стул, поникнув. Инко недовольно покачала головой. – Мы будем ждать до твоего семнадцатилетия, сын, а после или ты, или мы сами отправляем подходящей семье альфы предложение о браке, – строго проговорила она. – Но как… – омега потянул к ней руку, испугано вздохнув. После такого все будут смотреть на него по-другому, он погубит в себе «омегу». – Ты понял меня? – хмуро уточнила женщина. Изуку поднялся, послушно кланяясь. – Конечно, матушка. – Это моя и твоего отца воля, – твердо сказала Инко. – У тебя есть время подыскать альфу, которая тебе нравится, самому решить, кому хочешь сделать подарок. Если твой выбор нас устроит, мы его поддержим, – уже мягче проговорила она и ушла. Мидория остался один. Он без сил опал на свою перину, прикрыв глаза. И за что судьба с ним так жестока? Изуку всегда был прилежным. Жил по слову совести, держал посты, соблюдал заповеди, не помышлял даже о нарушении законов. Молился каждый вечер, помогал бедным и больным, вел себя сдержано в любых ситуациях. Родителей своих всегда почитал, учился прилежно, старательно. А они… Впрочем, Мидория прекрасно понимает их беспокойства, дальше ждать нельзя. Все стараются заключать браки рано, до пятнадцати. Порой не сразу начинают жить вместе, но стараются жениться, не медлить. Изуку устало потер переносицу и сел, поправляя свою спальную одежду. Утро для него наступило давно, но, пользуясь выходным днем, омега не спешил выходить. Он подошел к своему шкафу, открыл его, безынтересно оглядывая наряды. Выбирал, какой бы надеть сегодня. Одежда здесь не просто способ прикрыть нагое тело. Одежда – способ общения. Одежда демонстрирует статус, положение, возраст, пол. Костюмы бедняков и богачей явственно разнятся, как и наряды родовитых и безродных. Дети, вне зависимости от их пола, носят одежды простых, грубых ярких цветов. Красный, зеленый, оранжевый, синий и прочие. Их одежда особенно яркая для того, чтобы их было видно издалека, чтобы родители не теряли своих отпрысков в толпе. А также и для того, чтобы их не приняли за грабителей или чужих и случайно не зарезали. Убийство ребенка – один из самых страшных грехов. Взрослые альфы, а таковыми их начинают считать с четырнадцати лет, носят одежду любых темных цветов. Черную, коричневую, темно-синюю, -зеленую, -бордовую, -фиолетовую. Чем старше альфа становится, тем темнее и скучнее должна носить одежду. Пожилые альфы частенько носят всё полностью с ног до головы черное. Взрослые омеги, а таковыми их, как и альф, начинают считать с четырнадцати лет, носят одежду любых, в противовес тем же альфам, светлых цветов. Белую, розовую, сиреневую, бежевую, голубую, светло-зеленую, -желтую. Юные омеги носят «легкие», солнечные, теплые цвета: светло-красный, розовый, бледно-золотой, оранжевый. Зрелым омегам полагаются более холодного оттенка одежды: голубые, сиреневые, светло-зеленые, а совсем пожилые частенько надевают серый. С бетами всё немного проще и одновременно сложнее. Они комбинируют в одежде далекие друг от друга цвета, что делает их очень легко заметными в толпе. Бедных от богатых, как и знатных от безродных отличает качество ткани, что очень бросается в глаза, и наличие у вторых украшений. Также их одежда часто прошита золотом или серебром. Мидория недовольно вздохнул, оглядывая свои наряды. В его комнате в шкафу висели самые часто использованные, но далеко не все. Его одежда исчислялась в десятках экземплярах. – Денки! – громко крикнул он, подавшись в сторону двери. Буквально через пару секунд в нее постучали и вошли. – Мой господин, – вошедший слуга быстро и низко поклонился. – Чего изволите? Изуку скучно на него посмотрел. – Помоги мне одеться, – приказал он и вздохнул, вновь скучно глянув на шкаф. Денки сразу же к нему подскочил. Он одевался заметно проще, чем всегда это делал Мидорию, что выдавало в нем простолюдина. В мутноватого, даже грязного песочного цвета – из-за качества ткани – длинную рубаху, подвязанную серым поясом, такого же цвета широкие штаны, шальвары*, безрукавку и длинный платок, что скрывал его руки, шею и голову от посторонних глаз. Он ещё не успел жениться – недавно ему исполнилось тринадцать, – поэтому во всех людных местах кроме мечети был вынужден покрывать голову. – Господин, какой наряд вы предпочтете сегодня? – уточнил омега негромко. Господам-омегам всегда прислуживали лишь слуги-омеги, то же казалось и альф-господ и альф-слуг. Редким исключением становились слуги-беты в домах альф. Омеги и вовсе не терпели их подле себя. – Принеси что-то из неношеного, – приказал Изуку, устало вздыхая. Утренние сборы ужасно его утомляли. – Да, господин, – Денки поклонился и поспешил выбежать в коридор. Мидория остался в одиночестве. Он замер посреди комнаты в своей скучной серой длинной рубахе и песочного оттенка штанах. Они были сшиты из очень мягкой, даже нежной ткани, что было особенно приятно во сне. В таком виде Изуку мог позволить себе предстать только перед парочкой личных слуг. По этому поводу существовали очень серьезные ограничения. Личной слугой юных и невинных ни с кем* омег, альф и бет всегда становился такой же невинный и юный омега, альфа или бета. Это необходимо было для того, чтобы юные господа не выведывали у слуг различные непристойности. Родители очень тщательно уберегали своих детей от греха. За пару недель до свадьбы слуг меняли на уже опытных и зрелых. У них женихи и невесты могли поинтересоваться обо всех волнующих их вопросах на тему близости. Денки воротился довольно скоро. В его руках было множество аккуратно сложенных комплектов одежды. – Господин, – он низко поклонился и положил их всех на стул. – Как вам этот наряд? – омега осторожно продемонстрировал господину рубаху нежно-розового цвета и прилагающиеся к нему безрукавку, пояс, платок. – Мне не нравится, – отрезал Мидория, недовольно скривившись. – Я не люблю оранжевые и близкие к ним цвета. – Как прикажете, господин, – Денки отложил один наряд, показывая Изуку следующий. Уже куда более приятного, желтого цвета. – Как ты считаешь, этот цвет, – Мидория медленно подошел, ощупывая пальцами мягкую, тонкую ткань, – подойдет мне? – Конечно, господин, – Каминари покивал головой, – желтый довольно нейтральный, он подойдет к вашим зеленым глазам. – Желтый и зеленый? – Изуку нахмурился. Он уже давно с нетерпением ждал, когда будет считаться «зрелым» и сможет носить голубые одежды. Те куда больше подошли бы к его внешности. – Вы можете подчеркнуть ваши глаза украшениями, – осторожно подсказал Денки. – Хм… да, наверное, – Мидория задумчиво кивнул. – Напомни, откуда у меня эта одежда? – Вам его подарил чужеземец, что посещал ваш дом с визитом. – Ах, да, – Изуку поджал губы. Гости их дома, делающие политически выгодные и дружеские визиты, стремились преподнести в подарок что-нибудь особенное. Наощупь ткань была очень необычной. На родине Мидории вся одежда была животного происхождения из-за скудности растительности. Но из-за моря часто поставляли необычные ткани, из которых уже здесь шили обычного кроя одежду. Омега махнул Денки рукой, показывая, что он остановился на этом наряде. Каминари послушно кивнул и подскочил к нему, осторожно помогая раздеться. Изуку привычно раскинул руки в стороны, а слуга быстро-быстро развязал его спальную рубаху и штаны, осторожно их снимая. Оставшись на несколько секунд обнаженным, Мидория глянул на себя в зеркало и улыбнулся уголками губ. Если забыть о его уродливом лице, его тело было сложено полностью правильно. Мягкие живот и бока, полные бедра, обещающие хорошее потомство. Каминари осторожно натянул на него рубаху, затянул ее потуже, подвязал все веревочки. Изуку с некоторым сожалением на себя посмотрел. Под одеждой все идеальные изгибы его тела терялись. Денки спешно надел на него безрукавку и затянул всё тугим поясом, не давая одежде и шанса съехать куда-то не туда, заодно и красиво подчеркивая талию. Остался лишь платок. Его омега отдал в руки Мидории, поклонившись и отступая. Он уже успел запомнить, что Изуку предпочитает надевать его сам. Мидория обернулся к зеркалу, подошел к нему поближе. Платок был настолько большим, что омега запросто мог покрыть им всё свое тело. Изуку осторожно положил его на плечи, дважды обмотал вокруг шеи, сформировал вокруг головы подобие капюшона, а края пустил струиться по рукам. – Как? – повернулся к Каминари, ожидая его мнения. – Прелестно, господин! – восхитился Денки. – Вы всегда с такой легкостью их завязываете! – хлопнул он в ладоши. Мидория одобрительно кивнул, ещё раз глянув на себя в зеркало. Платок был желтоватым, полупрозрачным, но всё равно очень хорошо скрывал его лицо. На людях неженатым омегам полагалось покрыть только голову, волосы, но Изуку предпочитал скрыть и свое лицо, оставляя лишь щелочку для глаз. Не хотел, чтобы люди лишний раз видели его уродливость. Мидория присел на стул перед большим столом и открыл сундучок с украшениями. Он не сильно любил их, но высокое положение вынуждало их носить. Как и альфы должны были надевать множество колец и ожерелья из клыков животных, которых им довелось убить. Изуку надел парочку изумрудных ручных браслетов и серег, что шли в комплекте, и одно золотое кольцо. – Думаю, этого будет достаточно, – негромко проговорил омега, поднимаясь. Это был не вопрос, поэтому Каминари не осмелился встревать. Мидория поднялся и вышел из своей комнаты, направляясь меж каменных коридоров к выходу. Семья помогла ему получить высокую должность при дворе. Изуку занимался некоторыми политически-дипломатическими вопросами, где сильно пригождалось его знание иностранных языков. Он получал очень хорошее жалование, но это при всем состоянии его семьи не сильно его волновало. Мидория вышел во двор, огляделся по сторонам. Слуги сразу же заметили его и поспешили к загону за парочкой ослов. Другие прикатили колесные повозки, а вместе с ним и погонщика, который возил Изуку на любые мероприятия. – Во дворец, – приказал Мидория, с помощью слуг забираясь на единственное сидячее место в повозке. – Слушаюсь, господин, – погонщик кивнул, стегая животных, что удивительно послушные его воли двинулись в путь. Вслед за ними на конях двинулись двое стражников, без которых Изуку не выезжал никуда. Мысль о том, что он может попасть в руки разбойников, не прельщала. До дворца добрались быстро: никто не рисковал лишний раз преграждать путь колеснице богача. Мидорию впустили без лишних вопросов, местные слуги быстро запоминали всех тех, кто занимал при дворе какие-либо должности. Изуку в сопровождении своих стражников прошел до зала с рукописями. Заметив его появление, дворцовый слуга низко поклонился и продемонстрировал Мидории несколько свитков, которые ему необходимо было перевести и составить подробный ответ. Все эти свитки являлись письмами соседних государств, просящих о помощи, предлагающих заключить договор и прочее. Доверить такие документы нельзя было незнатному человеку, обычному переводчику. Изуку пригодилось самолично выписывать перевод от руки, чтобы информация не просочилась к низшим слугам, а после также полностью самостоятельно писать несколько подробных решений, которые по его мнению самые выгодные. Документы передавались после шаханне, которая лично их перепроверяла и или одобряла, или отклоняла. – Хорошо, помогите их отнести на мое место работы, – кивнул Мидория. Увозить столь важные документы в свой дом строжайше воспрещалось. – Да, господин, – слуга кивнул и подозвал к себе какого-то помощника, быстро сказав ему, чтобы тот помог перенести множество свитков. Сам Изуку никогда ничего не носил. На это есть слуги. Омега неспешно двинулся по коридору в зал, что был отведен для его работы. Дорога проходила прямо мимо зала шахов. Пользуясь случаем, Мидория поспешил уточнить у одного из стражников, что охраняли двери: – Объявите шаханне о моем приходе, – спокойно приказал он. Стражники не сдвинулись с места. – Шаханна не может вас принять, с ней сейчас торговец. – Торговец? – Изуку нахмурился. Где торговец, а где он! – Что за торговец? Как долго они пробудут там? Шаханна собиралась принять меня на этой неделе, но до сих пор не прислала письмо о приказе явиться. Раз уж я здесь, возможно, госпожа согласится принять меня, – заметил омега. – Простите, господин, это один из самых богатейших и влиятельных торговцев, он только вернулся из очередного невероятно успешного похода. Шаханна очень ждала его возвращения. Нам запрещено их прерывать. – М… – Мидория недовольно поджал губы. – Что ж, ладно, – он кивнул, неспешно двинувшись дальше по коридору. Неожиданно дверцы в зал шахов открылись, оттуда решительно вышел человек. Изуку испуганно дернулся, резко развернувшись. Его взгляд пересекся с разноцветными хищными глазами какого-то альфы. Несколько секунд они в упор смотрели друг на друга, пока омега не опомнился и не отвернулся, спеша отстраниться. Он поправил свой платок, не желая открывать лица. Альфа же не собирался двигаться с места. Более того, взгляда он не отводил, что было просто верхом неприличия. Его голову не покрывал тюрбан, значит, незамужний. Это делало ситуацию ещё более непристойной. Мидория отступил назад и, решив не дожидаться извинений, двинулся быстро дальше по коридору. Альфа ринулся вслед за ним, вдруг резко схватив за руку, останавливая. Стражники Изуку всполошились, обнажая тут же свои клинки. Омега в ужасе посмотрел на незнакомца, готовый в любую секунду начать кричать. Но тот поспешно разжал свои пальцы. Уходить, однако, не стал. – Как ваше имя, господин? – вдруг спросил он. Негромко, низко, где-то даже хрипло. Вопрос прозвучал больше, как требование, поэтому Мидория не решился его игнорировать, тихо отвечая: – Изуку Мидория. Глаз он на альфу больше не поднял, бросившись дальше по коридору. Сердце испуганно сжалось. Прежде никто никогда не позволял себе с ним вести себя так вульгарно! Какой позор! Что с этим альфой не так?