ID работы: 11244048

девять миллионов дождливых дней

Слэш
G
Завершён
13
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
7 страниц, 1 часть
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
13 Нравится 2 Отзывы 2 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Позже всех из «Мюзена» вышли Козетта и Жан Прувер. Как только они появились на улице, в парке аттракционов по соседству заиграла новая песня. Она была веселой, бодрой, на английском. Баорель и Фейи пришли к выводу, что включать такое ленивым осенним вечером — настоящее издевательство. — Все нормально, Жан-Соль*? — спросила Козетта, легко дотронувшись до локтя Грантера. Грантер в ответ приподнял брови. — Эти придурки, — он любезно указал на Баореля и Фейи, — собираются начать третью мировую из-за попсовой песенки, а ты спрашиваешь, все ли у меня нормально? — Ты танцуешь, — объяснила девушка. — Это… странно. — Странно то, что я танцую, или то, как я танцую? — кокетливо уточнил Жан-Соль. Козетта задумалась. За нее любезно ответил Курфейрак: — Ты странный. — Сгинь. Мы разговариваем с Козеттой. — Я думал, что вам нужен взгляд со стороны. Грантер задохнулся от возмущения: — Перестань смотреть на меня со стороны, наглец! Его ткнули в щеку; Жан-Соль стремительно развернулся, но Комбефер уже успел отбежать на безопасное расстояние. Чихнув, он ехидным тоном напомнил, что выступает против любого насилия, кроме того, что неизбежно в ходе революции, и принялся наматывать шарф на шею. — Ты все еще танцуешь, — между делом заметила Козетта. Грантер зевнул. Разговор начинал его утомлять. — Греюсь, — коротко ответил он. — Здесь холодно. — А, вот что. Слушай, — Козетта улыбнулась, — я понимаю, что ты мог и не заметить, но мы вроде как стоим у входа в кафе, где очень тепло и все такое, так что… Короткие смешки на фоне определенно принадлежали Комбеферу и Курфейраку. Жан Прувер легко улыбнулся, но больше никак своих мыслей не выдал. Молчал только Жоли, и Жан-Соль испытал горячее желание пожать ему руку, а всем остальным — откусить головы. Он вздохнул: — Всем пока. Комбефер, надеюсь, ты потеряешь Курфейрака по дороге. Жеан, дорогой, напиши, как доберешься, я буду переживать. Козетта, передавай привет Мариусу. Скажи, нам жаль, что он не захотел приходить. Козетта поцеловала Грантера в колючую щеку и повторила в какой-то там раз за вечер: — Он заболел. — Нам жаль, что он не захотел приходить да еще и заболел, — вклинился Жоли. — Если что, пусть напишет. Я посоветую ему какой-нибудь классный сиропчик от кашля. — «Классный сиропчик от кашля», — хохотнул Грантер. — Не пишите ему, он нагуглит черт знает что и будет лечить Мариуса от синдрома иностранного акцента. Пообещав, что обязательно всех и от всего вылечит, Жоли закинул одну руку Жану Пруверу на плечо, и вместе они двинулись в противоположную от кафе сторону. За ними потянулись Курфейрак, Комбефер и Козетта; им вслед Грантер махал так активно, что его рука начала болеть. Наверное, именно это заставило Анжольраса оторваться от телефона. Спохватившись, Рафаэль тоже попрощался с друзьями, потом развернулся и удивленно посмотрел на Жан-Соля. — Ты еще не ушел? — как всегда очаровательно тактично спросил он. Грантер сказал: — Нет. Хочу подышать воздухом. — Ясно, — откликнулся Анжольрас и снова уткнулся в телефон. Из «Мюзена» продолжали выходить люди, как гномы у Толкина, и все они останавливались, чтобы перекинуться парой слов с Анжольрасом: прощались, спрашивали о месте и времени следующей встречи, брали контакты, благодарили за увлекательное обсуждение. Короче говоря, обменивались информацией через рот. Жан-Соль наблюдал за ними без особого интереса и делал самый клоунский вид, когда на него, стоявшего рядом с прекрасным Рафаэлем, обращали внимание. В какой-то момент, к счастью, поток трепетных студентов и студенток иссяк. Тогда Грантер блаженно потянулся, снова зевнул и зажмурился так сильно, что перед уставшими глазами заплясали темные точки. Но какие там темные точки, или белые струны, или радужные ромбы, или реферат по ирландской и континентальной монастырским традициям раннего средневековья, который ждал его дома, когда здесь, прямо перед ним, было лицо Анжольраса? Жан-Соль отметил про себя, что в теплом свете дохлого уличного фонарика, висевшего над дверью, кудри Рафаэля переливались золотом и выглядели особенно красиво. Рафаэль отметил — не про себя, — что на него безбожно пялятся. — Ты надышался? — добавил он. Грантер снова зевнул и сказал: — Я никогда не смогу надышаться воздухом своей Родины. — И замолчать не сможешь? — Вероятно, не смогу. Зачем? Что вы будете делать без моей болтовни? Признай, она поддерживает всех в тонусе. — Где-где? — Если бы я молчал, все рано или поздно заскучали бы, — весомо заметил Жан-Соль. — Когда люди устают, им нужно расслабиться. Как ты расслабляешься, когда устаешь, Аполлон? — Сплю, — сухо ответил Анжольрас. — И не зови меня так. Рафаэль посмотрел на Грантера и почесал кончик носа. Грантеру нравился этот жест, потому что своей небрежностью он выбивался из строгого образа Анжольраса и, может быть, потому что в нем, в Анжольрасе, не было вещей, которые Жан-Солю не нравились. Жан-Соль прочистил горло и заметил: — По курсу дождь, мой капитан. — Вижу, — хмуро ответил Анжольрас. Помолчали. Грантер качнулся с пятки на носок и засунул руки в карманы джинсов. Его губы сами по себе растягивались в дурацкую улыбку. — Мне тут птичка донесла, что у тебя нет зонта. — Скажи птичке и Фейи, что доносчиков мы не одобряем. — Вы — Республика? — Грантер, иди домой. Грантер знал этот тон: когда Анжольрас говорил им, окружающим хотелось либо вытянуться по струнке, либо стать незаметными. — Пойдем со мной, — вздохнул Жан-Соль. — Не хочу, чтобы твоя ясная голова намокла. — Светлая. Грантер моргнул. — Я знаю, что ты блондин. — А я знаю, что ты дурак, — беззлобно, но снисходительно передразнил его Анжольрас. — Говорят не «ясная», а «светлая голова». Дождь усиливался; Жан-Соля клонило в сон. Последнее помешало ему достать свой мобильник и заснять Рафаэля на камеру, чтобы все увидели, что иногда он может быть расслабленным и смешным. — Давай я провожу тебя? — попробовал Грантер еще раз. — Спасибо, но я уже отказался. — Правда? — Жан-Соль тряхнул головой так, что шапка едва не слетела. — Я забыл. Кстати, Рафаэль, нужно ли тебя проводить? Мне сказали, что ты потерял свой зонт, и… Анжольрас скрестил руки на груди. — И? — поторопил он. — И я не придумал, что говорить дальше, — пожал плечами Грантер. — Соглашайся. Пожалуйста. Если не хочешь, не соглашайся, но ты действительно собираешься идти под дождем несколько кварталов? Мне-то, конечно, до лампочки, но если ваша организация останется без тебя, я имею в виду, без головы, светлой, если тебе так больше нравится, а не ясной, то вы не сможете свергнуть правительство (или кого там «Котята Азбуки» хотели свергнуть до следующего Рождества) и выбьетесь из графика, а это, типа, фигово, чувак. Понимаешь, к чему я веду? Все будут говорить, что мировая революция не победила, потому что Анжольрас подхватил простуду. Носком кроссовка Рафаэль толкнул камешек в лужу; выглядел он задумчивым. Может быть, оценивал перспективы. По крайней мере, Жан-Солю хотелось думать, что он оценивает перспективы, а не пытается притвориться мертвым, чтобы от него наконец отстали. — Я напечатаю кучу листовок, чтобы все узнали о твоем фейле, кстати. Просто… имей в виду. — Брут, — подвел итог Анжольрас и поднял глаза. — Тогда мне действительно стоит заболеть, чтобы хотя бы раз в жизни ты занялся чем-то полезным. Грантер присвистнул: «Раунд». Рафаэль вытянул руку из-под козырька, понаблюдал, как дождь капает на красную вязаную перчатку, и сказал: — Хорошо, я согласен. Спасибо. Только пошли быстрее. Грантер подвис. — Стой, ты не послушаешь другие аргументы? Про громовой ветер и штормовые удары? — Подожди, про что? Не моргнув глазом, Жан-Соль продолжил позориться. — Громовой ветер. Очень опасный. Не слышал? Уносит людей и… — он помедлил, — и гремит. Хотя ладно, ладно, ладно, знаешь что? Забудь, это было плохо. В свою защиту скажу, что я не спал всю ночь и выпил три кружки кофе с апельсиновым соком. Анжольрас скривился: — Во-первых, фу, — сказал он. — Во-вторых, тоже фу. В-третьих, в следующий раз подумай о своей печени, Грантер. Грантер тут же возмутился: — Я работал. — Ты работаешь в книжном магазине. — Я работаю в магазине, где раз в месяц собирается книжный клуб, — уточнил Жан-Соль. — Ты просто еще не в курсе, что для фанатов Стивена Кинга время относительно и что их невозможно выгнать даже метлой, если они этого не хотят. Анжольрас позволил себе легкую улыбку: — Ты пытался? — Что? Нет, конечно нет. Ты же знаешь, я пацифист. Эпонина пыталась, пока я прятался у нее за спиной. Моя героиня. Тут Грантера внимательно осмотрели, и всего на секунду он задумался о том, как выглядит его концептуальная джинсовка с заплаткой на локте. Плохо, наверное, но не так плохо, как он сам. Класс. Приятно побеждать в соревнованиях. — Тогда зачем ты пришел? — спросил Анжольрас уже нейтрально. — Остался бы дома. Жан-Соль не ответил. Он все еще не терял надежды, что когда-нибудь смысл этого затянувшегося анекдота дойдет и до такого гениального тупицы, как Рафаэль. — Пошли? — прочистил горло Грантер. — Да, конечно. Жан-Солю трудно было поверить в свое счастье; видимо, слабо в него верилось и зонтику. В тот момент, когда Грантер раскрыл его, все пошло не так: сначала они с Анжольрасом услышали скрип спиц, потом не услышали ничего, но увидели, как яркий зонт, подхваченный ветром, полетел прямо на проезжую часть. Там, прямо на проезжей части, его и переехала блестящая синяя тойота. Грантер выругался. Внутри он гомерически хохотал. — А ты говорил, — поддел он застывшего Рафаэля, — что громового ветра не бывает. — Я все еще в этом уверен, — Анжольрас подумал и добавил: — Мне жаль твой зонт. — Не мой, — поправил Грантер, — так что лучше пожалей меня. Когда Эпонина узнает, что случилось с ее зонтом, она захочет убивать. Анжольрас приподнял брови. — Я шучу. — Точно? — Конечно. Конечно, Жан-Соль не шутил. — Подержишь мой телефон? — попросил Рафаэль. — Давай сюда. Между делом Грантер поджег сигарету. Анжольрас снял с плеча холщовую сумку, расшитую талантливыми руками Жана Прувера, и, покопавшись в ней, вытащил на свет божий предмет. Черный, маленький. Довольно компактный. В общем, зонтик. Свободной рукой Жан-Соль потер шею; он чувствовал, как начинает покалывать кончики ушей. — Вот теперь мне неловко, — поделился он. В воздухе повисло: «ты не спрашивал». Грантер понял, что не дождется объяснений, и продолжил дымить, погрузившись в ленивые размышления. Пару минут назад он остался без зонтика, а скоро его покинет еще и Рафаэль. С одной стороны, было грустно. С другой стороны, было абсурдно смешно: Жан-Соль уже представлял, как будут хохотать Жоли и Эпонина, когда он расскажет им об этом. Будто заметив что-то на его лице, Анжольрас сказал: — Не ломай комедию. Пойдем? Будь Грантер помоложе, он бы подавился и позорно взвизгнул. — Куда? — В метро, я думаю. — С тобой? Я хочу сказать, под одним зонтом? — настороженно уточнил Грантер. В парке аттракционов включили нежную песню The Smiths. Здесь, у «Мюзена», что-то наверняка случилось со светом, потому что на секунду Грантеру показалось, что высокие скулы Рафаэля окрасились розовым. — Если хочешь, я буду идти под зонтом, а ты — рядом, — предложил Анжольрас. — Смешно. Нет, спасибо, не хочу. То есть хочу. Еще раз спасибо. С тобой. Под зонтом. Уловил, Аполлон, да? Жан-Соль почувствовал, что его вот-вот строго позовут по имени, поэтому поспешно затянулся, выкинул окурок в урну и выбежал под дождь. Потом — сделал шаг под зонтик; неправильные расчеты, Грантер, слишком близко, так можно и столкнуться с… — Видимо, ты действительно мало спал, — вздохнул Анжольрас. — Но хочу сказать, что это того стоило. — Господи, — Рафаэль отвернулся. — Я притворюсь, что ничего не слышал. — Может, поцелуемся? — Грантер шмыгнул носом. Глядя прямо перед собой и широко улыбаясь, он тут же объяснил: — Я просто проверяю, что там у тебя со слухом. — Осторожнее, Грантер, — предупредил Анжольрас. — Вряд ли тебе будет удобно делать это из-под капота случайной машины. Грантер остановился, чтобы посмотреть на Рафаэля с немым вопросом. Рафаэль, не желая отвечать, прошел пару шагов вперед под дождем, вернулся и потянул его — за руку! — за собой. Жан-Соль моргнул, но ничего не сказал; чужую ладонь он не выпускал из своей до самого метро. Анжольрас, впрочем, не протестовал. Ради всех святых, Аполлон, что у тебя на уме?
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.