Без слов

Вообще-то сон у Курогане был чуткий, но в последнее время он стал замечать за собой, что кое-кому не составляло никакого труда проскользнуть в его спальню незамеченным. Он бы и не знал об этом, пожалуй, если бы не такие мелочи, как, например, задернутая штора - чтобы солнце утром не било в глаза и можно было поспать подольше. Этот кое-кто успевал обратить внимание на все, даже если заглядывал вечером на несколько минут, просто "чтобы пожелать спокойной ночи". Вот и в этот раз Курогане открыл глаза – и увидел сидящего у постели мага, хотя мог поклясться, что ничего не слышал. То ли Фай не сводил с него взгляда, то ли успел заметить, как изменилось дыхание ниндзя раньше, чем тот открыл глаза, но он смотрел на него и улыбался – так, как не улыбался никогда раньше. И от этой улыбки Курогане на мгновение стало жарко и, кажется, даже сердце забилось чаще. Потому что вот он, этот придурок, сидит, улыбается мягко и искренне, живой, целый и невредимый, не сводит с воина своих потрясающе голубых глаз. После всего, что случалось с глазами мага, Курогане наконец понял, как ему нравится этот цвет. Он редко когда позволял себе отвлекаться на подобные мелочи, но сейчас, во дворце Клоу, можно было себе позволить просто наблюдать – вот он и наблюдал. За тем, как светлые глаза, оказывается, могут менять цвет, за едва заметными морщинками – такие бывают только от улыбок. Ему давно уже не было так спокойно, очень давно. В последний раз, пожалуй, в детстве, когда живы еще были родители. Курогане немного удивлялся этому неожиданному умиротворению: ничего ведь еще не закончилось, неясно, что их ждет впереди, - но когда он видел мягкую улыбку мага, каждый раз накрывало теплой волной и думать о будущем попросту не хотелось. Зачем, если в настоящем есть эта улыбка? - Доброе утро, Курорин. Ты такой засоня. Дети уже давно проснулись и убежали куда-то, - Фай снова улыбнулся, и Курогане почувствовал острое желание потрепать его по щеке, до того маг был… уютный в такие мгновения. - Доброе утро, - проворчал ниндзя не слишком приветливо, стараясь скрыть смущение. Все-таки подобные ощущения были ему непривычны. - Я думаю, тебе пора сделать перевязку. Курогане покосился на столик возле кровати, где уже были разложены бинты. - Зачем? С его точки зрения, все «раны» были пустяковыми царапинами, из тех, что уж точно не нуждались ни в каком особом уходе. - Нуу, - задумчиво потянул Фай, - предположим, я хочу немного о тебе позаботиться. Курогане хмыкнул. Подобное было очень в духе Фая – и все равно ощущалось как-то по-новому. - Ну, заботься. Фай словно только и ждал этого разрешения. Осторожно – слишком осторожно – начал разматывать бинты. Курогане не зря считал все эти царапины сущей мелочью – повязка отходила легко, и он уже собирался сказать магу, что в перевязке больше не нуждается, и так все заживет – вот уж точно, как на собаке. Но тут Фай вздрогнул – ниндзя даже не увидел это, почувствовал – и на мгновенье замер. Воин резко повернулся к нему. Не знай он мага так хорошо, и не заметил бы, но новая, искренняя, теплая улыбка исчезла, снова сменившись фальшивой, которую ниндзя успел как следует запомнить – и возненавидеть за время их путешествия. - Какого… - начал было Курогане, и тут же все понял. - Не смей! – зарычал он. – Не смей жалеть! - Я… - Фай запнулся. Курогане очень захотелось схватить идиота и встряхнуть как следует, вот только одной рукой, да еще и сидя на постели делать это было не слишком удобно. Он просто притянул мага к себе, обнимая – грубовато, немного неуклюже. Нельзя позволять этому придурку оставить хоть что-то такое, за что он не мог бы простить себя. Фай на мгновенье напрягся под его рукой, а потом прошептал: - Больно. Все равно больно. Убеждать словами было бесполезно – кто-то другой, может, и смог бы, но не Курогане. Да и зачем было повторять то, что Фай знал и так: доведись ему тысячу раз заново пережить тот момент, он не изменил бы своего решения. - Это несправедливо, - вдруг выдохнул маг, уткнувшись в шею Курогане. Это было что-то новенькое. И дело не в том, что несправедливостей в жизни Фая не было – всего этого как раз хватало, просто раньше он всегда отмалчивался или отшучивался, и неожиданная искренность заставила Курогане застыть. С Фаем было нелегко. Казалось, что он так привык притворяться и фальшивить, что практически разучился говорить правду о себе. Конечно же, уходить от темы и ловко сворачивать любой разговор было удобно, да и не мог себе ниндзя представить Фая, увлеченно и многословно болтающим о своих переживаниях, но иногда очень хотелось, чтобы идиот хоть что-то говорил, а не заставлял воина строить догадки. Курогане умел понимать без слов многое, но некоторые чувства окружающих так и оставались для него чем-то слишком сложным и запутанным, тем, в чем он предпочитал и не пытаться разобраться, потому что поди пойми их, этих тонких натур. А маг упрямо продолжал молчать. - Объясни, - потребовал ниндзя, осторожно отстраняя Фая, чтобы видеть его лицо. - Это ведь очевидно, - Фай криво ухмыльнулся, не поднимая головы, так что челка падала на глаза, и рассмотреть их выражение было решительно невозможно. – Сначала ты даешь мне свою кровь. Потом, в Целес, - маг снова запнулся, но упрямо продолжил, - ты остался без руки. И снова… ради меня. Курогане скрипнул зубами. Отвесить бы сейчас идиоту подзатыльник – но пусть он сначала договорит. Может, все-таки скажет что-то новое. - А сейчас, - голос Фая дрогнул, - ты снова без руки… - В этот раз не из-за тебя, - мрачно буркнул ниндзя. - А я цел и невредим! - По-твоему, это плохо? – Курогане не выдержал и сорвался на крик. – По-твоему, лучше было бы, если бы тебя еще больше покалечило, придурок? - Это было бы честно, - прошептал Фай. – Почему так получается, что за все расплачиваешься ты, а я просто обуза? - Ты не обуза, - зло оборвал его воин. – Если бы я считал тебя обузой, нет, черт подери, если бы ты был обузой, ты думаешь, я бы… Слова всегда плохо давались Курогане, и теперь он не знал, что сказать, как продолжить. Нет, он никогда не считал мага лишним, бесполезным, ни разу не пожалел ни об одном своем решении. И он был рад, что для Фая все обернулось именно так: избавлением от тягостной необходимости пить кровь, возвращением магии. Он был рад, что волшебник рядом с ним целый и невредимый, но объяснить это не умел. А как-то объяснить было нужно, иначе Фай снова замкнется, зациклится на своем чувстве вины, на своей «неудачливости». Курогане жалел, что не умеет рассказывать о том, что чувствует. Если бы он мог сказать Фаю, как успокаивает его настоящая улыбка, как ему странно, непривычно хорошо и спокойно, когда маг просто ошивается где-то рядом, неважно, чем он при этом занимается. Если бы он мог объяснить, что пришлось бы - и он отдал бы и еще многое, чтобы Фай был рядом. Да нет, чтобы Фай просто был. Вот только облечь это в слова было решительно невозможно. Слишком длинно, слишком фальшиво, если начать все это проговаривать. Курогане взял Фая за подбородок, заставляя мага смотреть в глаза – только так можно было попробовать, надеясь, что остальное тот сумеет понять без слов. - Ты мне нужен. Это и так было слишком, и так звучало сомнительно и, пожалуй, чересчур высокопарно, и Курогане был готов возненавидеть себя за неумение говорить то, что по-настоящему важно. Но Фай понял. Потому что выдержал тяжелый взгляд воина, и что-то изменилось в его глазах. И больше не было улыбки – ни горькой, ни злой, ни фальшивой. Маг смотрел серьезно, но Курогане знал: он понял, он поверил и теперь его отпускает. Нет смысла пытаться нести на себе эту вину, потому что нет ее, вины. Он пропустил момент, когда уголки губ Фая поползли вверх, и тот снова ткнулся носом в его шею, доверчиво, наконец-то расслабляясь в его руках. А потом приподнялся, чтобы поцеловать. И Курогане опять почувствовал, что ему становится жарко, ведь злое упрямство в глазах этого идиота он уже видел, а вот такой нежной уверенности – не доводилось, но от нее перехватывало дыхание. Она, эта уверенность, не оставляла места для сомнений, и больше не нужно было ничего говорить, потому что самое важное было понято и принято. И отвечая на поцелуй, прижимая своего придурка еще крепче к груди, Курогане подумал, что ему чертовски повезло, что они так хорошо обходятся без слов.