Дом у озера

Так называемые посиделки, проходят у дома ребят. Этот дом Тэхёну дорог настолько, насколько дорог родительский. Он здесь практически жил. Сам дом утоплен в саду всевозможных кустарников и цветов, обнесён низеньким деревянным забором. Им нечего скрывать, пожалуйста, любуйтесь. А любоваться есть на что. Дом ребят как раз выделяется на фоне остальных. И это заслуга их отца. Всё своё детство и юность отец со своей семьёй прожил в Японии. Его родители были агрономами. В селении, где они жили, ещё практиковали древнюю технику выращивания деревьев - Дайсуги. Она позволяла добывать древесину без срубания материнского ствола. Для этого использовали особый вид дерева - кедр Китаями, очень прочный по сравнению с другими и, в то же время, очень пластичный. Именно этот материал попал в руки отца ребят, тогда ещё совсем малыша. И оказалось, что резьба по дереву - это его призвание. Так редко встречаются люди, чья профессия - это изначально заложенная мечтою цель. Сейчас их дом украшает множество деревянных панно с отсылом к японской культуре. В саду, тут и там деревянные фигуры от простых гномиков до мифологических существ. Сейчас, уже в преклонном возрасте, отец не работает, занимаясь лишь хозяйством. Но, по настойчивой просьбе Хосока, даёт уроки для подростков, знакомя их с профессией столяра. В школе для этого отведён отдельный кабинет со станками и инструментами. На занятия приходят только те, у кого есть желание, а таких оказалось немало. Школа преображается, и скоро грозит стать местом посещения туристов. Открывая медленную, тяжёлую калитку, что порядком выше самого забора, на которой красуется огнедышащий, извивающийся дракон, в лапах которого роза, что сильно ранит его, пуская струйки крови тому, кто опаляет всё вокруг огнём, но её не трогает, выходит Чимин. Он сильно изменился, возмужал, уже не похож на булочку, которой Юнги его называл. Оценив Тэхёна, заключает в объятья. — Вот не нужно так долго его обнимать, — Юнги сжимает плечо брата, пытаясь оттеснить. — Не порть мне ребёнка. Чимин хоть и не сразу, но отстраняется. — И это говорит мне человек, который именует Тэ малышом, — ещё раз пробегает оценивающе глазами. — Думаю, ты испортил его тогда, когда впервые так назвал. Шутки на краю пропасти. Тэхён тихо смеётся, игнорируя истерические нотки, подталкивает братьев к калитке. Беседка, из тёмного дерева, загребает их в объятия резных ветвей причудливых деревьев, сквозь которые виден свет уличного светильника и шикарно накрытый стол. Тэхён забегает в дом поздороваться с родителями, что всегда сентиментально целуют его в щёки и плачут, благодаря своих богов, что дали им здоровья дождаться приезда Тэхёна. Конечно, они преувеличивают, они ещё в полном здравии, чтоб вести хозяйство и заботиться о сыновьях, что ещё не устроили свои семьи. Тэхёну тут же вручают термос и чашки (будто они там чаи распивать собираются), он не перечит, топает по узенькой тропинке между грядками, обхватив одной рукой термос придерживая подбородком, а в другой — чашки. Чимин спешит помочь, забирая его ношу. — Нас точно будет трое? — Тэхён скептически осматривает стол, что ломится от закусок. Замечая под лавкой два ящика 'Жатецкого (Кто бы мог подумать) гуся' . И понимает - не с теми гусями София проводила переговоры. — Ну чай в этом доме предусмотрен только на троих, — Чимин поднимает руку с тремя чашками, не весомый, но аргумент. Сегодня не стоит задача напиться, просто поговорить. И они говорят. Долго. Иногда братья переходят на повышенные тона, но Тэхён остужает их пыл. Чимин выучился на ветеринара, профессия в селе главенствующая, но далеко не лёгкая. Тут не прыгают вокруг собачек и кошечек в красивом фартучке и перчаточках в одной цветовой гамме. Тут перчатки из брезента по плечи и такой же повидавший жизнь фартук. В общем романтики ноль. Чимин любит животных с детства. У него была своя личная, небольшая ферма. Куда доступ Юнги и Тэ был запрещён. Кролики, куры, два индюка и коза. Козу Тэ боялся до ужаса, а она его не любила. Очень часто уход Тэ из гостей сопровождался погоней от дверей до калитки этим монстром. И очень часто монстр застревал рогами в этой самой калитке. Вот тогда Тэхёну нужно было измерять пульс. У Чимина амбиций не меньше, чем у брата, много планов. Но он идёт к цели не семимильными шагами, как брат, а с толком, с расстановкой. Тэ уверен, он добьётся результатов. А пока Чимин устроился ветеринаром при конюшне в соседнем селе. И все равно, не знай Тэхён Чимина, ни за что бы не догадался о его профессии. Раньше был язвительным задирой; острый взгляд, щуплая фигура. Булочкой его дразнили только из-за щёк. Сейчас перед Тэ мужчина, он набрал массу ту — которая мышечная. Он и раньше держался обособленно, не ища ничьего внимания, выбирал друзей сам. Сейчас, для местных девчонок, кажется совсем недосягаемым. Да, и с Тэхёном общался волей-неволей, как с другом брата, который постоянно ошивался у них, да и у Тэ характер необщительный. Лишь со временем притерлись. Алкоголь всё же берет своё. Ещё над головой, как гром среди ясного неба, раздаётся тот самый гром, и небо совсем не ясное. Очень странные, будто не дождевые, а снежные, тучи лезут друг на друга, рассыпаясь бело-серыми лохмотьями на грязно-синем фоне. Тэхён моргает медленно, вот не было дождя, а вот уже льёт стеной, и он понимает, что до дома ему не дойти, и отвезти некому, потому что эти два идиота стоят под ливнем, который, скорее всего, больно бьёт по рукам и плечами, и орут песни. Придётся остаться. Из-за грома и шума дождя Тэ не слышит мелодию звонка, но чувствует вибрацию, которая начинает порядком раздражать, потому что не заканчивается. Ему не хочется отвечать, он хочет смотреть на братьев, что уже не поют песни, а скачут по собравшимся лужам. Их оставленные на столе телефоны тоже надрываются звонками и слепят оповещениями. Поэтому Тэхён решает заткнуть хотя бы свой. Руки плохо слушаются, он справился с задачей хуже всех, потому что вот они ещё поют и танцуют, а ему бы уже прилечь. — Да... — всего две буквы, а Тэхён вдруг сам осознаёт, что не просто пьян, а пьян настолько, что не понимает правильные ли буквы выбрал для ответа. — Где ты? — Хмммм... — Тэхён протягивает руку, задевая салатницы, которые до сих пор полны, сдвигает их с лязганием стекла о стекло, устраивая на руке вмиг потяжелевшую голову. — Не на озере, не переживайте. Папа не пускает, — глупо хихикает. — Ты на улице... — Чонгук замолкает, то ли слышит шум дождя, то ли то, как братья завыли очередную песню. Что-то лирическое, душераздирающее, слов не разобрать, но судя по тональности оно самое. — Я приеду за тобой. — Нет. — Тэхён, ты сейчас скажешь, куда мне подъехать. И я. Тебя. Заберу, — с расстановкой где нужно, чтоб дошло до пьяного сознания, что его совсем не спрашивают. Ребята уже вернулись и что-то оживлённо обсуждают с кем-то по громкой связи. А Тэхён всё смотрит туда, где братья только что были. Взгляд пустой, и в голове пусто. Потому что он хочет, хочет чтоб этот мужчина приехал за ним, хочет чтоб забрал. Тэхён пьян. Он говорит примерное местоположение, на том конце тут же кладут трубку. И он чуть-чуть приходит в себя. Обнаруживает новых людей вокруг, они всё прибывают. Уже порядком стемнело, и фигуры за периметром беседки шастают серыми тенями, их лица идут ночной рябью, тлеют зернистым шумом. Тэхён резко поднимается, опять гремя посудой, с ним здороваются молодые люди и девушки, кто-то смеётся, кто-то нащупывает в кармане сигареты, кто-то щёлкает зажигалкой. В чайные чашки заливается далеко не чай — вот это уже обидно, это ведь их чашки. Тэ слегка потерялся во времени, говорит Юнги, что уже готов. Чимин почему-то противится, говорит, что Тэ обязан остаться. А Юнги пьяно целует друга в лоб и говорит, что ему постелено у него. Тэхён качает утвердительно головой и идёт. Идёт, конечно же, мимо дома, натыкаясь на вновь прибывших. Выходит на дорогу, вокруг машины, за лобовыми стёклами некоторых мигают синие огоньки климат-контроля. В пьяных глазах Тэхёна они двоятся и троятся. А он не экстрасенс, чтоб понять, есть тут его забиратель или нет. Подъехала очередная, вроде что-то похожее на машину Чонгука. Остановилась вплотную к Тэ, настолько, что ему пришлось отступить назад. Фары погасли, двери разблокировались. Лица не видно, лишь очертание широких плеч, и Тэ уже не сомневается, что это за ним. Делает шаг, тут же включается ближний свет, и Тэхён слышит, как двери вновь блокируются. У трезвого такие действия вызвали бы вопросы. Но Тэ под мощным градусом (похоже 'Гуси' сверху чем-то 'полировались' ), который не сбивается холодным, совсем не летним, дождём, улыбается во все зубы, прикрываясь от света рукой, отходит всё дальше назад. Фары вновь гаснут. И всё. Тот, кто за рулем, смотрит на него, Тэхён чувствует. Улица вновь заливается неоновым светом, Тэхён так и не убрав руку, спасается уже от других фар. Машина останавливается возле него, и дверь тут же открывается. Тэхён садится и тихонько прикрывает дверь, почему-то не решаясь прижаться мокрой спиной к спинке сиденья. Смотрит вперёд через лобовое, там опять усиливается дождь. Чонгук не торопится, просто сидит, просто смотрит. — Вы же уже поняли, кто я? — отвага прёт из ушей. — Понял. — Почему продолжаете общаться со мной? — Ты уже решил за меня, как я должен поступить? —....... — Я не разделяю людей по тому, кого они предпочитают в постели. Для меня люди в этом плане все одинаковы. А вот ты... — Чонгук вздыхает, будто объясняет что-то настолько очевидное, что не понимает, как можно думать иначе. А Тэхён вообще-то свою постель не собирался тут обсуждать. — Поначалу я решил, что даже твои родители не в курсе, но теперь понял, что они знают — Чонгук разворачивается, доставая что-то с заднего сиденья, и на ноги Тэ опускается сложенный плед. — Так чего ты боишься, Тэхён? Чьего осуждения? Кто ещё знает об этом? Тэхён молчит, он уже не хочет ни о чём говорить. Всё же опускаясь на спинку, не притронувшись к пледу, отворачивается к окну. — Я хочу домой. Чонгук смотрит в зеркало, на машину позади. Молчит ещё какое-то время. Машину не глушил, поэтому просто срывается с места. Тэхён тут же проваливается в сон. Стоило остаться у ребят. Дверь резко открывается. Чонгук хватает за руку, и не церемонясь, вырывает Тэхёна из авто, тащит за собой. Тэ судорожно пытается сообразить хоть что-то, но руку даже не думает вырывать, слепо следуя за широкой спиной. Они над рекой на мосту, ливень опять стеной. Чонгук с силой дёргает Тэхёна вперёд, разворачивая к себе лицом. Наступает. Тэхён отступает, пока не упирается в перила поясницей. Мужчина смотрит свирепо. Когда? Когда Тэхён успел ввести человека в такое состояние? Поднимает руки инстинктивно защищаясь. Чонгук всё делает резко, но Тэхён, будто со стороны, будто во сне, замечает все детали. Особенно вену на шее, что пульсирует в унисон с сердцем Тэ. Особенно струйки дождя, что стекают по напряжённому лицу к шее, стремясь за ворот футболки, а Тэ не осознанно против, чтоб они стекали по коже этого мужчины, прикасается преграждая им путь. Особенно руку, увитую венами, что блестит от дождя перекатывая мышцы и давит, давит, давит пока спину Тэ не пронзает боль от неудобного положения. Тэхёна перегнули через перила, так, что он практически висит вниз головой. Тэхён пытается хвататься за перекладины, но в таком положении это бессмысленно. Его удерживают лишь бедра Чонгука и эта самая рука, что скомкав рубаху у горла практически душит его. Тэхён не может придумать ничего лучше, чем развести ноги и обхватить ими мужчину. Обхватив, пытается подняться но рука, будто деревянная, не даёт сдвинуться. Тэхён откидывай голову назад и смотрит вниз, там лишь шум воды и темнота. — Давай же, Тэхён.... — раскатистый рык сверху. Чонгук даже не повышает голос. Тэхён слышит его сквозь шум: дождя, реки, грома. Слышит всем телом, сжимает ноги сильнее. — Давай. Представь, что это твой последний день, час, минута. Представил? Тэхён чувствует, как слабеет хватка у шеи, моментально поднимает голову и хватается одной рукой за руку, что держит его, сжимает кулак Чонгука, побуждая держать его крепче. Второй тянется вверх не понимая куда, к лицу, к груди мужчины. Слепо качает в воздухе не найдя опоры. Глаза жжёт заливая дождём. — А теперь оглянись на свою жизнь. Что ты там видишь? Нет ничего, Тэхён. Ничего. Всё, что ты делаешь - это бежишь, спасаешься ото всех закрывшись. Оставь это. Прекрати. Жизнь одна, а ты уже столько упустил. Тэхён чувствует ураган эмоций: злость, жалость, понимание. Этот человек ничего не знает о нём. Говорит, что думает, зная его всего несколько дней. И бьёт прямо в цель. Бьёт больно, безжалостно. Глаза уже жжёт не от дождя, по вискам текут слёзы. — Отпусти, — всё, что может прохрипеть, потому что спазмы в горле нарастают. — Не отпущу, — говорит железно. А Тэхён всхлипывает, пугаясь сам. Тело крупно содрогается. Он опускает одну ногу вниз, пытаясь вновь подняться. Второй рукой хватается за руку, что, как окаменевшая, не даёт сдвинуться. Безрезультатно. Возвращает ногу на место, сцепляя за спиной, всё делает медленно, не пытаясь навредить мужчине. Свою поясницу уже не чувствует. Тело входит в режим цикличных содроганий в предверии накатывающей истерики. — Не отпущу, пока не скажешь, что не будешь топить себя на дне этого чёртового озера. Ну здравствуй, родная. Тэхён кричит, бьёт кулаком по руке Чонгука и заходится в рыданиях. Он кивает истерично головой, подтверждая, что нет, не будет. И его аккуратно поднимают. Тэхён цепляется за мужчину и кричит, уткнувшись в ключицу. Тело Чонгука поглощает крик, не отдавая пространству ни звука. Он сжимает Тэхёна, опять принося боль, зарывается в волосы на затылке, сжимая в кулак, пытаясь отвлечь ребёнка от боли душевной болью физической. Не дожидаясь, когда рыдания сойдут на нет, Чонгук, подхватывая обмякшее тело, несёт к машине. Усаживает на заднее сиденье. Сам, подняв с земли плед, что так сложенным и упал с колен Тэхёна, идёт к багажнику, закинув насквозь промокшую вещь, открывает, уже собранный, чемодан, достаёт футболку и спортивки. Садится в салон к Тэхёну, который снял обувь и поджал ноги к груди уткнув лоб в колени, тихонько раскачивается усыпляя себя, уговаривает вселенную, чтоб это всё было сном. Они не говорят больше ни слова. Чонгук развернувшись к Тэхёну, скидывая его ноги с сиденья, начинает раздевать. Тэхён безвольно подчиняется, поднимает руки, когда снимают рубашку, та противно тянет кожу, не желая сдаваться. Приподнимает бедра, когда стягивают штаны, и влажная кожа неприятно липнет к обивке сиденья. Горячие прикосновения сбивают дыхание. Тэхён не отдаёт себе отчёта, когда вдавливает мужчину в спинку сиденья, взбираясь сверху на бёдра. Смотрит в глаза Чонгука, там лишь спокойствие. Сам Чонгук бездействует, даёт свободу ребёнку выместить на нём злость. И Тэхён вымещает, впиваясь поцелуем в губы мужчины. Тэхён жмётся промокшим щеночком к горячему телу, которое греет даже через сырую футболку. Ищет одобрения, и ему отвечают, пропуская настойчивый язык в свой рот. Но движения скорее механические, руки мужчины не пытаются прикоснуться к Тэхёну, раслабленно лежат по обе стороны от бёдер. И Тэхён с горечью понимает. Его просто вырвали из зоны комфорта. Встряхнули, как щенка за шкирку, и сейчас погладят по голове и отпустят. Он отрывается от губ, смотря на мужчину. Ему пусто смотрят в ответ. Ни один мускул не дрогнул, ему просто позволили это сделать. Тэхён откидывается спиной на спинку переднего сиденья, и, будто бы желая сломать себя до конца, тянет руку Чонгука себе на грудь. Ведёт его горячей ладонью от груди к животу, выгибаясь на встречу своих же действий, не сдержав тихий стон. Прикрывает глаза. Вдыхает. Ты идиот. Горькая усмешка. Тэхён отпускает руку мужчины, что тут же останавливает его попытку слезть. Чонгук натягивает на него сухую футболку. — Тэхён, ты знаешь, что У Джин теперь хочет стать врачом? — его отвлекают тихими, успокаивающими речами. — Он очень привык к тебе, смотрит на тебя с открытым ртом. А Тэхёна тошнит от себя настолько, что он чувствует кислоту во рту, сглатывает слюни, чувствуя, что его сейчас вывернет. Чонгук тянется к лицу, но Тэхён вырывается и дышит, дышит, дышит. Хватается за ручку двери. Тщетно. Его опять сковывают, сцепляя руки за спиной, заваливают на себя. — Тэхён, завтра ты всё посчитаешь сном, — сухая футболка впитывает влагу с чужой груди. — Всё, что сейчас было, это лишь секундная слабость, которая дала тебе ответы, не более. Всё будет как прежде, но немножко по-другому. Не отталкивай Исо и У Джина. Не избегай меня. Когда читаешь книги или смотришь фильм, ты можешь предположить несколько вариантов развития событий. Да и всегда со стороны всё кажется не катастрофичным, не значительным. Но когда ты сам в эпицентре, лучшим вариантом кажется вообще не существовать. Тэхён чувствует, как к нему подступает пустота, такая чёрная, бархатная, она отъедает от него, ещё светлого, точку за точкой. Погружая в непонимание, как прожить эту жизнь. Уже даже не счастливо, не правильно. Он не знает как её просто жить. Дом погружен в темноту, его уже не ждали. Ведь он спит где-то там, у Юнги в постели. Тэхён шлёпает босыми ногами по ступенькам, мёртвой хваткой вцепившись в мокрые вещи. Бросает в ванной на пол, стягивает с себя то, что на него надели, оставляя там же. Включает воду и ложится на дно ещё пустой ванны. Смотрит в потолок, а вода миллиметр за миллиметром поглащает его. Он упускает момент, когда нужно набрать воздуха, поэтому просто задерживает дыхание. А глаза всё так же смотрят вверх на поплывший потолок. Видят глаза мужчины полные сожаления. Утром он не хочет просыпаться. Жмёт Софию ближе, пытаясь урвать от неё ещё немножко сна. Не выходит. Он поднимается, сам мятый, пижама мятая, так и спускается. Родители на кухне. Отец, когда нет работы, всегда сидит с мамой на кухне, пока она готовит завтрак. - Доброе утро, - видно, что у отца хорошее настроение. - Завтра начинаем строиться. Вчера показывал наши чертежи Чонгуку, он сделал несколько пометок. Не хочешь взглянуть? - Нет, не думаю, - Тэхён целует родителей, садится за стол. - Вы же профессионалы, вряд ли я там что-то пойму. - Жаль, что они теперь долго не приедут. Тэхён не вздрагивает, не замирает, просто сердце отказывается дальше биться. Он стучит несильно в грудь кулаком, будто подавился отпитым из стакана кипятком, пытается прочистить горло. — Супругу пригласили на работу в Америку, а у Чонгука там, связанные с проектом, встречи. Полгода, год. А если выиграют, останутся надолго, вроде как проект долгосрочный. Тэхён смотрит на маму, которая говорит восторженно жестикулируя, будто о ком-то из родственников, не понимая насколько эти люди далеки от них. — Это так удивительно иметь такие возможности. Нет, безусловно, они много работали для этого. — И когда они уезжают? — Тэхён старается делать, как можно более не заинтересованный вид, хрумкая огуречную соломку. — Ночью, должны были уехать, у них утренний рейс до Сеула, а там пара дней и..... Как умно. Взял с него слово и свалил. Тэхён не удивлён. — Я гей. Отец замолкает, не зная как вести себя, растерянно смотрит на супругу. Мама же садится рядом, пытаясь поймать взгляд сына. — В Йосу у меня были отношения, — Тэхён больше на них не смотрит, решая сосредоточиться на своих руках. — Они продлились год. Мама протягивает ладонь, накрывая руки сына, которых уже коснулась мелкая дрожь. Отец делает то же самое, накрывая их руки своей большой ладонью. — Я просто хочу, чтоб вы знали..... Нет, не так..... Чтоб не сомневались. Я не стану другим. Тэхён говорит это, потому что осознал, что от его молчания страдает не только он. Чонгук проваливается в сон уже третий раз за полёт, но это не сон, а скорее забытьё, испарина на лбу и зашкаливающий пульс. Супруга вновь просит врача, который чудом оказался среди пассажиров эконом класса пройти к ним в первый. Чонгуку опять пытаются измерить температуру и дать жаропонижающее. Ночной ливень воздал по заслугам. Чонгук выбивает стакан из рук доктора, просит не прикасаться к нему. Отключается от шума вокруг, прикрывает глаза. А под веками его ладонь скользит по груди мальчишки, выбивая тот самый стон. Желваки играют на лице мужчины, и он уже не знает, как от этого спастись.