Цвета твоего мира

Небольшая столовая оказалась пустой. Саске вошёл в неё, чтобы скоротать время. Теперь он только это и делал. Зайти в кафе, сидеть, потягивая чай и по-новой разбавлять его водой. Часы тянулись долго, но каждый приближал его к цели всё ближе и ближе. И удалял от ТОГО дня. Саске закрыл глаза, по привычке прислушиваясь к чакре окружающих. Шаринган активировался сам. Теперь можно было тратить чакру на что угодно. Теперь она никому не нужна была. Было странно и уже почти привычно ощущать пустоту там, где когда-то билось сердце. Годами, не уставая, перекачивало кровь, разогревало чакру и его самого. Там, далеко за пределами этого города, в самом сердце Страны Огня. Саске поднял кружку и поднёс к губам горьковатый напиток. ОН всегда добавлял туда половину сахарницы и терпеть не мог что-то горькое. Теперь всё казалось другим. Каким-то тусклым, безжизненным. И одновременно с тем — привычным. Смеющиеся люди казались картонными куклами, бетонные стены — деревянными, чакра хвостатых зверей — близкой по духу и настроению. Они, те, кто ненавидят людей и этот мир, сейчас защищали страны, придя в деревни, где их когда-то держали, кланяясь Каге в обещании защищать, клянясь в верности, словно теперь мир вновь окунется в разруху и хаос. Без него. Это чувство пустоты, что передалось каждому, съедало заживо. Иногда, прикладывая руку к шее, Саске не понимал почему чувствует пульс. Это ненадолго выводило из транса. На пару часов, а иногда — дней напоминало, что у него было свое сердце и оно-то живо. Только давно и безвозвратно принадлежащее другому. На самом деле, это было глупо с самого начала. Но у Него ничего бывает сложно. Простое действие, простое объяснение и ты больше не можешь оторваться. Тебя затягивает в Него похлеще зыбучих песков. Иногда Саске жалел, что не последовал совету брата — не убил, когда была возможность. Когда Он лежал перед ним без сознания, уставший, выдохшийся после боя и потерявший много чакры. Один взмах, один порез… Но тогда УЖЕ было поздно. А после — не стоило и пытаться. Убить? Лишить самого себя сердца? Он не мазохист. Не был им. Потому сейчас отчего-то сложно воткнуть Кусанаги в сердце. Может, от того, что он уже и не помнит, где оно? А может, он потерялся настолько, что привычный выход оказался слишком далеко. Мысли путались ровно на столько, чтобы открыв глаза осознать себя в какой-то комнате с бутылкой чего-то алкогольного в руке. С недавних пор всё стало намного проще. Пиво, саке, вино — всё алкоголь. Ушибы, царапины, порезы — просто раны. С недавних пор сквозные раны стали не опаснее укуса комара. Недели в больницах тянулись годами, если он не проваливался безпамяти. Он иногда вспоминал о том, что у него был кто-то, кроме Него. Жизнь, словно оборвалась лишь на половину. Разделенная когда-то на два цвета, оставила один. Кажется, он уже говорил про цвета. Он бродил, перебиваясь случайными зароботками и изредка находил около себя разорванные письма и убитых птиц. Он с удивлением смотрел, как его призывные змеи доедают белых змей Орочимару — узнавал их по чакре. И всё пытался понять, о чем говорят в барах, но слова не складывались в предложения. Иногда он сидел, оттерая Кусанаги и не мог понять — почему. Зачем, если она вновь станет грязной? Он бродил где-то, не уверенный, в какой стране находится, отбивался от чужих шиноби и почему-то начал прятать лицо. Когда он обзавёлся маской Анбу, сделанной в Канохе, он не понял. Лишь посмотрел на морду лиса на ней, провел по двум полосками на щеках. Рука сама потянулась в подсумок к кунаю и Саске с удивлением осознал себя вырезающим по третьей полоске на «щеках». На маску упала капля, потом вторая и Саске малодушно подумал, что это дождь, но вокруг было сухо и ярко светило солнце. ЕГО улыбка была такой же яркой. — Эй, — раздался голос позади, и Саске, давно никого не слышавший, вздрогнул. Он отучил себя следить за другими, отучил прислушиваться к чакре окружающих. Это было больно. Каждый раз неосознанно искать и не находить. Искать и понимать, что не найдёшь. Потому что это когда-то это было самой естественной вещью — находить. Это помогало дышать, а теперь каждый раз ему кажется, что лёгкие сворачиваются и дышать становистя физически больно. Больно до сжимающейся грудной клетки, до темноты в глазах и приступах тошноты. О, теперь Саске многое знал о темноте. Тогда, в шестнадцать, когда Он был… когда Он звал его, Саске думал, что знает всё о ней. В восемнадцать, когда Он был… когда Он сказал о… — Ты нормально? — вновь раздался голос. Саске моргнул. Раз, другой. Нужно было уходить. Нужно было вернуться в свой транс, когда недели тянутся днями, а часы — месяцами. Когда нет начала и идеи, когда идёшь и не смотришь — куда. Где нет необходимости думать, смотреть, давить попытки найти, жить. — Дядька, ты чего? — лязгнул меч, задвигаемый в ножны. Вялая мысль, не косающаяся Его, впервые за долгое время, промелькнула в сознании: «Самурай?». — Масочку отдай, — медленно проговорил голос и, не получив ответа, добавил: — Пожалуйста. Эта настырность, незамутненная, привычная наглость и любовь к разглогольствованию была приятна. Он не любил ни то, ни второе, ни третье. Он любил молчать, слушать. Ему нравилась тишина. Но когда она наступила, он неожиданно полюбил пустые разговоры людей. Нет. Людей он никогда не любил. Пустые разговоры ни-о-чем. Он помнит, как иногда прислушивался к разговарам, чтобы УСЛЫШАТЬ Его. Бессмысленные попытки бессмысленного занятия. Потому что Его уже не услышать. Ни звонкого, заразительного смеха, ни уверенного голоса, способного парой фраз остановливать войны, ни даже тихого шепота на ухо, перемежавшегося со стонами, когда они были вдвоём, и никто не отвлекал их друго от друга. Хотя их не отвлекут даже все хвостатые вместе взятые и ополчившиеся против них, что само по себе звучало странно из-за Него. Он был таким… Он был. — Дядька, — голос коснулся плеча. Голос? Саске смутно вспоминал людей. Куклы, что ходили вокруг него не могли его коснуться. Куклы с ним не говорили. Только исполняли, что он хотел или говорили, что он должен сделать, чтобы получить то, что он хотел. Всё стали куклами. Раньше, он видел нити и мог лекого найти кукловода, но сейчас и это стало неважно. Всё стёрлось, вместе с остановившимся сердцем. — Так, дядь, маска мне нужна, правда, — говорил голос, а руку — Саске вспомнил, что это такое и удивленно посмотрел на свою — так и не убрал. — Ты либо убить до конца попробуй, либо отдавай. Отдать? Его? Пальца провели по трём полоскам — двум нарисованным, гладким и одной вырезанной, шершавой, неровной. Его он не отдаст. Нет. Ведь это Он… Он же… — Я даже скажу, что так и не нашёл тебя… Ты её испортил, урод?! Саске поморщился от голоса и потянулся к поясу. Зачем — он не знал. Но на поясе было пусто. Только ремень от поясной сумки. Саске осмотрел себя. ОН бы не позволил ему так выглядеть. Но Его нет. И лужа засохшей крови на штанине, вероятно, вызвала бы бурное негодование у Него. Он не любил кровь. Она была слишком красная, не вписывалась в Его мир. Хотя бил он всегда сильно, без возможности увернуться или блокировать удар. Костяшки на Его руке давно не разбивались в кровь, что не скажешь о лицах противников. Маску вырвали из рук. Попытались. Саске одним слитным движением поймал руку вора и притянул того к себе. В глаза врезался цвет. Не какой-то определённый оттенок. А тот цвет, что был при Нем. Мягкий и вместе с тем яркий.  И только после этого Саске разглядел возмущенное лицо, которому принадлежал голос со знакомыми интонациями. Это был Он. Нет. Но очень похоже. До глубины оттенка глаз и белых по-девчачьи длинных ресниц. Только лицо гладкое-гладкое, без единой морщинки. И снова нет. В уголках глаз притаились две — от улыбки. У Него тоже такие были. И с каждым годом они были всё глубже. Их было приятно целовать. — Ты кто? — собственный голос оказался хриплым. Горло разодрало от первого же звука и Саске закашлялся. — Тебе нормально? Парень засуетился и достал флягу. — Кто ты? — повторил Саске, откашлявшись. — Кто ты, дядь, — до подкосившихся ног знакомо усмехнулся парень. — Тебя пол мира ищет. Лет шесть, как. Точно всё хорошо? Саске активировал шаринган. Что за странная копия? Почему он так похож на Него? Чакра была совершенно другой. Вместе с проверкой его чакры, Саске вновь неосознанно НЕ НАШЕЛ Его чакру. Пусто. Небыло ничего. Ни намёка на Него. Грудь сжало, словно разом переломались все ребра. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. И кости режут лёгкие раздирая наживую. Было не так больно, когда они уничтожили себе руки. Не так больно, как когда активировался мангеке. И даже боль от Сусаноо была смехотворна. С ним он сражался всегда насмерть. Но Он был. — Ты же щас в обморок свалишься! — ужаснулся парень и попытался подхватить Саске под локоть. Саске вывернулся и с трудом сфокусировал взгляд на парне. Что за жалкая копия? — Занесло же тебя. Ты стой хоть ровно. Нам еще в страну Огня переть. Я теперь тебя не отпущу. — Страну Огня? — прохрипел Саске и огляделся. — Где я? — Ты здесь, придурок, — фыркнул парень и снова попытался подхватить покачнувшегося Саске. — Ты ел что-нибудь? Тут пустошь. У тебя еда есть? Саске пожал плечами. Зачем есть, если это никому не надо? ЕМУ теперь это не надо. — Давай так: я тебя кормлю сейчас пилюлей, чтобы ты дошёл хотя бы до ближайшего города, там мы едим нормально, отсыпаемся и идём в сторону Листа. Хорошо? Саске посмотрел на него, смахнул чёлку, вдруг оказавшуюся слишком длинной и повторил: — В Лист? Парень обрадованно кивнул. Саске вздохнул, так долго он давно не был в сознании. Так долго ему ещё не приходилось думать. Он прокрутил весь диалог ещё раз в голове, найдя самое важное: он как минимум шесть лет не появлялся в Листе и его ищут. Просто так Какаши не стал бы его искать. Так долго — нет. Значит что-то случилось. Что-то, из-за чего они посылают похожего на Него малолетку. Настолько неопытного, что тот смог выронить маску Анбу. Саске сжал ту в руке. Он бы носил такую же. Может, без этих «усов», но лисью. И Саске бы насмехался над ним, говоря, что она выдаёт его с головой. Хотя Он не умел прятаться и шёл всегда напролом. Что там парень сказал? Долго идти? Кинув взгляд на паренька, Саске открыл портал прямо в кабинет к удивленному Хокаге. Некоторые вещи останутся неизменными, а какие-то — требуют изменения. Если что-то серьёзное, то есть шанс подставиться в бою и больше не придётся ИСКАТЬ, если нет, то уйти обратно в транс, где нет ничего и он не помнит о Нем, никогда не поздно. Он шесть лет скрывался от Каге, даже не осознавая себя. Неужели, помня, кто он, он не сможет этого сделать? Наруто был мертв. Пора уже это было признать. Никто лучше него не умеел искать и находить Саске. — Как говоришь тебя зовут? — У-узумаки Боруто, — прохрипел парень, маша рукой Какаши. — А… это как? Саске усмехнулся. Странные эти Узумаки. А этот ещё и Его сын. Куда теперь Саске уйдёт? Никуда. Чувство, что это теряет всякий смысл возникло неожиданно. Но, пока в мире не один цвет, смысл найдётся.