meine Seele war in Not

      Иван уже не пьёт и даже не запивает — запивается.       Иван топит горе, но не в вине, а в водке. И тонет сам.       В этом только его вина: он знал, что любовь — стихия; знал, что безответная любовь — стихийное бедствие, и теперь…       — Свинья, — с презрением заключает она.       Ивану не нужно делать вид, что он не слышит: Иван глух от любви. Слеп, глух и нем — от любви.       В комнате темно и тихо.       Холодное горлышко бутылки и обжигающая горло водка — Иван не чувствует контраста, как не чувствует почти ничего. Почти. Боль он всё ещё чувствует. По-прежнему.       Водка, кстати, должна притуплять боль, но не притупляет, и Иван пьёт просто по привычке. Он знает, что эту боль не вылечит даже время: Юлия вне времени, она сквозь время, сквозь пространство. Вечная.       — Великая.       Бред!       Неосторожное движение — и Иван роняет бутылку с постели. Его ладонь скользит по простыни. Она такая холодная… Может, это не простынь, а саван? И комната — вовсе не комната, а… Могила? Нет. Едва уловимо, но простынь всё ещё пахнет их общим запахом.       Иван вспоминает. Вроде. Его воспоминания кинематографичны — отсюда неуверенность.       Ему надоели сюсюканья, и он швырнул её на кровать.       Её пылающие яростью красные глаза, лохматые белые волосы, разметавшиеся по подушке, злой изгиб рта…       Её влажный взгляд, дрожащие губы, острые ногти, впившиеся в его предплечья…       Ритмичные движения его бёдер, размашистые и резкие.       Она хнычет, царапается — и кончает, издав такой восхитительный звук, вроде тонкого мяуканья котёнка, что он готов простить ей свои разодранные в кровь предплечья. За её беспомощный взгляд — всё остальное.       В горле собирается комок, слёзы подступают к глазам.       — Слезами горю не поможешь.       А чем? Чем?!       — Ты знаешь ответ, — усмехается она.       И всё же кое-что ему простить не удаётся: она пытается убить его. И он срабатывает на опережение. Она умирает на его руках — от его рук. И это ни разу не романтично.       Иван плачет и заклинает беззвучно: — Уходи. Уходи, уходи…       А она лишь смеётся в ответ.