не исправить

Чак хмурит брови, напрочь забыв, что сам ведь хотел, чтобы Винчестеры имели право на непредсказуемость хода, чтобы интереснее было следить, а то ведь совсем однако тоскливо, когда никто не способен смело идти навстречу неведанному, раз за разом неустанно доказывая, что на свете нет ничего важнее семьи и любви. Хотел-то хотел, но путь затянулся, пожалуй, уж слишком – на целых одиннадцать лет, что доказали, что потерянное обратно вернуть невозможно. Невозможно исправить то, что когда-то давно сотворено было с родною сестрою и старшими детьми. Неудивительно, что Амара не желает его более видеть, а Михаил сквозь боль идёт против, давая то самое заклинание ненавистным Винчестерам, правда, быстро сходит с шахматной доски, не желая в этом участвовать. Чак прикрывает глаза – это не его сценарий, что люди сумеют его одолеть, но вместе с тем он чувствует слабую искру надежды: первый архангел всё ещё верит, что не смотря на отсутствие свободы воли, Богу совсем не плевать на это жалкое подобие той прежней слепой верности, что пробивается на свежем пепелище… подобие лишь потому, что Михаилу нужен его человек, нужен тот, в ком он сумел отыскать семью, того, кто его никогда не предаст. У Чака на размышления лишь один только жалкий миг, но, пожалуй, на выжженном поле доверия ещё может пробиться росток, который не будет растоптан Его эгоизмом, тянущим Сестру за собою в могилу, хотя может всё ещё сложится даже иначе. Впрочем, Амара пока всё ещё тут и согласна с тем, что кое-что они могут напоследок вместе устроить. Для блага их общего сына Свет разрушает смертное тело, пока Тьма создаёт где-то там в пустоте, среди чёрного пепла погибших миров, новый, пока ещё крошечный. И туда же отправлен, не изгнан, первый архангел с его человеком. Амара обещает, что об этом никто не узнает, что их сын будет там счастлив в компании близкого существа. Чак дарит сестре прощальную благодарную улыбку. Славно, что починено может быть хотя бы это.