Every Feeling

На время течки Чимина Чонгук, как уже было сказано, выгнал сам себя из квартиры и пару ночей провёл в собственной машине, надеясь, что в миграционном агентстве не обратят внимания на то, что ночуют они с Чимином на разных этажах – парковка располагалась ровно под домом, прямо под квартирой Чонгука. Перед уходом Чимин поблагодарил его, выдал тихое, но искреннее «Спасибо», от которого у Чонгука всё потеплело внутри. Тэхён и хотел бы предложить Чонгуку другие места переночевать, но понимал, что вариантов у них не было и только смотрел на него сочувствующим взглядом, зная, что досыпает Чонгук на собственных парах или во время перерывов между занятиями. Чонгук правда надеялся, что у них не возникнет проблем, а ещё – что течка у Чимина будет короткая, потому что спать в машине означало почти совсем не спать, так там было неудобно. Но вернуться Чонгук бы не посмел. Течки у омег (как погуглил красный от стыда Чонгук, решив не задавать этот вопрос Чимину) длились от трёх до семи дней – всё было очень индивидуально, и такие факторы, как стресс, диета и наличие партнёра могли сильно повлиять на длительность течки. Чонгук ни у Тэхёна, ни уж тем более у Чимина ничего не спрашивал по поводу того, как его течка проходит, хоть и волновался немного. С Тэхёном за последние два дня они виделись лишь мельком – и к его обычному запаху примешивался привлекающий внимание запах Чимина. Чонгук подумал было о том, как именно Тэхён помогал Чимину справляться с течкой, и тут же, застыдившись, отогнал от себя эти мысли. Это было вот совсем не его дело. На третий день вечером Чонгук написал Тэхёну на его вопрос о том, какие у Чонгука планы на переночевать, что для него совсем не проблема поспать в машине, что да, ему удобно и да, он подождёт. Вот только потом ему вдруг написал Чимин – в первый раз с того момента, как у него началась течка. «Мне уже лучше, приходи, переночуешь на матрасе хотя бы, а не в машине». У Чонгука отчего-то сильно забилось сердце. Он не хотел себе признаваться в том, как сильно он успел по Чимину соскучиться за то короткое время, что они не виделись. Подходил к концу их второй месяц совместного проживания, и хоть у них ещё оставался целый месяц, Чонгуку за эти два дня довелось испытать, как же он будет ощущать себя, когда Чимин наконец съедет. Ощущения были на редкость паршивыми, вся его сущность выла от невозможности почувствовать запах омеги, ощутить его присутствие рядом, расслабиться, зная, что Чимин – он вот тут, под боком, в безопасности, что Чонгук может о нём позаботиться. Чонгук прекрасно понимал, что это были мысли неправильные, что он должен был радоваться тому, что вскоре Чимин наконец-то обретёт независимость и свободу жить так, как хочет, – но его альфовская сущность была совершенно не согласна с доводами рассудка. Чонгук за всё то время, что они привели вместе, начал рассматривать Чимина как своего в каком-то плане – потому что Чимин жил с ним на одной территории, потому что дарил ему свои улыбки и прикосновения, был таким открытым, позволял Чонгуку оставлять на себе его запах, чёрт, да была ещё тысяча мелочей в их взаимодействиях, которые только ухудшали ситуацию. В общем, если кратко, альфа Чонгука был уверен, что Чимин – его ответственность, принадлежащая ему омега. Чонгук хоть и сопротивлялся этим мыслям как мог, всё же не мог перебороть инстинктивные реакции своего тела и разума – того самого разума, который был древнее наносной цивилизации. При мысли о Чимине всё внутри него кричало «мой, мой омега, мой», как бы стыдно Чонгуку ни было в этом признаваться. К тому же последние два дня Чонгук не появлялся у себя дома, и это заставляло нервничать – его безопасное место, место, где они с Чимином могли расслабиться, где Чонгук мог позаботиться о нём также, как и о себе – где было это место? Альфа внутри Чонгука не переставал взволнованно метаться, и Чонгуку было всё сложнее справляться с этим, особенно учитывая, что он уже второй день нормально не спал. Если принять во внимание все эти накладывающиеся друг на друга факторы, можно было с лёгкостью предположить, что Чонгук над предложением Чимина не сомневался ни секунды. И он действительно не сомневался – слишком его альфа изголодался по дому, по ощущению безопасности и, что скрывать, по самому Чимину. Чонгук отправил короткое, набранное подрагивающими пальцами «Сейчас буду», а затем зашёл в лифт и прямо из гаража поехал на этаж, где располагалась его квартира. Зайти домой ощущалось глотком свежего воздуха, тёплым одеялом в стылой квартире, мягким спокойствием воды, омывающей тело после жара солнца. Чонгук тут же расслабился, позволил стрессу последних дней стечь с плеч, закрывая за собой дверь и выдыхая. Пока он разувался, в комнате слышались копошение и голоса, а затем в коридор вышел Тэхён, тихо прикрыв за собой дверь в спальню. Чонгук выпрямился и вопросительно глянул на слегка напряжённого друга, который стоял, прислонившись к закрытой двери в комнату и сложив руки на груди. – Он всё-таки позвал тебя, – вздохнул Тэхён, качая головой. – Он сказал, что ему лучше, – ответил Чонгук, не проходя дальше в квартиру. Он думал, что вся она будет пропитана запахом Чимина, но тот скорее всего почти не покидал спальни, и Чонгук рад был тому, что запах его в коридоре был лишь едва сильнее обычного. Мой омега рядом – вот что пело его существо, вот, чему радовался его альфа, и Чонгуку было очень, очень стыдно, так что он опустил глаза себе под ноги, не встречаясь с Тэхёном взглядом, будто тот мог догадаться о мыслях Чонгука, лишь заглянув ему в лицо. – Лучше-то лучше, – снова вздохнул Тэхён, – только ещё не совсем всё ушло, и я не уверен, как твоё присутствие как альфы повлияет на длительность и интенсивность течки. Сейчас он себя контролирует – но это сейчас, к тому же у него… была пара моментов раньше. Чонгук едва дёрнулся, услышав, как обыденно Тэхён произнёс слово «течка» – он всё ещё не совсем верил, что у Чимина действительно – что Чимин действительно был… – Тогда я думаю мне лучше уйти, – проговорил Чонгук, и хотя это было последнее, что он хотел делать, он готов был к тому, чтобы надеть обратно свои кроссовки, вернуться в гараж и провести очередную ночь в своей холодной машине. – Нет-нет, – замахал рукой Тэхён. – Чимин настоял на том, чтобы ты сегодня поспал у себя дома. Ему стыдно так надолго выгонять тебя на ночёвку в машину. – Но это совсем не… – Я знаю, что для тебя это не проблема, но раз уж Чимин упёрся. – Тэхён пожал плечами с такой улыбкой на лице, будто совсем не мог Чимину противостоять. Чонгук очень хорошо его в этом понимал. – Ну ты знаешь, когда он такой, то лучше отступить, – продолжил Тэхён, а затем указал рукой в сторону кухни. – Так что оставайся, только в комнату не заходи. Я думаю, может, если вы не будете видеться, то ничего такого и не произойдёт. Это последняя трудная ночь, завтра уже должно быть полегче. Чонгук молча кивнул и пошёл устраивать надутый матрас на кухне. Тэхён принёс ему постельное бельё и подушку, которые тонко, едва-едва пахли Чимином, хотя были взяты из шкафа, Чонгук был уверен. Чонгук его поблагодарил, замечая, что Тэхён выглядит уставшим и осунувшимся – наверняка помогать Чимину эти три дня было не так-то легко, особенно когда оба они были омегами. Чонгук осторожно хлопнул друга по плечу, выражая поддержку. Тэхён устало улыбнулся. – Нормально, – ответил он на невысказанный вопрос Чонгука. – Осталось чуть-чуть. Чонгук кивнул ему, и Тэхён ушёл обратно в комнату. Чонгук же выключил свет, улёгся на матрас и попытался устроиться поудобнее. Было часов одиннадцать вечера, и Чонгук думал, что сразу же уснёт сном младенца и проснётся только утром – он ведь так устал, – но сон почему-то не шёл. Чонгук ворочался, терзаемый какой-то смутной тревогой, а в голове крутилась мысль о том, что он не проверил, как там Чимин. Ему необходимо было убедиться, что омега был в порядке, чтобы успокоиться – но он не мог. Им с Чимином сейчас лучше было не видеться. Лучше не думать даже о том, что он спал в соседней комнате, за стенкой, наверняка в кровати Чонгука, в то время как Чонгук не мог к нему ни на метр подойти. Они были так близко – и так невыносимо далеко. Альфа в груди так и рвался проверить, как Чимин держится – может, ему что-нибудь было нужно, может, Чонгук мог ему как-то помочь, не в интимном, конечно, плане, но ему хотелось сделать хоть что-нибудь вместо того, чтобы лежать на кухне в полнейшем неведении, как же там его омега. Нет, Чимин не был его, не был, надо было прекращать так думать. И всё равно уснуть совсем не удавалось. Чонгук глянул на телефон – он ворочался уже сорок минут, а сна у него не было ни в одном глазу, хотя он ужасно, просто ужасно устал. Собственные инстинкты не давали покоя, не позволяли забыться сном – в итоге Чонгук чувствовал себя так, будто только что выпил три чашки кофе подряд. Он ещё полежал, поворочался, тихо повздыхал – а затем услышал, как открывается дверь комнаты. Она тихо закрылась, а затем открылась и так же быстро закрылась дверь ванной. Чонгук вдохнул едва усилившийся запах, но ещё до того он понял – это был Чимин. С минуту Чонгук боролся с самим собой, но как только дверь ванной вновь открылась, он без промедления поднялся с матраса, не в силах больше удерживать себя. Ему нужно было знать, что с Чимином всё было хорошо, Чонгук не видел его всего три дня, а казалось – целую вечность. Он только посмотрит, он не будет ничего говорить, Чимин его, может, даже не заметит. Ну, или заметит, потому что когда Чонгук осторожно выглянул в коридор, Чимин всё ещё стоял в проёме ванной, облитый светом, который оставил включённым, и смотрел прямо на него. От него ярко пахло течкой, а взгляд был нечитаемым, и Чонгуку тут же стало стыдно за то, что он поддался каким-то глупым инстинктам и позволил себе побеспокоить омегу. – Прости, – выдал он тихо-тихо, а затем сразу же отступил назад, готовясь вернуться на матрас и не подниматься с него до самого утра, даже если глаз сомкнуть не сможет. Но остановился он, не успев сделать и шага, потому что услышал такое же тихое: – Постой. Голос Чимина звучал мягкой неуверенностью, но ещё – нуждой, и этому Чонгук точно не мог сопротивляться. Его омега нуждался в нём. Осторожно ступая, Чонгук вернулся обратно в коридор, поворачиваясь к Чимину. Коридор, ведущий в ванную был не такой длинный, и между ним и Чимином оставалось буквально пару шагов свободного пространства. Чонгук, не сдержавшись, глубоко вдохнул один раз, потом второй. У Чимина на лице появилось какое-то предвкушающее выражение – будто он ждал, что Чонгук как-то прокомментирует его запах, который сейчас с таким наслаждением вдыхал. Чонгук тут же залился краской, а затем с трудом оторвал от омеги взгляд и спросил единственное: – Ты в порядке? Чимин сделал к нему шаг, и Чонгук тут же вскинул на него опасливый взгляд. Чем ближе тот был, тем сложнее Чонгуку было держать себя и свои порывы в узде. – Да, – выдохнул Чимин. Глаза у него влажно блестели – но вместе с тем непохоже было, будто он собирался плакать. Этот блеск означал что-то другое. Весь его вид, то, как он стоял, как смотрел, был… Чонгук никогда не видел Чимина таким, и он вдруг понял, что всё это было очень, очень плохой затеей. Нужно было ему оставаться и ночевать ещё одну ночь в машине – да хоть десять – потому что Чимин себя, было видно, не контролировал. – Чимин, – осторожно начал Чонгук, пытаясь облечь свою тревогу в слова, но тут Чимин протянул к нему руку, и слова мгновенно застряли у Чонгука в горле. – Пожалуйста, – сказал Чимин так мягко, с таким чувством, а затем сократил оставшееся между ними расстояние. Чонгук крупно вздрогнул, когда Чимин положил свою руку ему на плечо. – Подожди, – выдавил Чонгук, но не двинулся с места, не отстранился от прикосновения – просто не мог, Чимин был таким чарующим, будто самое сильное заклинание, самое опасное зелье – от него невозможно было оторвать глаз. – Я не прошу многого, – вкрадчиво сказал Чимин, но во взгляде его сверкала такая нужда, будто он хотел сожрать Чонгука целиком. По телу Чонгука опять прошла дрожь – на этот раз откровенного, ни с чем не спутываемого возбуждения. Его собственный запах, без сомнения, усилился, и Чимин тихо ахнул, приоткрывая свои идеальные, пухлые губы, не сводя с Чонгука своего взгляда, будто тот был для него каким-то чудом света. Чонгук глядел на него в ответ широко раскрытыми глазами, разрываясь между противоречивыми импульсами, не зная, что ему делать, боясь довериться инстинктам. В этот самый момент рядом послышался звук открываемой двери, а затем на пороге комнаты возник взъерошенный, заспанный Тэхён. – Ох, чёрт, – выдохнул он, окинув их обоих опешившим взглядом, и вся сонливость слетела с него в тот же миг. – Чёрт, Чимин… – начал он, делая шаг вперёд, и Чимин вдруг безо всякого предупреждения сократил остававшееся между ними расстояние и вцепился в Чонгука, как утопающий в спасательный круг. Чонгук на мгновенье растерялся, а затем, повинуясь инстинкту, что шептал довериться желаниям омеги, обнял Чимина в ответ, прижимая к себе. – Чимин, хватит, – твёрдо сказал Тэхён, шагая ещё ближе, и Чимин воскликнул единственное отчаянное: – Нет! – а затем плотнее вжался в Чонгука. У того перехватило дыхание от запаха течки и свежей смазки, что исходил от дрожащего омеги. Чимин наконец оторвался от его груди и поднял на Чонгука умоляющий взгляд. – Пожалуйста, я не прошу многого, только запах, твой запах, пожалуйста, Чонгук, я прошу… В глазах у него теперь уже точно стояли слёзы, и он выглядел таким отчаявшимся, будто Чонгук отбирал у него последнее, что у него было. Чонгук не мог выносить, когда его омега смотрел на него так. – Ну тише, тише, – сказал он и, ведомый чутьём альфы, оторвал одну руку от талии Чимина чтобы осторожно погладить омегу по волосам. Чимин подался навстречу прикосновению, будто ласкающийся кот, а когда Чонгук переместил руку и аккуратно толкнул согнутыми костяшками пальцев его подбородок, омега незамедлительно откинул голову назад, подставляясь. Чонгук приблизился и ткнулся носом в горячую, чуть влажную от пота и жара кожу, жадно вдыхая, а затем начал неспешно, методично укутывать Чимина своим запахом, как омега и хотел. Чимин издал просящий, высокий звук, напоминающий стон, и Чонгук вторил ему тихим успокаивающим урчанием. Он не забыл, что совсем рядом стоит и ждёт напряжённый Тэхён, а поэтому вскоре отстранился, удовлетворённый результатом – теперь Чимин пах им, и его запах сплетался с нотками природного запаха Чимина, усиленного течкой. Когда Чимин опустил подбородок, вновь глядя на Чонгука, в глазах его довольство боролось с каким-то расстроенным, грустным почти чувством. Нижняя губа у него задрожала, и Чонгук немедля спросил, стараясь сделать голос как можно мягче: – Что такое? Что случилось? Чимин поморгал, и пара слезинок скатилась по его щекам. Губы у него продолжали дрожать, когда он выдал несчастное: – Я был плохим. Альфа, расстроил альфу, был плохим… Он был такой чувствительный, мягкий, открытый, и у Чонгука сжалось сердце от его слов, наверняка навеянных усилившейся в присутствии Чонгука течкой. Омеги в течке всегда стремились быть хорошими для своих альф. – Нет, конечно, нет, ты не был плохим. Ты самый лучший омега, Чимин, самый лучший для меня, – поспешил уверить его Чонгук, а затем дотянулся и стёр следы слёз большим пальцем, замечая, какая у Чимина нежная кожа, как она горит под его прикосновением. Чимин хлюпнул носом и спросил едва слышно: – Не разочаровал альфу? – Нет, альфа доволен. Чимин, – как можно более спокойным, но твёрдым тоном обратился к нему Чонгук, и Чимин взглянул на него с такой доверчивой готовностью, будто собирался исполнить любую его прихоть. В груди у Чонгука начало неприятно тянуть. Боже, ему действительно не стоило возвращаться так рано, Чимин был… он был слишком подвержен его влиянию, Чонгук не знал, что так будет, но он должен был догадаться. Сейчас было уже поздно, и единственным вариантом оставалось позаботиться об омеге, который доверял ему целиком и полностью в тот момент, когда был наиболее беззащитен. Чимин доверял, хотя Чонгук был тем, кто причинил ему ужасную боль. – Альфа хочет, чтобы ты сейчас пошёл в комнату и оставался там до утра, если только тебе не понадобится выйти в туалет, – продолжил Чонгук. – Ты можешь сделать это для альфы? Чимин сразу понял, что Чонгук с ним не пойдёт. Лицо его отразило глубокую, яркую боль, а затем он закрыл лицо руками и в тот же миг начал горько, безутешно плакать. В запах его вкралась нота разочарования и больного какого-то желания – будто он так надеялся, что Чонгук всё-таки изменит своё решение. Сердце Чонгука разбилось, по ощущениям, на мелкие болезненные осколки, а альфа внутри взвыл нуждой успокоить своего омегу, не вынося мысли о том, что Чонгук сам стал причиной этого расстройства. Он осторожно накрыл маленькие руки Чимина, всё ещё прижатые к его лицу, своими, пытаясь отнять их от его лица, чтобы заглянуть ему в глаза. – Эй, Чимин, маленький, послушай… – Альфа не хочет, – начал тот дрожащим, сдавленным голосом, не позволяя Чонгуку убрать руки от своего лица, только сильнее вжимая в него ладони. – Не хорош, недостаточно хорош для альфы, что мне сделать… – Чимин, послушай меня, – чуть повысив голос, сказал Чонгук, и Чимин наконец позволил ему оторвать его собственные руки от лица – оно было красное, заплаканное и несчастное, но по крайней мере теперь Чимин смотрел ему в глаза и Чонгук мог объясниться. – Я ведь уже сказал тебе, что ты самый замечательный. Ты веришь альфе? – с нажимом спросил Чонгук, потому что Чимин действительно был самым чудесным омегой, и он должен был об этом знать. – Тогда почему… – потерянно начал Чимин, и Чонгук снова его прервал: – Я сделал тебе больно. Может, сейчас ты этого не осознаёшь, но… – Сделал больно, – эхом отозвался Чимин, и когда Чонгук заглянул в его глаза, там светилось понимание. Чимин знал, о чём Чонгук вёл речь. У Чонгука все слова застряли в горле, он тяжело сглотнул, чувствуя, какой ужасный, тяжёлый вес кроется за этими словами. Сделал больно. – Да, я сделал тебе больно, – сглотнув, выдавил Чонгук и сморгнул выступившие на глаза собственные слёзы. Чимин пронаблюдал за этим, а затем сказал: – Всё равно хочу альфу. Чонгук на мгновенье застыл, шокированный этим признанием, а затем глянул на омегу в невыразимом удивлении. Он думал, что после того, как Чимин вспомнит, что именно Чонгук сделал, сам он сильнее всего будет желать закрыться от Чонгука в комнате и не подпускать к себе. Вместо этого Чимин положил свою небольшую руку Чонгуку на грудь и сказал: – Мой альфа. Доверяю тебе, альфа. – О, – только и выдохнул Чонгук, а затем утёр глаза, потому что слёзы всё не хотели останавливаться. Он чувствовал, как от прикосновения Чимина разливается по его коже тепло. В груди у него тоже было так тепло от осознания того, что Чимин самой глубокой своей омежьей частью только что признался, что доверял ему. Что всё ещё верил в него несмотря на всё, что Чонгук с ним сделал. Чонгук неровно вдохнул, пытаясь не разрыдаться сильнее, а затем положил свою руку на руку Чимина и вновь заглянул ему в глаза. – Я рад, что ты… что ты веришь мне, Чимин, – начал он, стараясь тщательно подобрать слова. Последнее, чего он хотел – это доводить омегу до слёз, снова. – Но сейчас я не готов – не готов быть с тобой близок, ты понимаешь, о чём я? После всего, что было, я думаю ты и сам… ты и сам не готов, и где-то внутри себя понимаешь это. Или я не прав? Чимин ещё пару мгновений вглядывался Чонгуку в лицо, а после помрачнел и кивнул. Затем отнял руку от его груди и сделал шаг назад. Чонгук остался на месте, хотя инстинкты его кричали о том, что омегу нужно было прижать к себе, успокоить и никуда не отпускать. Чимин повернулся к Тэхёну который всё это время молча наблюдал, не вмешиваясь. Чимин издал короткий нуждающийся звук, и Тэхён раскрыл руки для объятий. Чонгук старался не смотреть, как Чимин вжимается в Тэхёна – так, будто не в первый раз требовал от Тэхёна подобной близости во время своей течки. Чонгук глянул на Тэхёна, кивнул ему и, получив кивок в ответ, пошёл обратно на кухню, укладываясь на матрас. В ту ночь он не спал совсем. Вместо того, чтобы спать, Чонгук слушал несчастные звуки плача, доносившиеся из другой комнаты. Когда эти звуки сменились приглушёнными, но вполне различимыми стонами, Чонгук достал из кармана своей толстовки, висевшей на стуле, наушники и провёл остаток ночи слушая музыку и думая о том, каким взглядом смотрел на него Чимин, прежде чем признать поражение и отстраниться. * На следующий день ближе к вечеру Чимин, пришедший в себя, поблагодарил Чонгука за «то, что ты сделал для меня вчера» и признался, что мало что помнит из предыдущей ночи. Чонгук просто кивнул ему, смутившись, всё ещё ощущая себя виноватым, недовольным собой – хотя что он мог сделать иначе? Он сделал для Чимина всё, что мог, так? И всё равно этого оказалось недостаточно. С этого момента течка Чимина пошла на спад, и уже через день он был хоть вымотанным, выжатым, но полностью избавившимся от каких-либо её проявлений. Чонгук испытал облегчение: пока у Чимина была течка, его альфа всё рвался наружу, желая принести омеге хоть какое-то облегчение. Чонгука каждый раз как ведро холодной воды останавливало осознание, как именно его альфа хотел Чимину «помочь». Как только Чимин почувствовал себя лучше, Чонгук тоже перестал вести со своим альфой внутреннюю борьбу, что разворачивалась каждый раз, стоило ему почувствовать лишь одну ноту запаха Чимина. Чонгук смог наконец-то успокоиться и вернуться в свой обычный режим «Чимин замечательный, но не мой и никогда моим не будет». Это было больно, но когда его инстинкты сидели внутри, запертые, то Чонгуку легче удавалось контролировать себя. Их отношения вернулись в проторенную колею. Через неделю после окончания течки Чимина отец вызвал Чонгука на разговор. Чонгук подозревал, о чём отец хотел с ним поговорить, и его подозрения подтвердились: всю встречу отец расспрашивал его о Чимине. С того самого визита, обернувшегося как нельзя хуже, Чонгук прерывал все попытки своих родителей говорить о Чимине. Так им всем было лучше, к тому же Чимин совсем скоро собирался съезжать – Чонгук видел, как он смотрел варианты сдающихся квартир и искал открытые вакансии на любую возможную работу. Отца Чонгука весьма волновало то, когда и как именно Чимин собирался съезжать, будут ли они с Чонгуком после этого общаться, было ли у них что-то серьёзное и соответствовал ли Чимин статусу «добропорядочного омеги». После этого вопроса Чонгук, ещё как-то пытающийся отвечать на вопросы отца, вспылил и покинул его кабинет. Выслушивать подобные вещи о Чимине он не собирался и точка. Отец Чонгука всегда сильнее всего заботился о своей карьере в политике. Ничто не сделало бы его счастливее, чем если бы Чонгук пошёл по его стопам. Сам Чонгук терпеть не мог всё, что было связано с политикой, и всё-таки он прогнулся под желания семьи, подал заявку на юриспруденцию, которая хоть отдалённо, но была связана с так нежно любимой его отцом сферой. Отец удовлетворился и этим, ни разу не спросив, чего же хочет сам Чонгук. Не то чтобы восемнадцатилетний тогда Чонгук смог бы дать ему вразумительный ответ. Тогда он понятия не имел, чем хотел заниматься, впрочем, как и сейчас. Зато он точно знал, чем не хотел заниматься. Политикой и юриспруденцией. Но его мнения всё ещё никто не спрашивал, да и к тому же с последними событиями, произошедшими в его жизни, с появлением Чимина все желания и устремления Чонгука как-то отошли на второй план. А Чонгук и не был против. Сейчас у него в приоритете был Чимин – но его отцу не было необходимости об этом знать. Чонгук как мог пытался скрыть наличие серьёзной связи между ним и Чимином – потому что иначе отец наверняка начал бы пытаться узнать о Чимине больше, может даже пожелал бы снова встретиться с ним, а этого Чонгук точно не хотел. Интерес отца никогда не вёл ни к чему хорошему, особенно когда близкая связь между Чимином и Чонгуком могла отразиться на его карьере. Карьера всегда была для его отца самым важным детищем – не Чонгук, – а потому чтобы сохранить и уберечь её, отец пошёл бы на всё. Так, по крайней мере, считал сам Чонгук и поэтому защитил Чимина перед отцом показным пренебрежительным отношением и словами о том, что между ними точно не могло быть ничего серьёзного – «я ошибся в выборе омеги и честно признаю это». Это было неприятно говорить, и уж точно в этом утверждении не было ни грамма правды – но отец ему вроде бы поверил, и это было главное. Чонгук никогда не умел врать, но обнаружил, что когда защищаешь кого-то, кто тебе дорог, любая ложь легко сойдёт с языка – даже если лгать приходилось самым близким людям. Чонгук поволновался об этом их разговоре с отцом, но быстро о нём забыл – ведь Чимин всё равно собирался в скором времени съехать, а значит у его отца не должно было больше возникнуть претензий. Но сам этот отъезд… Чонгук всё ещё старался не думать об этом, хотя до трёх месяцев их совместного проживания оставалось всего ничего – две недели. Ни Чонгук, ни Чимин эту тему пока не затрагивали: оба понимали, чем такой разговор закончился бы. Чимину хотелось съехать – Чонгук не стал бы ему препятствовать. Если Чимин захочет после всего этого общаться с Чонгуком, Чонгук будет только рад. Если же нет – Чонгук примет его решение. В этой ситуации всё сводилось к желаниям Чимина – Чонгук превыше всего желал, чтобы омеге было комфортно. Возможно, он привязался слишком сильно. Возможно, его забота была совершенно Чимину не нужна. Возможно, беспорядок эмоций и эта болезненная привязанность в груди Чонгука не исчезнет так просто с отъездом Чимина. Но Чонгук ведь мог надеяться, правда? Только это ему и оставалось, потому что от своих чувств он никуда деться не мог. Он мог лишь запереть их подальше, чтобы не быть таким очевидным для Чимина – но под всем его самоконтролем и прилежным сохранением дистанции всё ещё лежала мысль, простая, как день, и такая же неотвратимая: ему нравился Чимин. Очень сильно нравился. И Чонгук привязался к нему так, как ни к кому раньше не привязывался. Что с этой мыслью делать, Чонгук пока не решил. У него имелись подозрения, что ничего с ней сделать он в принципе не мог. А потому, как и с остальным своим клубком чувств в отношении Чимина, Чонгук просто запрятал её подальше, чтобы никто, кроме него, об этой мысли не знал. А особенно Чимин. Особенно он. * Чонгук возвращался с подработки гораздо раньше положенного – его отпустили, потому что система в очередной раз полетела, и даже вся группа специалистов из отдела сетевой поддержки не могла её поднять. Такое случалось не впервые, но сейчас эта передышка стала для Чонгука настоящим спасением. Он вымотался за день, у Тэхёна смена была только завтра, так что он не мог подбодрить Чонгука своими глупыми шутками и лёгким присутствием, а потому Чонгук все рабочие часы проходил как в воду опущенный. Только из-за Тэхёна – и больше причин этому состоянию не было, да, именно так. В последнее время Чонгук плохо спал, и о причинах этого ему не хотелось думать, хотя они были очевидны. До снятия браслетов отслеживания и планируемого отъезда Чимина оставалась неделя. Пока Чонгук ехал на поскрипывающем трамвае, а затем, спрыгнув на одну остановку раньше, шагал по усыпанной яркими листьями улице, усталость его постепенно отошла на второй план, а настроение ощутимо повысилось. Свежий ноябрьский воздух отлично прочищал голову, и Чонгук позволил себе понадеяться и помечтать. Может, отъезд Чимина и не станет для него очень уж болезненным. Они поговорили на эту тему совсем недавно, на самом деле: Чимин признался, что кажется нашёл себе подходящий вариант для работы, а также квартиру для съёма, которая подходила ему по стоимости и расположению. Он попросил задержаться у Чонгука всего на несколько дней, потому что работать он ещё не начал, а за квартиру нужно было внести залог. Он предложил вернуть Чонгуку деньги за те дни, что проведёт в его квартире дольше положенного, и Чонгук от них твёрдо отказался. Они ведь с Чимином были друзьями, а друзья помогают друг другу, разве нет? Но самой важной вещью, что они выяснили в течение того разговора по душам, что состоялся между ними пару дней назад, было принятое Чимином решение о том, чтобы продолжать видеться. Он взял Чонгука за руку, сжал, а затем так и сказал: «Мы сможем видеться, когда я съеду, правда? Я бы этого хотел». И, разумеется, Чонгук с радостью согласился. Он не желал ничего сильнее, чем продолжать общение с Чимином по причинам, которые самому Чимину лучше было, конечно, не знать. Да, может быть Чонгук был плохим человеком, жадным до внимания, со скрытыми мотивами, которые бы вселили в Чимина отвращение, если б он о них узнал – но Чонгук ничего не мог с собой поделать. Чимин слишком сильно ему нравился. Чонгук ведь не собирался предпринимать в отношении Чимина каких-то действий в этом плане, так что Чимин был в абсолютной безопасности от его поползновений – а значит и знать ему о странных чувствах Чонгука не было нужды. Таким образом, по крайней мере, успокаивал себя Чонгук. Ему намного легче жилось, когда он ни на что не надеялся, ничего от Чимина или от себя самого не ждал. Они были только друзьями – да и друзья-то из них выходили не очень после всего того, что между ними было. Они выстроили между собой хрупкий мост доверия, несмотря на все трудности, вопреки всему – и благодаря усилиям Чимина. Чонгук никогда бы не позволил себе сломать его своими неправильными мыслями, порывами и желаниями. Чонгук себя контролировал. Так думал он, тихо открывая входную дверь – вдруг Чимин решил поспать? он любил иногда подремать ближе к вечеру – и проходя в квартиру. Вот только он сразу понял, что Чимин не спал. Прежде чем Чонгук смог осознать, что делает, он прошёл дальше по коридору, не сняв даже обуви, остановился в дверях собственной комнаты, и его взгляд, поймав Чимина, лежавшего на кровати, уже ни на мгновенье от него не отрывался. Рядом с Чимином сидел Тэхён, который смотрел на Чонгука с удивлением, кажется, но Чонгук был слишком сосредоточен на Чимине, чтобы точно это понять. По комнате – чёрт, по всей квартире – плыл тяжёлый, едва сладковатый, как казалось Чонгуку, запах возбуждения – возбуждения Чимина и совсем немного – Тэхёна. Лёжа на кровати и неотрывно глядя на Чонгука, Чимин тяжело дышал, щёки у него раскраснелись, а глаза были полуприкрыты, отданы поволоке наслаждения. Ноги его были согнуты в коленях, а пуговица на джинсах была призывно расстёгнута. Чонгук тяжело втянул носом воздух, улавливая запах смазки совсем близко, а затем перевёл взгляд на руки Тэхёна, одна из которых была испачкана – да, это точно была смазка Чимина. Если до этого Чонгук стоял неподвижно, то теперь вообще застыл, даже не дыша. Ему нужно было контролировать свой собственный запах, нельзя было дать Чимину понять, какая у Чонгука была реакция на то – на то, что Тэхён, было очевидно, только что дрочил Чимину и остановился вот только сейчас, с приходом Чонгука. Который их застал, да. – Мы думали, что ты сегодня допоздна, – промямлил Тэхён, очевидно смущённый и пристыженный. Чимин же продолжал молча смотреть на Чонгука, который упорно избегал его взгляда. Что Чонгук там сам себе говорил про то, что нужно было проконтролировать свой запах? Так вот – он не мог. Вообще. Чонгук опустил взгляд на носки собственных кроссовок, а затем сделал ещё один вдох – поверхностный и уже ртом, но не уловить остаточное возбуждение в воздухе всё равно было невозможно – и сказал сдавленным голосом: – Я тогда… пойду пока… А затем развернулся и, не дожидаясь ответа, прошёл обратно по коридору и выскочил за дверь. Сердце бешено колотилось, а сам Чонгук – он знал, чувствовал – истекал запахом ответного возбуждения. Он возбудился от вида и запаха Чимина – и Чимин об этом знал, он это почувствовал – нельзя было не почувствовать. Это была чёртова катастрофа, и Чонгук понятия не имел, сможет ли он вообще когда-нибудь ещё раз посмотреть Чимину в глаза без того, чтобы не умереть со стыда. Почему, ну почему когда Чонгук просто хотел быть с Чимином друзьями подобные вещи продолжали с ним происходить?!