Любимая Нелюбимая

      Дверь в чайный дом мадам Сумико, что находился в квартале красных фонарей деревни скрытой в Траве, с шумом распахнулась, заставляя всех присутствующих девушек замереть. Настенные часы тяжелым звоном отбили восемь вечера. Для вечерних гостей слишком рано, а это значило, что к ним вновь пришел молодой мужчина, облаченный в черный плащ, расшитый кровавыми облаками, и с уродливым лицом, покрытым шрамами, которые он скрывал за маской. Этот незваный гость уже неделю навещал их скромное заведение, отсиживаясь за крайним столом и наблюдая за незамысловатыми танцами юдзе. Он не оставлял чаевых, да и заказ его всегда был очень скудным: одна бутылка самого дешевого саке, которую он пил весь вечер, развалившись на низком диване. И все же бедным его хозяйка назвать не могла. В первый же вечер он всунул ей увесистый мешочек с монетами, попросив дать ему самую умелую женщину на всю ночь. Тогда девушки еще не видели лица, скрытого за ярко-оранжевой маской, и щебетали вокруг старшей сестры, чтобы она рассказала им после ночи все в подробностях о богатом таинственном госте. Но спустя час, по этажам старого трёхэтажного здания разлетелся жуткий девичий крик. Младшие сестры так и не смогли узнать, что произошло в комнате, девушка впала в сон и больше не просыпалась, однако гость продолжал приходить. Госпожа отмахивалась от вопросов и настаивала, чтобы молодые девушки обслуживали его, как дорогого гостя.       Мужчина остановился на мгновение около стола, скользя взглядом по сжатым фигурам в ярких платьях, и прошел в дальний угол, усаживаясь за стол. Его рука в черном плаще взлетела вверх, подзывая прислугу. - Кагами, - одна из девушек, что ждала сегодня важную персону, огрызнулась в сторону юной девочки, которая в это время старательно вытирала стол, - иди, обслужи почтенного гостя. - Но госпожа не разрешает мне общаться с гостями, - она не боялась этого человека, она боялась гнева своих старших сестер, которые подкидывали ей осколки стекла в еду и душили ночами подушками. Сейчас, встретившись с холодными взглядами женских глаз, она убрала мокрую тряпку и вытерла ладони о белый фартук, - как скажешь, сестрица.       Кагами не помнила своей фамилии, словно у нее никогда не было отца или семьи. Никто никогда не просил ее рассказать о своей жизни до публичного дома, куда ее продал шиноби из Звука, поэтому она и сама о ней забыла. Она помнила лишь то, что ни один из прожитых дней не принес ей счастья.       Шестнадцатилетняя хрупкая девушка подошла к барной стойке, всматриваясь в отражение за спиной грузного мужчины, который натирал до блеска фужеры. Она не была похожа на обычную юдзе: ей не выдавали ярких нарядов и не убирали волосы, молочная пудра не касалась ее кожи, а губы не подводили красным. На нее махнули рукой, вписав ее в число прислуги, которая убирает номера после бурных ночей девушек с клиентами, чистит овощи на кухне и натирает столы в зале, подготавливая помещение к предстоящей ночи.       Ее мать умерла при родах, едва успев приложить к своим губам маленькое тело здоровой девочки. Лицо отца давно уже пропало из ее памяти, оставив лишь смутные очертания вечно пьяного мужчины, любящего азартные игры. Она не помнила его голоса, в памяти остался только его пронзительный крик и горькие слезы, когда он умолял одного из шиноби Тумана не отнимать его жизнь за долги, но мечники, которых нанимали на коллекторскую работу, никогда не испытывали жалости. В одну из таких ночей, когда мужчины в масках пришли в очередной раз выбивать долги, ее нашли притаившейся в старом шкафу в комнате, где она проводила большую часть своей жизни, и выволокли за волосы на улицу. Она не плакала, не звала на помощь, лишь смотрела своими огромными, зелеными, как изумруды, глазами на широкого, высокого мужчину, который забирал ее из отцовского дома, пока тот горел с безжизненным телом некогда родного человека.       Ей было шесть лет, когда она покинула свою родную деревню скрытой в Тумане, и оказалась на границах Аме, выставленная на рабском рынке, как мешок картошки. Дети не считались ценным товаром: на тяжелый труд мальчики были не годны, а девочки слишком малы, чтобы продавать свое тело. Чаще их покупали прислугой в дом и, сторговавшись до минимума, объясняя, что ребенка придется еще кормить и одевать, прежде чем от него будет какой-то толк, покупали, забирая к себе домой. Так Кагами попала к своему первому хозяину. Им оказался мужчина средних лет, владелец небольшого ресторанчика на окраине Дождя. Он никогда не спрашивал ее имени и не разговаривал с ней, однако разрешал съедать остатки со стола после посетителей и выдал тяжелое стеганное одеяло, позволив спать в кладовке, где хранился инвентарь для уборки. Каждый день она поднималась на заре, убирала помещение, мыла полы и скатерти в ледяной воде, помогала на кухне, терпела побои за любой проступок, пряталась в своем маленьком убежище, когда буйные гости устраивали хмельные потасовки и молилась, отчаянно желая стать невидимой. Дни суммировались в месяцы, а те в годы, и каждый ее день был похож на предыдущий.       Единственным ярким воспоминанием являлся молодой пепельноволосый ниндзя, что однажды посетил их ресторан и научил ее технике хенге, пока шиноби из его окружения улюлюкали из-за ее появление около их стола. В четырнадцать лет она впервые поймала на себе взгляд мужчины, который смотрел на нее не как на ребенка, а как на женщину. После этого многие посетители то и дело пытались до нее дотронуться или высказать едкое словцо в ее адрес. Тот шиноби, которого она встретила однажды, лишь устало вздохнул и попросил встретиться с ним после закрытия ресторана. «Не легко тебе приходится», - сказал он и показал ей несложную технику перевоплощения. Кагами уже давно забыла его лицо, однако хорошо помнила лицо сына хозяина ресторана, где она жила, и именно в его обличие перевоплощалась, обслуживая клиентов. Прячась за телом мужчины, скрываемой техникой, она прожила до своих пятнадцати лет. Ее все устраивало: сухая комната, теплое одеяло, остатки еды, которые не давали умереть с голоду, хозяин, который не обращал на неё внимание, и сны, в которых она была счастлива, живя в уютном доме на окраине мира в одиночестве. Все изменилось, когда в деревне скрытой в Дожде началась революция.       На рассвете в их ресторан забежали неизвестные шиноби, круша всю мебель и вытаскивая прислугу на улицу. Кагами отчаянно размахивала руками, стараясь отбиться от нападавших, но сдалась под напором сильных мужских рук, а когда на ее глазах зарезали хозяина – обмякла, словно потеряла родной кров. Она никогда не плакала. Ни тогда, когда ее волокли из родительского дома, ни тогда, когда ее продавали на рабском рынке, ни теперь, когда ее, связанную, увозили из деревни. Когда к твоему телу относятся, как к товару на рынке, ты и сама привыкаешь быть товаром. Кагами давно смирилась с ролью безвольной куклы в чужих руках. Поэтому в ее глазах не было ни капли жизни, когда новый хозяин рассматривал ее, решая за какую цену продать очередную душу на рынке тел. - Сколько просишь за нее? - Пять тысяч рё, - ответил шиноби из Звука, дергая за веревку, что связывала хрупкое тело. - За нее и тысячи никто не даст, - сморщив лицо, ответила лощёная женщина, прикрывая лицо пышным веером, - кожа темная, глаза большие, да еще и фигура больно худая. - Но она девственница, - горделиво ответил мужчина. - За нее не дадут больше, чем за больную проститутку, - огрызаясь, ответила женщина, подходя ближе к девушке, - ты сам на нее посмотри: кожа да кости.       Мужчина, что притащил ее на рынок работорговли, с ненавистью окинул молодую фигуру и что-то злобно фыркнул, вышвыривая веревку в руки слуги, который сопровождал женщину. Кагами продали за полторы тысячи рё.       Свой первый день в увеселительном доме она помнила очень хорошо. Хозяйка привела ее на рассвете, втолкнув в комнату к шести таким же молодым девушкам, как и она, приказав только проснувшимся юдзе приодеть ее и подготовить к вечеру. Встретившись со злыми и холодными взглядами своих новых соседок, она вжалась в угол, покорно опустив глаза. Смолчала, когда старшая из красавиц подошла и с силой схватила ее за длинные черные, как воронье крыло, волосы и потянула на себя: - Не думай, что сможешь здесь чего-то добиться, - прошипела она, но Кагами так и не поняла, в чем она может соревноваться с этими девушками.       Она сидела натянутой струной, когда ее мыли, насмехаясь, что ее кожа недостаточно бела, закрывала от смущения глаза, когда на нее надевали пёстрое кимоно и не смогла улыбнуться, когда стоя, самой последней в ряду всех юдзе, приветствовала гостей.       Впервые она видела столько мужчин, впервые чувствовала на себе жадные взгляды и впервые замирала, когда каждый из них посчитал нужным дотронуться до ее оголенного бедра. Она прекрасно понимала куда попала, но никто не объяснял ей, как нужно работать. Ее первый клиент был мужчиной из охраны какого-то важного гостя. Он заплатил хорошие деньги за девственницу и, дождавшись разрешения хозяйки, схватил бедную девочку за запястье, потащив на верхние этажи в номер, который им выделили.       Она не помнила, как на ватных ногах поднималась за крупной фигурой, что вел ее в комнату, не почувствовала толчок в спину, когда замерла перед широкой кроватью, не обратила внимание на мужчину, что возвышался над ней с хищной улыбкой. Он с силой надавил на плечо, усаживая ее перед собой, и поспешно начал развязывать перед ее лицом шнурки, держащие брюки. Когда ткань скользнула по его ногам, ей захотелось зажмуриться и отвернуться, сердце колотилось с такой силы, что глушило голос этого мужчины, который пытался ей что-то сказать. Хлесткая пощечина сняла пелену слез с глаз, а широкая ладонь, которая обхватила ее щеки вернула обратно к налитому от нетерпения кровью члену. Пальцы сильнее сжали ее щеки, заставляя сжатые губы раскрыться, а после он толкнулся вперед: - Открой рот, шлюха, - прошипел мужчина, сильнее упираясь головкой в ее зубы.       Закрывая глаза, сдаваясь безысходности, девушка разжимает челюсть и давится воздухом, когда в рот резким рывком проникает толстый ствол, упираясь в горло. Организм, следуя своим инстинктам, цепенеет и зубы сжимаются, впиваясь в пульсирующую плоть. Мужчина взвизгивает, освобождаясь от западни, а после резким ударом бьет ее в скулу. Девочка резко дергается в сторону, встречаясь виском с тумбочкой, которая стояла напротив кровати. На крики сбегаются люди. Расталкивая толпу, в комнату врывается хозяйка, закрывая рот, когда перед ней открывается картина происходящего.       В ту ночь Кагами избили, не оставив ни одного живого места на маленьком, хрупком теле. Она пролежала в чулане неделю, восстанавливая здоровье. Никто не приносил ей еды и не ухаживал за ее ранами, она чувствовала себя как избитая брошенная собака. Пролежав неделю, Кагами лишь слышала усмешки ее сестриц, которые твердили, что ей место рядом с мусорным ведром. После хозяйка запретила ей появляться в холле, когда гости собирались на ужин, заставив выполнять всю грязную работу по дому. Но хозяйский гнев был не самым страшным - куда страшнее было показаться на глаза молодых юдзе, что каждый день готовили себя к встречи с новыми гостями и так ненавидели твое молодое, еще не тронутое никем тело. - Можно мне бутылку саке, - робким голосом прошептала девушка, когда бармен отвлекся от натирания очередной бутылки. - Тебе для кого? – огрызнулся мужчина, но, заприметив частого гостя, скользнул взглядом по хищным улыбкам местных проституток, - понял. Бросив в маленькие руки бутылку самого дорогого саке, бармен оскалился: - Другого нет. И если он не заплатит, считай ты покойница.       Кагами не была глупой. Она понимала, что скрыться за хенге в этом доме ей не получится, так же как и избавиться от ненависти местных слуг. Ее избивали, над ней издевались, ее продавали. Что могло быть хуже? Не удостоив своей паники бармена, она взяла бутылку и направилась к нежеланному гостю, что однажды лишил публичного дома его лучшей проститутки. - Это не тот саке, что я заказывал, - безэмоционально произнес мужчина в маске. - Для Вас сегодня велели подать этот, Господин.       Девушка склонила голову, страшась заглянуть в темный круг маски гостя, и выставила перед собой графин, ожидая подачи кото.       Он не заставил себя ждать, протягивая руку с глиняной рюмкой, с интересом рассматривая девушку: - Ты прислуга? - Да, Господин. - Я видел, что умеют проститутки в этом доме – меня не впечатлило, а что умеет прислуга, которую мне послали в этот вечер?       Девушка замерла. Она вспомнила старшую сестрицу, что была лучшей среди местных юдзе и которая не смогла пережить ночи проведенной с этим человеком, ей стало страшно: - А что желает Господин? - Ты не сможешь мне этого дать, - с легкой усмешкой ответил ей гость, позволив наполнить кото до краев.       Кагами замерла, уставившись на руку человека, который аккуратно стягивал свою маску, открывая лицо, чтобы отпить саке. Миллиметр за миллиметром открывалось широкое, смуглое лицо, исчерченное уродливыми шрамами, с пустой левой глазницей, перед ее взором, но она молчала. Вряд ли ее смогла бы напугать эта картина, когда она уже видела вещи хуже, чем страшный лик мужчины перед ней. Уходить было нельзя. Бармен дал самое дорогое саке из меню их публичного дома, это означало, что она должна была дождаться денег, но это не единственное, что ее остановило. Правый глаз, черного, как ночь, цвета, смотрел в рюмку с неутолимой тоской и ей, почему-то, захотелось облегчить его боль, словно они оба, в этот момент, были не там, где им хотелось. - Если бы Господин мне показал, - с надеждой она посмотрела в его лицо.       Черный взгляд проскользил по ее фигуре и остановился на глазах, меняя свой цвет на красный, с яркими черными точками вокруг ореола зрачка, что крутились, как заведенная юла. Не отрывая взгляда от этого незамысловатого танца, девушка увидела другой пейзаж: зеленый лес, широкую поляну и фигуру девушки, что бежала впереди, смеялась и тянула к ней руки. Ее каштановые короткие волосы бились о плечи с каждым движением, пухлые румяные щеки, с фиолетовыми широкими полосами, поднимались оголяя радостную белоснежную улыбку, а карие глаза светились счастьем. Кагами отрывисто вздохнула, словно впервые увидела человека, который светился счастьем, но запомнила ее лицо. Кротко выдохнув, она сложила выученные наизусть печати и тихо произнесла «Хенге», чтобы после, облачиться в тело девушки из воспоминаний человека, сидевшего перед ней.       Дверь в публичный дом резко растворилась и в нее вошел грузный мужчина, за которым мелкой поступью следовала молодая девушка в пестром кимоно, с высоко убранными каштановыми волосами и яркими тонкими красными полосами, доходившие до середины щек. - Я к тебе вернусь, - прошипел мужчина, натягивая свою маску и бросая щедрые чаевые за саке и обслуживание на стол.       Незваный клиент проводил вновь вошедшую пару взглядом к одному из столиков и покинул заведение.       На короткое мгновение ей показалось, как взор ее клиента потеплел, увидев облачение из воспоминаний, как его дыхание на секунду прервалось, но пелена видения исчезла с появившейся парой, что так уверено вошла в здание и направилась к столику с чиновником деревни скрытой в Траве. - Он заплатил? – не веря своим глазам, пересчитывая купюры, спросил бармен. - Заплатил, - не отрываясь от девушки, которая крутилась рядом с вошедшим мужчиной, ответила Кагами.       Вновь пришедшая девушка не была местной юдзе, она и на проститутку не была похожа, однако старалась вести себя распущено, ерзая на коленях широкоплечего брюнета, который каждую ночь приходил в окружении своих ниндзя и брал лучших девушек. Тонкие бледные руки новенькой девушки изящно порхали над графинчиками с саке, разливая гостям, а сама она не сдерживала мелодичного смеха, когда господа шумно шутили. В ее ярких голубых глазах светилась жизнь, бурлила лавиной всевозможных эмоций, которые не были знакомы прежде Кагами. Она смотрела на нее заворожено, словно на волшебное видение, мысленно повторяя движения руками, и старалась скопировать этот взгляд, но даже в своих мыслях она не могла представить себя живой, и тогда ей стало страшно. Сжав в кулачках грубую ткань своего кимоно, она бросилась на кухню, двигаясь в тенях отбрасываемых мебелью, чтобы не привлекать к себе внимание, схватила маленький нож и, зажмурив глаза, полоснула кожу выше колена. Острая боль пронзила ногу и девушка, трясясь от эмоций выдохнула. Еще живая. Боль пульсировала, а теплая жидкость стекала по ноге, пока Кагами тяжело дышала, чувствуя себя живой.       Ночь подходила к концу, девушки давно разошлись по комнатам со своими клиентами и только редкие гости оставались за столами, распивали алкоголь и продолжали непринужденно разговаривать между собой, наблюдая за полуголыми женскими телами, которые двигались в такт тихой музыки. Еще один день закончился. Кагами вышла, прихрамывая на раненую ногу, с большим деревянным подносом в руках и начала собирать грязную посуду, оставленную на пустых, одиноких столах.       С улицы послышались громкие мужские крики и частые шаги, а после парадная дверь раскрылась, слетая с петель. Вместе с холодом ночного воздуха в помещение влетел крупный мужчина с длинными черными волосами в окружении своей охраны. Его глаза метали искры, а рука с силой сжимала катану. - СУМИКО! – взревел он, проходя в центр зала.       Кагами замерла, боясь отвести взгляда или пошевелиться. За спиной девушки растворилась дверь и в зал зашла хозяйка, торопливо подходя к постоянному клиенту. - Что за шлюху ты мне подсунула? – не дожидаясь ее приветствия, мужчина свободной рукой хватает женщину за горло и осаживает на колени, - она меня усыпила! В деревню проникли шпионы из Листа, это твоих рук дело? - Господин Акихиро, я в первые об этом слышу, - заплакала женщина, хватаясь руками за мужское запястье, прося ослабить хватку. - За это ты поплатишься жизнью, - ядовито произнес мужчина, а после занес катану и полоснул по тонкому женскому горлу.       Зрачки хозяйки на секунду расширились, а после фонтан крови оросил стоящего перед ней мужчину. Ее тело несколько раз дернулось, а после обмякло легкой ношей в грубой руке. Стены заведения задрожали от звонкого крика девушек, а Кагами, прикрыв рот ладонями, осталась стоять, вспомнив о своей давней мечте стать невидимкой. - Уничтожить здесь всё! – прорычал Акихиро, отбрасывая тело, как мусор, в сторону, и направился в глубь заведения, подхватив со стола догорающую свечу, и бросил маленькое пламя в стену, украшенную тяжелым красным бархатом.       Ткань вспыхнула. Девушки стали выбегать из комнат, стараясь успеть выбежать на улицу через парадные двери, но встречались с острым серым металлом, что разрезал их тела, как бумагу. Кагами видела, как мужские руки хватали длинные шелковые волосы ее сестриц и подтягивали к себе, лишая жизни. Сердце зашлось бешеным ритмом, в горле стало першить от удушающего запаха гари, а в ушах стоял пронзительный крик людей, которые попали под горячую руку мужчины, которые еще недавно восхвалял этот публичный дом.       «Беги, Кагами, спасайся. Это твой шанс!», - внутренний голос вытащил девушку из оцепенения, и она сорвалась в глубь здания, через кухню, в погреб, где она так любила прятаться. Перепрыгивая через тела утопающих в крови она бежала, закрыв уши ладонями, стараясь заглушить крики о помощи. На секунду она остановилась, когда ее кимоно схватила маленькая женская рука: - Кагами, помоги мне! – прошептала лежащая в ее ногах молодая юдзе.       Девушка дернулась вперед, вырывая ткань из цепких рук, но остановилась, зажмурив глаза. Быстро вздохнула и повернулась к старшей сестрице, чтобы схватить ее за руки и вытащить из этого ужаса, отнести в свое убежище. Не успев сделать рывок, воздух, со свистом, разрезал серый металл катаны, нанизывая лежащую девушку. Грузный мужчина оторвал свой взгляд от мертвого тела, медленно доставая меч, а после, метнул острый взгляд в Кагами. Девушка вскрикнула, отодвигаясь от тела девушки и, поднявшись, схватила фарфоровую вазу, стоящую на деревянном постаменте, чтобы после бросить в нападающего, и бросилась в сторону кухни.       Закрыв себя в темном погребе, девушка быстро спустилась по деревянной лестнице и спряталась за массивными бочками. Дым от сгорающего здания аккуратно стелился по потолку, опускаясь ниже. Девушка забилась в угол, сжимая испачканными в крови ладонями нос и рот, стараясь заглушить сбивчивое дыхание и бешеный стук собственного сердца. Ей казалось, что именно этот звук, отбиваемый в ее груди, сообщит врагу о ее месте нахождения. А когда дверь в погреб вылетела с петель, она взвыла. Ей не хотелось умирать. Ее жизнь была никчемной и несчастной, но все же это была жизнь.       Кагами сжалась, закрыв глаза и обхватив себя руками, мечтая просто испариться, пока к ней приближалась чужая, большая и устрашающая фигура. Чужая ладонь с силой дернула ее за запястье и она открыла глаза, встречаясь с фигурой в черной мантии и с яркой маской, что скрывала лицо. - Господин? - Покажи мне ту, что показывала прежде, - огрызнулся мужчина.       Трясясь от страха, Кагами быстро сложила печати и облачившись в девушку с фиолетовыми полосами на щеках, вновь забилась от страха за бочки с дешевым вином.       Мужчина шумно выдохнул, присаживаясь на коленях перед ней, и заботливо дотронулся до нежной щеки: - Как долго сможешь держать Хенге? - Столько, сколько потребуется, - выпалила девушка, озираясь на крики, что доносились из главного зала публичного дома. - Хочешь, чтобы я тебя спас? - Да. - А если будет больно? - Не важно, если не умру, - взмолилась Кагами, вставая на колени и цепляясь костлявыми пальцами за подол черной мантии, - я всё стерплю, Господин!       Резким рывком мужчина срывает свою оранжевую маску, оголяя безобразное лицо, и заглядывает ей в глаза, затягивая в танцующую воронку черных точек: - Тогда покажи мне её, и терпи.       В красочных картинах всплывают воспоминания мужчины, где он обнимает знакомую девушку с красными печатями на щеке и просит уйти с ним, но она отказывается, проклиная его существование, а он, не задумываясь, со злобой пронзает ее тело острием маленького оружия. Кагами чувствует, как металл проходит ей куда-то под ребра и, не сдерживая болезненного всхлипа, девушка вздыхает, складывает печати и встает перед ним в новом облачении. Глаз ее Господина загорается опасным огнем, а широкая рука накрывает шею, впечатывая тело Кагами в стену: - Вот ты и попалась, - горячее дыхание опаляет ухо, заставляя всё тело замереть под его напором, - Хитоми.       Ей хотелось бы предстать перед ним его возлюбленной, но то, с какой ненавистью он произнес имя неизвестной ей женщины, заставило девушку замереть. Уже в этот момент она поняла, что его предупреждение «терпеть» было брошено в ее адрес не спроста, но она сама согласилась, ведь он пообещал ей жизнь. Острые зубы впились в шею, пуская струю крови, а жесткая рука накрыла бедро, поднимая грубую ткань темного кимоно. Прижимая плотнее хрупкое тело к холодной стене, сжимая нежную кожу на ногах, широкая ладонь поднималась по внешней поверхности бедра, пока не достигла легкой ткани нижнего белья, сдирая его, словно осенний лист с ветви. Его колено резко раздвинуло ноги, а руки оторвали девушку от земли, позволяя разместиться ему между ее ног: - Плачь, - прошипел он, запуская пальцы в сухие складки половых губ, проводя ими вдоль, - проси меня прекратить. - Пожалуйста, не надо, - не наигранно заплакала девушка, стараясь отодвинуть от себя мужское тело, страх сковал ее тело, - пожалуйста, прекратите, Господин. - Нет, не господин, - он выдернул руку, чтобы облизать свои пальцы, а после с силой протолкнуть их внутрь Кагами, - Тоби! Ты должна звать меня Тоби! - Тоби, нет, - задыхаясь от переполняющих эмоций, от уничижительных чувств, от чего-то нового, доселе ей неизвестного, молила девушка, - НЕ НАДО! - Ты должна была пойти со мной, Хитоми! - Тоби, пожалуйста, я пойду куда угодно - шатенка, жмурила глаза, техника Хенге подрагивала, изредка скрывая красные печати на бледном лице, оголяя истинное смуглое лицо брюнетки, пока слезы, крупными груздями катились по щекам, - не надо, прошу!       Все эти мольбы лишь раззадоривали ненасытного мужчину, который не сдерживал свои руки, мял молодое тело, вталкивался пальцами внутрь разводя их и прочерчивая ногтями полосы на внутренних поверхностях, впивался зубами в шею и тяжело дышал. С этими грубыми касаниями, натиском чужого тела Кагами вновь почувствовала себя живой, словно все рецепторы ее тела опять начали функционировать и с болью пришло осязание чего-то нового: жгучего и жаждущего. Ее тело тряслось, а тонкие пальцы впивались в широкие плечи, разрывая чёрную материю, пока широко раскрытый рот ловил воздух. Когда большой палец мужской ладони с силой нажал на ее оголенную горошину, Кагами, не отдавая себе отчет, застонала, взорвавшись в вулкане неизвестных ей эмоций. Мужские пальцы заскользили внутри с новой силой, с легкостью проникая вглубь, сдобренные обилием выделяемого сока: - Проси, чтобы я не делал этого, - расстёгивая брюки приказывал мужчина. - Не надо, Тоби, пожалуйста, - задыхаясь от судорог, что охватило ее тело, девушка простонала, пряча глаза в изгибе его шеи. - Нет, - его ладонь схватила волосы и оттянула голову назад, заставляя голубые глаза, наполненные влагой, смотреть прямо ему в лицо, - смотри на меня. Смотри и кричи. Я хочу слышать, твое отчаяние, Хитоми.       Что-то горячее, упругое и твердое скользнуло по ее влажной промежности, а после мужчина поддался вперед, насаживая девушку на всю длину своего члена. Кагами взвыла с новой силой, а слезы брызнули из глаз, которые она боялась закрыть. Острая боль возникла внизу живота, а по ногам ее мучителя побежала тонкая струйка крови. На секунду он замер, опустив свой взгляд вниз, слушая горькие всхлипы девушки, а после, посмотрев в холодную голубизну глаз, вышел из нее, чтобы вновь, резко, без жалости войти. Девушка закричала: - Мне больно! Хватит!       Но он не остановился, он видел боль, читал ее в каждом его резком движении. Гримаса ужаса на лице той, которую он недавно попытался убить была идентична эмоции, которую он читал сейчас. Закрыв ей рот своей ладонью, он прислонил вспотевший лоб к ее лицу и начал двигаться вновь: с напором, с силой, проникая вглубь узкой щели, что так плотно сжимала его член. Глядя в ее глаза, застилаемые пеленой слез и ужаса он двигался, тяжело дыша и чувствовал, как удовлетворение накрывало его нежными волнами. Когда голубые глаза начали закатываться, а девушка чуть слышно простонала, поддавшись ему вперед он убрал руку, впившись сухими губами в ее рот. Она не сопротивлялась, отвечая на его поцелуй, неумело, осторожно, но с жарким дыханием и еле слышными стонами, от каждого его толчка. Стенки влагалища резко сжались, а девушка вскрикнула, отрываясь от его лица и падая ему на плечо, тяжело дыша. Мужчина вышел из нее, чтобы снова насадить хрупкое тело на всю длину и, сделав несколько хаотичных движений в жарком узком пространстве, кончил, зажмурив глаза. Острое чувство удовлетворения сменилось чувством отвращения к самому себе. Так было каждый раз в его проклятой жизни.       Когда он раскрыл глаз перед ним оказалась трепыхающаяся девушка с изумрудными глазами и черными, как ночь волосами. Она обмякла на его руках, а после осела по стене, когда он отпустил ее тело. Девочка тяжело дышала, поджимая под себя ноги и тихо всхлипывала. Ему хотелось, чтобы это и впрямь была та, что не сдалась под его натиском, но это была лишь рабыня одного их публичных домов, которая более эффективно использовала технику перевоплощения. Очередная несчастная душа в этом проклятом мире.       Заправив водолазку в брюки и надев свою маску, не обращая внимания на крики и разгорающийся пожар в заведении, он направился к выходу, остановившись лишь в момент когда за его спиной прозвучал до боли знакомый, мелодичный голос: - А я?       Он обернулся. В сумраке комнаты, лежа на боку, находилась плачущая девушка, с короткими каштановыми волосами и фиолетовыми полосками на щеках. Это была она. Его любимая. - Тоби, - всхлипнула она, - а как же я? Не бросай меня, ты же обещал…       Ладони покрылись испариной, а тело пробрал озноб. Она никогда бы не назвала его «Тоби», но всё же, это была она. В темных глубинах сырой комнаты. Такая маленькая и живая. Он подошел к ней осторожно, присев на корточки, отодвинул спадавшую прядь волос с лица, заглядывая в кристальную чистоту карих глаз и напряженно выдохнул: - Я здесь, Рин, - аккуратно взяв хрупкое тело на руки, он прижал ее к груди, - я с тобой. Обито с тобой.