сказка для Клото

Четыре нити под стрехой качает ветер. Глотает вечер не спеша остатки света. Танцуют тени, прячась в ветках старой сливы, зовут минувшее будить неторопливо. ▪ ▪ ▪ Ты помнишь, Клото, аромат созревших яблок, туман, пришедший от реки, крадущий яркость у красок осени? Костёр дымил некстати. Был хриплым бас и долгожданным — жар объятий. Испуг… и смех, и волчья шерсть скользит меж пальцев. Казнить, помиловать нельзя. Нельзя остаться. Почти не слышишь брань сестёр, привычно строгих, обрезок пряжи вяжешь справа от порога. Вторая нить — солёный бриз и ярость боя. Узнать, увечья залечить, забрать с собою, потом ночами напролёт ласкать нетрезво. А днём, под песни оселка и звонких лезвий, трудолюбиво колесо у древней прялки крутить. И сёстрам лгать в глаза. И нитку прятать. Но всё проходит, только солнце греет вечно. Струной оборванной на балке поперечной — длиннее прочих — тот остался грезить сонно, звуча тихонько под касанием ладони. Был третий, с гомоном скворцов стучался в двери, но не остался: не любил, да и не верил. Ломал устои бунтовщик, пошёл на плаху. А ты застыла на столетье — прясть и плакать. Четвертый — статный, молодой, широкоплечий. Играл на лютне, вёл заманчивые речи, менял тональности — то грубый, то слащавый, волокна душ тянул словами — что клещами. Незримым демоном-хранителем у трона следил надёжно — не разжалобить, не тронуть. На лисью хитрость сила сыщется медвежья… Ты вновь осталась горевать и пряжу нежить. ▪ ▪ ▪ Четыре нити под стрехой. Четыре жизни. Пройдёшь — прилягут на плечо. И голос низкий зашепчет что-то. И далёкий волк завоет. И громкий клич издаст врага разящий воин. И струны лютни незатейливый мотивчик сыграют на́ ухо тебе, не отпустившей. А иногда — стоишь в кромешной тишине, и не знаешь, Клото, что страшнее… что страшнее.