oh wonder — technicolour beat
oh wonder — heart hope
∞
Для Йоонаса это стало привычкой. В загородном доме Олли царит покой — что-то, по чему Йоонас иногда тоскует, когда теряется в бурной жизни рок-звезды. Логово вдали от шума городов, нагретое солнцем и окружённое величественными соснами, настолько старыми, что они, вероятно, видали их прадедов. Он закидывает рюкзак на кресло и плюхается, раскинув руки и ноги, на большую кровать, которая со скрипом принимает его в свои «объятья». Он вдыхает запах старого дерева, нагретого солнцем, и пыли — запах дома, милого дома. В этой комнате ощущается характер Олли — напротив него висит большая карта Средиземья, вдоль стены — стеклянные стеллажи с фигурками, DVD-диски и Playstation на консоли под телевизором, коллекция постеров тяжёлых метал-групп — такой контраст с тёплой безмятежностью этого дома. Его сердце трепещет от удовлетворения — такого, какое он нигде больше не находил. Йоонас знает, что без магии здесь не обошлось. Для него этот мир закрыт, хотя Олли говорит о ней так, что звучит легко, но как будто все чудеса мира собрались внутри Мателы, а ему не осталось ни одного. Но всё в порядке — он в порядке, он счастлив просто быть здесь, наблюдать, как в этих стенах творятся маленькие чудеса Олли. Его охватывает покалывающее чувство абсолютной безопасности, которое приносит ему это место — для Олли оно священно, и если бы кто-нибудь спросил Йоонаса, как он себя чувствует, то тот точно бы ответил — здесь ему тоже так же хорошо. Олли хлопочет на кухне, и Йоонас просто ходит за ним хвостом, пытаясь помогать тут и там, и совсем не попадая в ритм его работы. Они врезаются друг в друга — и хихикают, а потом взгляд Порко падает на кастрюльку, полную благоухающего варева, и забытую в ней ложку, которая продолжает помешивать их обед сама по себе. Олли смущённо охает, а сердце Йоонаса наполняется детским счастьем. И он довольно ухмыляется, когда вино в бокале Олли внезапно для него заканчивается, и прежде, чем Порко успевает встать за бутылкой, Олли просто качает головой и прижимается к его плечу; кудри спадают на его лицо, скрывая его глаза, но не улыбку. Бокал начинает наполняться сам по себе. И они загружают камин, и оказывается, достаточно одного щелчка пальцами Олли, чтобы он загорелся нежным пламенем. Оно тихонько потрескивает, и они устраиваются рядом, прямо на полу; разговаривают обо всём на свете. Йоонас подпирает голову локтём, а Олли переворачивается на живот, обнимая декоративную подушку с дивана, и болтает ногами; и какое-то чистое обожание, как стрела, пронзает сердце Йоонаса, когда он ловит его взгляд из-под выбеленных кудрей. И они спят на одной кровати, конечно же, — Олли для убедительности кидает подушки на диван, как бы подчёркивая, что у них больше нет вариантов, кроме спальни. Застенчивость между ними давно уже отсутствует как таковая — Йоонас заползает под одеяло практически голым, а Олли в принципе спит без одежды. И только одно на уме у Йоонаса, когда он раскидывает свои конечности по кровати и цепляется за Олли, пока тот сам придвигается поближе. Только одно — где же проходит граница между лучшими друзьями и любовниками.∞
Он так влюблён. Олли сложнее не любить — у него лицо ангела и нежные руки, огромные блестящие глаза, полные звёзд, и кудри греческого бога (не меньше!), и всё это заставляет сердце Йоонаса сжиматься и трепетать от такого сладкого чувства, что он вот-вот заплачет. Олли — он магия сам по себе, не от этого мира, и Йоонас не может не задаваться вопросом, как он вообще заслуживает находиться рядом с ним. Правда, потом Олли не очень грациозно спотыкается о густые заросли осоки и чуть не падает в пруд — но Йоонасу всё равно, Йоонас всегда рядом, готовый схватить его за талию и поставить на ноги — может быть, прижимая к себе чуть сильнее и задерживая руки на чужих боках чуть дольше, чем это было бы объяснимо. И Олли всё ещё такой же очаровательный, как и прежде. Йоонас всегда готов перелезть через окно за ключом, который они забыли внутри, и плевать, что все ладони в занозах — и плевать, что Олли только потом вспоминает, что он может открыть замок с помощью своих маленьких чудес, и виновато улыбается. Всё в порядке, думает он, потому что его ладони оказываются в ласковых пальцах Олли, и всё, что бы ни болело, мягко отступает назад. И всё равно; наваждение не спадает, в какие бы дурацкие ситуации Матела ни вляпывался — на самом деле оно только углубляется, запуская корни глубже в душу Порко. И вот он лежит на траве в саду Олли и жуёт травинку, пока Матела срывает цветы для гербария. Что-то щекочет его сознание, что-то неизвестное ему, но такое тёплое — такое волшебное чувство, но и ему так далеко до самого Олли. Он нежится в лучах августовского солнца и в приятном ощущении его присутствия — изящного и успокаивающего. Цветки распускаются, когда он проходит рядом — удивительно, но и это ему под силу. Йоонас вспоминает все разы, сколько он привозил ему свои комнатные растения, ещё до того, как он наконец-то научился правильно за ними ухаживать, и всегда хватало одного лёгкого прикосновения пальцев Олли, чтобы те вернулись к жизни. Сколько ещё чудес он не видел? — Ты меня околдовал, что ли? — Йоонас садится и скрещивает ноги под собой. — Нет, почему? — Олли замирает у очередного куста пионов. Йоонас не сразу отвечает — слишком занят сравнением Олли с хоббитом; Матела стоит в одних шлёпанцах на мягкой траве и смотрит на него игриво, и он закатал рукава своего дурацкого огромного свитера цвета хаки, и он выглядит очень обнимательно. — Я ни за что бы так с тобой не поступил. — Не знаю, — Йоонас задумчиво хмыкает. — Просто очень хочу тебя поцеловать. Олли только фырчит в ответ и бросается в него своей соломенной шляпой. Она падает на кудри Йоонаса. — Ты перегрелся на солнышке. Иди помоги мне лучше с терновником.∞
— Да что ты там застрял? — слышит Йоонас вдалеке. Он сидит на краю корявой тропки, с корзинкой, полной синих ягод терновника, и в его руках стебелёк за стебельком рождается венок. Олли появляется из травы ровно в тот момент, когда Йоонас заканчивает подвязывать последний цветок, и тот быстро засовывает руку за спину. — Иду, иду, — отвечает он. — Я с лягушками разговаривал. Это… не совсем неправда. Вокруг него образовалась какая-то тусовка этих маленьких зелёных ребят, буквально недавно ещё бывших головастиками. Олли так улыбается ему, и на секунду Йоонас думает, как же Земле удаётся существовать с двумя солнышками. Его пальцы перепачканы в земле и слегка зелёные от возни с растениями. Хоббит. Или маленький садовый эльф. Олли точно сказочное создание — и Йоонас точно путается в мыслях, подбирая подходящее описание для него. Олли садится рядом с ним на корточки и обнимает коленки, устраиваясь подбородком на руках, такой безумно милый и взъерошенный ветром, и его так сложно просто осознать. — Что там у тебя? — спрашивает он, переводя взгляд с невинной ухмылки Йоонаса на его руку, осторожно заведённую за спину. Искорки любопытства в его глазах напоминают звёздочки на синей радужке. — Покажи. — Для начала мне нужно больше лягушек, — выдаёт Йоонас. Его мыслительный процесс для Олли остаётся загадкой, но как будто сам Порко в курсе, о чём он вообще думает; он потерян для мира, где-то внутри космического пространства по ту сторону глаз Олли. — Коронация — это такой случай, знаешь, всё королевство должно наблюдать. Олли вскидывает бровь; он заинтересован, но всё ещё ничего не понимает — Йоонас не видит себя со стороны, и он точно выглядит, как дурак, но на губах Олли — вся та же нежная улыбка, и он готов играть в эту маленькую игру, даже если в конечном счёте его ждёт поражение. — Какая ещё коронация? Йоонас пытается скорчить официальное лицо, когда вытаскивает цветочный венок из-за спины, словно золотую корону. Глаза Олли распахиваются широко-широко, и он аж приседает от неожиданности, когда корона оказывается на его голове; Йоонас очень настойчив, устраивая своё творение на кудрях Олли. Рука Мателы сама тянется наверх, и он трогает мягкие, бархатные лепестки маленьких ромашек. — А теперь король должен поцеловать своего рыцаря. — А ты уверен, что коронация проходит именно так? — Я не знаю, мне лягушки правила нашептали. Олли прыскает первым — Йоонас такой счастливый и довольный собой, что он просто не может удержаться; Порко присоединяется следом, и буквально через мгновение они стоят, хохоча друг в друга. — Ну, если лягушки так говорят… Йоонас теряет момент, когда эти слова вырываются из Олли, но вдруг Матела цепляется за рукава его джинсовки и притягивает к себе, почти роняя его в траву, прежде чем удариться в чужие губы своими. Ладони Олли обнимают его лицо; он стоит ровно, и это возвращает Йоонаса в реальность — как и тепло его дыхания, щекочущее его щёку, как мягкость его губ, тихое удовлетворённое мычание, которое вибрирует глубоко в груди Олли. Йоонас поспешно обвивает его руками, словно он может вот-вот исчезнуть — на задворках его сознания ютится страх, что он вот сейчас проснётся, и эти невероятные ощущения исчезнут, как только он позволит себе отдаться им, так что почему бы не насладиться этими мгновениями от такой близости Олли, такой родной и правильной, но в совсем другом контексте — контексте, которого Йоонас жаждал почти всю свою жизнь. И Йоонас надеется, что этот момент будет продолжаться следующие несколько вечностей, потому что одной ему точно не хватит. Только он не просыпается — потому что, похоже, он и не спал. Тепло Олли под его руками такое реальное и надёжное, и его губы оставляют на его губах привкус терновых ягод. Летний ветерок ерошит кудри Олли, едва не сбивая корону из цветов. Олли удовлетворённо вздыхает и отодвигается от него, отпускает его руки и роняет голову на его плечо. Его глаза закрываются, подрагивая ресницами, и он выглядит так умиротворённым и эфемерно прекрасным, что Йоонасу хочется расплакаться; коронованный принц страны чудес, не иначе. А, ой, он же и вправду коронованный, Йоонас только что убедился в этом. — То есть, как только в дело вступили лягушки, так сразу целоваться можно, а когда я напрямую спрашивал, то я перегрелся, — он дразнится, конечно, на Олли невозможно злиться. — Как интересно. — Что я только не делаю ради своих маленьких друзей. И, наверное, на Йоонасе всё-таки висит заклинание, просто Олли не знает о том, что он сотворил; он же волшебное создание, чудо, принявшее форму дурашливого басиста с любовью к блэк-металу и йоге, можно и побыть немножко в незнании собственных сил. Потому что Йоонас позволяет чарам проникнуть в своё сердце, обернуться вокруг него, словно тёплому покрывалу, и он никогда бы не захотел, чтобы Олли расколдовал его — зачем? Зачем ему лишать себя частички чуда?