Снежная королева

Его накрывает всегда абсолютно некстати. Например, в тот момент, когда Шу проводит время со своей «невестой» — дорогим подарком, который воспринимается как должное и привычное. Привычная сладость теплой крови, привычный тонкий голосок. Привычный коротенький стон, который он срывает с нее бережно, почти любовно. Привычная Юи, как и многие до нее. Вот только этот фонтан нежности, хрупкости, доступности — совсем не то. Не трогает ни его мыслей, ни душу. Не от этого у Шу сносит крышу и не от этого его всего ломает, выворачивает наизнанку. Он старается не думать о Субару больше, чем следует брату. Приходится старательно отвлекаться, тяжело возвращаться к реальности. А в ней раздается всплеск остывшей воды. И мокрая Юи зажимается между его коленей. Что ни говори, она очень даже ничего: нежная кожа, невинные глаза, в которых — океан смущения. Но Шу… Шу от этого почему-то ни горячо ни холодно и, честно говоря, это до безумия раздражает. Нормальный парень давно бы возбудился, но с ним все наоборот. Он смотрит на девчонку рассеянно, будто только вспомнив о ее существовании. В наушниках раздается красивый голос вокалиста. Он мелодично поет, идеально попадает в ноты. Но этот голос тоже напоминает о Субару. Шу ненавидит это. И самое ужасное в том, что некому — абсолютно некому рассказать о своем недуге. Юи смотрит выжидающе и настолько наивно, что даже тошно. Она ничего не понимает. Но он, если честно, тоже. Она опять дрожит. Ей всегда страшно. Глупая пугливая девчонка. Он даже не собирается ее кусать. Не потому, что беспокоится о ее самочувствии, скорее наоборот — потому что все равно. Но таким образом он, вероятно, единственный из братьев, кто более милосерден к бедной девчонке. Не настолько, чтобы помочь ей сбежать, конечно. Пока у братьев есть игрушка, на которой они зациклены, с ними можно уживаться, и Шу никто не трогает. Он тянется вверх, нависает над девчонкой, а та только удивленно охает. Она никогда не поймет. Мгновение — и Шу молчаливо покидает ванну. Равнодушие. Апатия. Он бродит не разбирая дороги. Случайно — он готов в этом поклясться — оказывается в одиноком саду позади мрачного особняка. Прохладный ночной ветер нежно обволакивает его. Шу устало опускается на землю, опирается о журчащий фонтан. Если подумать, то кровь Субару — это самое лучшее, что он когда-либо пробовал. И самый лучший вид — это вид его покусанных, слегка приоткрытых губ, со стекающей по ним белесой жидкостью. Шу возбуждается. Он также чувствует безмерное отвращение к самому себе и желание вырваться из собственного тела, из дурной головы. Вырваться — и просто переродиться во что-нибудь такое, что в сущности не способно кого-то любить или желать. Насколько проще была б такая жизнь! Он прикрывает глаза, делает глубокий выдох. Собственная рука быстро расстегивает брюки, скользит под белье. Там так горячо — Шу хватает ртом воздух. Если кто и увидит, ему все равно. В особняке живут пять парней и всего одна девушка — мало ли как они справляются со стрессом. Да и не сможет никто узнать, по кому Шу сходит с ума. Он хмурится, гладит и до боли сжимает себя, позволяя грубым толчкам электрическим разрядом проходить сквозь себя. Круги перед глазами. Тихий вымученный стон. Голова безвольно откидывается назад. Вся эта ситуация кажется такой дурацкой. Завелся из-за ничего… И еще эти надоедливые розы повсюду… К черту их всех и Субару к черту! Шу срывает безукоризненно белые, как кипень, лепестки, крошит их в плотно сжатом кулаке и без жалости швыряет на каменную дорожку. Выдох. Шу вновь натягивает привычную маску равнодушия. Даже немного жалеет об этом маленьком бессмысленном погроме. Но все же решает, что Субару заслужил — в конце концов, пускай они оба страдают. Ему хочется в сквер — почитать книгу и просто побыть в одиночестве. Мокрая после ванны одежда льнет к телу. Для него нет ничего неудобного в том — если бы не хлюпающий звук, он бы вовсе не вспоминал об этом недоразумении. По этой лишь причине Шу стягивает свитер и небрежно отбрасывает его на землю. Но даже не смотрит, куда тот приземляется. Ему откровенно плевать. Из-под мраморной ниши вытаскивается недочитанная книга. Одиночество ему сегодня скрасит Каннингем. Становится тихо. Не только по звуку, но еще и по ощущениям. Мирно. Поднимается ветер, и издалека доносится уходящая гроза. Старая конструкция пропускает холодные порывы, и они лениво колышат кое-где пожелтевшие страницы. Сколько проходит времени, Шу не знает, но уже начинает светать. Нежные утренние лучи прорываются сквозь дыры в холодном камне и пылью оседают на страницах. История, перечитанная несколько раз, все так же завлекает его. Или лучше сказать, от-влекает?.. — Так вот, кто мою «Снежную Королеву» стащил, — раздается резкий, острый, словно идеально заточенный нож, голос. Совсем не как у Юи, но все равно красивый. Нежное утреннее солнце плещется в серебряных волосах. Перед ним Субару застывает совсем неподвижно, подобно одной из тех изящных статуй в их саду. Алые глаза и сведенные брови. — Злишься из-за своих цветов? — Это ты их вырвал? Шу пожимает плечами. Субару не обижается и больше ничего не спрашивает, только фыркает недовольно, мол, все это вздор. Иногда очень сложно угадать, что его взбесит, а на что он не обратит совершенно никакого внимания. Шу не понимает, почему его так тянет к этому парню, к тому же его собственному брату, пусть матери у них и разные. Но одного только взгляда на Субару хватает, чтобы все мысли, все его сомнения и страхи просто растворились в алом омуте этих внимательных глаз. Воистину, его брат — демон в обличии ангела. Впрочем, как и он сам. И тогда гореть им обоим в аду. Серебряные волосы спадают вниз, когда Субару наклоняется. Губы холодные даже для вампира, и это очень в стиле беловолосого. Шу сминает их своими, чтобы согреть. Кто знает, может, получится и до сердца добраться. Субару сжимает его плечи цепкими, ледяными пальцами. Мягкий рассвет окутывает их, и Шу позволяет себе прикрыть глаза. Они замирают на мгновение, но только чтобы снова встретиться — сильнее, глубже. Шу проталкивает свой язык и не встречает сопротивления. Субару, безусловно, похож на зверя. Но один Шу знает, каким ласковым он может быть. Субару измученно выдыхает, сам того не ожидая. Секунда. Ледяные пальцы смыкаются на шее — так он смущается. Шу знает и не прерывается. Он заходит глубже и глубже. Насилует его рот и слушает, как он то рычит, то надрывно всхлипывает, словно загнанный в угол хищник. Шу сжимает его запястья не рассчитывая силу, возможно, до боли, и тянет на себя. И они снова занимаются этим. Свободные, счастливые. Почти как живые. Пытаются удержать, насытиться друг другом. И сходят с ума, абсолютно и бесповоротно. …А ветер снаружи срывает оставшиеся красные листья, и они кружатся в вальсе, все никак не желая падать вниз.