Feel me up

Чимин широко зевает, совершенно не утруждая себя тем, чтобы прикрыть рот. В комнате он один в разворошённой за ночь постели. Поэтому он потягивается от души, гнётся в пояснице, тихонечко урчит сам себе от приятных тянущих ощущений по всему телу. Юнги уже поднялся и наверняка либо работает за ноутбуком, либо делает вид, что работает за ноутбуком. Чимин неспешно опускает ноги с постели сразу в мягкие тапочки и бесшумно ползёт к двери, и только приоткрыв ту, застывает. Вкусно пахнет чем-то тёплым и сладким. Возможно, выпечкой. Но также слышно низкий голос Юнги, говорящего по телефону. Он почти беззвучно смеётся и говорит на своём родном диалекте, значит, с кем-то из близких. Чимин не собирается подслушивать, поэтому делает шаг из спальни, но так и остаётся в такой позе. — А что Чимин? Все как всегда, — говорит Юнги, тихо шмыгая носом. — … — Да, всё такой же приставучий и тактильный, — суховато сообщает Мин. Лицо Чимина вмиг приобретает удивлённый вид, и он смотрит перед собой, задумываясь об услышанном. Значит ли это, что старший считает его надоедливым? Навязчивым? Что ему абсолютно неприятны все нежности Пака? — … — Постоянно просит объятий, так что да, пришлось привыкнуть к этому, — наверняка жмёт плечами Юнги, как от безысходности. Он слышно усмехается. Чимин поджимает губы, кусая нижнюю от досады. Что значит «пришлось привыкнуть»? Это настолько неприятно? Почему Юнги так говорит об этом? Почему никогда не объяснял Чимину, что ему не нравится, чтобы тот не касался так много и так часто? У Чимина же руки чешутся от вида старшего: его постоянно хочется обнять, сжать ладонями мягкие щёки и звонко чмокнуть в кончик носа. Постоянно хочется переплетать с ним пальцы, обнимать сзади и гладить чуть упругую и твёрдую от частых тренировок грудь мужчины. Это практически природная потребность Чимина — нежничать с Юнги. Чимин неуверенно выходит из спальни, сразу идя на кухню, где сидит Юнги. Он в самом деле пялится в монитор ноутбука и держит телефон у уха, параллельно клацая по клавишам. Чимин проходит мимо, смущённый всем услышанным. Юнги замечает его и улыбается мягко, но видя отсутствующий вид младшего, чуть хмурится. Чимин включает кофемашину, достаёт кружку и ждёт свой утренний кофе, не поворачиваясь к парню и не взаимодействуя с ним. Ему кажется, что он ведёт себя, как обиженный ребёнок, игнорируя Юнги. Но в то же время он не понимает, как должен вести себя теперь, услышав всё это. Поэтому Пак просто стоит спиной к Мину и ждёт свой кофе, чтобы уйти с ним обратно в спальню и полистать ленту в твиттере. — Да. Ладно, мне пора. Чимин проснулся. Пока, спасибо, что позвонил, — прощается быстро Мин и откладывает телефон в сторону. — Доброе утро, Чимин-и, — говорит Юнги, снова клацая по клавиатуре. — Угу, — выдавливает из себя в ответ Чимин, наливая молоко в кружку с полученным эспрессо. Юнги чует неладное, поэтому поднимается со стула и подходит сзади к Чимину, осторожно кладя ладони тому на плечи и чуть разминая ещё мягкие ото сна мышцы. — Хорошо спал? — спрашивает он, ведя носом по всклоченным волосам. От Чимина пахнет им самим и совсем немного парфюмом Юнги. — Да, — отвечает Чимин. Он чуть ведёт плечами, чтобы старший убрал с них руки, а затем ставит молоко в холодильник. — С кем ты разговаривал? — на всякий случай интересуется Чимин. — С братом. Давно мы с ним не созванивались, — жмёт плечами Юнги, складывая руки на груди. Он ощущает, как Чимину требуется личное пространство. Вероятно, тот не в духе с утра, поэтому и ходит хмурым, бубнит и не ластится с поцелуями. — Понятно. Ну, работай, — он берёт свою кружку и возвращается в спальню. Юнги провожает его слегка разочарованным взглядом и губы поджимает, но навязываться не спешит, желая просто дать парню времени и пространства.               Так начинается неделя, когда Юнги искренне не понимает, что происходит. Чимин становится отстранённым, незаинтересованным. Он вечно витает в облаках, задумчиво дует губы. Он улыбается реже, спит дольше. Если ещё недели полторы назад Чимин был шумным, прилипчивым и просил того же в ответ — то сейчас он тих и незаметен. Вся группа тревожится по этому поводу. Спрашивают, хорошо ли Чимин ест, и как он себя чувствует. Пак на всё отмахивается, улыбается, обнимает чересчур переживающего Тэхёна, шлёпает по заднице взволнованного Чонгука. Постепенно парни соглашаются просто не доставать Пака, надо будет — сам расскажет, если что-то в самом деле его тревожит. Но самое страшное, что произошло — Чимин абсолютно охладел к Юнги. И конечно именно Юнги становится очевидным свидетелем этому. Если раньше инициатором их совместного времяпровождения был именно Чимин, то сейчас именно Юнги бегает за ним хвостиком. Ловит моменты, когда можно быстро чмокнуть Чимина в щёку, когда можно ненавязчиво приобнять его. На все эти жесты Чимин лишь скованно улыбается и совершенно не отвечает взаимностью. Его тело напрягается от простых объятий, и он спешит как можно скорее отвязаться от хёна. Раньше бы он на один лишь намёк старшего об объятиях залез на его колени, обнял бы за шею, повалил бы на диван и под удивлённые взгляды остальных расцеловывал бы щёки или притёрся бы ласковым котом. Если бы раньше Юнги сам поцеловал Чимина в щёку просто потому, что хочется, Пак бы обязательно заставил его смутиться ещё сильнее, отпустил бы какую-нибудь сальную шутку или заставил бы подарить поцелуй посерьёзнее, «а то как дети». Но не сейчас. Теперь Чимин отводит взгляд и кивает коротко на все эти жесты внимания, не давая ничего в ответ. В один из таких напряжённых дней, когда они отсняли очередную серию RUN, обратно в компанию поехали на нескольких машинах. И так сложилась ситуация, что Юнги с Чимином рядышком оказались да ещё и на задних сидениях — подальше от чужих глаз. Пак сразу упёрся взглядом в телефон, и пока Юнги разговаривал с Хосоком, развернувшимся к ним со среднего ряда кресел, не сказал ни слова. В дороге Чон замолчал, тоже посвятив себя проверке новостей в телефоне, а Юнги решил, что это время действовать. Он усаживается поудобнее, а Чимин в ответ на это чуть сдвигается в сторону. Юнги придвигается к нему и кладёт ладонь на колено, чуть поглаживая через джинсы. Чимин никак не реагирует на это, продолжая бегать глазами по экрану. Тогда Мин принимает серьёзные меры: зарывается носом между плечом и шеей младшего, жадно дыша запахом его тела вперемешку с нотками пота после безудержных танцев во время съёмок. Чимин на это уже вздрагивает, поворачивая голову на хёна. Мин идёт напролом, ведёт ладонью от колена выше, чуть надавливая средним пальцем на шов на внутренней стороне бедра. Пак резко тянет воздух носом и хватает Юнги за руку, не давая тому подняться выше. Юнги мягко целует шею раз, второй, пока маленькая ладошка Чимина не оказывается на его груди и не отталкивает. Мин в растерянности. Он часто моргает, смотря совсем взволнованно на младшего. Тот взгляд не поднимает и одними только губами просит: — Не надо.               Чимину тяжело. Искренне тяжело. Хочется обнять, нет, даже стискнуть со всей имеющейся силы тело Мина, хочется повиснуть на нём и греться так пару часов. Но он же слишком надоедливый. Слишком прилипчивый. Чимин ненароком сравнивает себя с мухой, что летает вокруг, всё пытается примоститься на чьи-нибудь руки и не замечает, что от неё отмахиваются уже давно. Он вздыхает каждый раз, когда увиливает от прикосновений старшего, от его тёплых рук, в которых оказаться, если честно, хочется больше всего на свете сейчас. Юнги делает очевидный шаг к нему, а Чимин — два шага назад. Это топчет его, ему стыдно за это, но Пак старательно доводит свою роль обиженного ребёнка до конца. Если Юнги не нравятся касания — он должен был сказать об этом заранее. А теперь пускай получает свою зону комфорта без лишних прикосновений. У Чимина как будто сил не осталось совсем, ведь нужной подзарядки от чужого тепла он не получает. Чимин становится раздражительным, чем-то постоянно недовольным и ворчливым. Мемберы косятся на него, но поделать ничего не могут. Только жмут плечами и пропускают мимо ушей колкости со стороны Пака. Только один Юнги смотрит дольше, смотрит печальнее.               И ночью, когда после выматывающей тренировки Чимин смог заставить себя принять душ, он вдруг просыпается от глубокого сна. Что-то крепко держит его. Пак сначала ничего не понимает, а потом различает тихий совсем, разочарованный всхлип. Он охает, застывая с широко распахнутыми глазами. Кто-то обнимает его сзади, плотно обвивая руками вокруг талии, утыкается лбом в его лопатки и редко вздыхает. — Эй, — зовёт тихо Чимин, и человек позади вздрагивает. — Юнги? — он улавливает запах его парфюма. Да и никто больше не спал с ним, кроме Мина. Все прекрасно знают, что место возле Чимина давно принадлежит Юнги. — Прости. Можно я так полежу ещё немного? — тихо просит Мин, прижимаясь плотнее к Паку. — Почему ты спрашиваешь? Конечно, — отвечает Чимин, всё же отмечая про себя, что это не он обнимает Юнги, а Юнги его. Значит, Чимин не прилипчивый. Значит, его не обвинят в чрезмерной тактильности. — Поговори со мной. Не уходи никуда, — ещё тише бормочет Мин, прижимаясь щекой к спине, скрытой тонкой тканью футболки. — Ночь теперь единственное время, когда я могу обнимать тебя, — он весь дрожит. И Чимин удивлённо поворачивает голову. — О чём ты? Ты всегда можешь… — Нет, ты всю неделю избегаешь меня. Больше не обнимаешь сам, не спишь в обнимку, не подходишь с утра со спины, когда я готовлю завтрак, не целуешь первым и не напрашиваешься на ласку, — серьёзнее отвечает Юнги. А Чимин слушает внимательно и сглатывает от осознания вязкую слюну. — Расскажи мне, что случилось. Я больше так не могу. Я думал, тебе нужно личное пространство, и я старался его не нарушать. Но не касаться тебя оказалось сложнее. Я больше не выдержу в таком темпе, мне нужен ты. — Юнги… — охает Пак, тут же обхватывая кисти, сцепленные у него на талии. Он сжимает их, просит взять его за руку. Юнги переплетает с ним пальцы и довольно выдыхает, словно и не дышал всё это время. Пак чуть возится, но разворачивается лицом к Мину, порывисто выдыхает и примыкает к нему всем телом. Юнги жадно сгребает его в объятия, позволяет обвить себя ногами, а сам жмётся щекой к груди младшего, где быстро-быстро колотится сердце. — Маленький, что случилось? Я же знаю, какой ты тактильный, — шепчет горячо Юнги, не сдерживаясь и проезжаясь кончиком носа по пирсингу на горошинке соска Пака под футболкой. Тот доверчиво притирается ближе и пальцы в волосы вплетает, ненавидя себя за ту дурацкую обиду. Его хён действительно волновался. — Я случайно услышал, как ты говорил брату, что я прилипчивый и навязчивый со своей тактильностью, и что тебе приходится привыкать к этому, — хрипит Пак, стыдясь этих слов. Когда он озвучил их вслух, то всё стало ещё более унизительно звучать. — Ты… дурак, — усмехается Юнги, приподнимая лицо и стараясь разглядеть глаза Пака. Но в такой позе да ещё и в темноте ничего не вышло. — Посмотри на меня, — просит он. Чимин мотает головой и сопит, стесняется. — Давай, я должен сказать это, смотря тебе в глаза. Чимин раздосадованно ворочается и чуть отодвигается от Мина, чтобы оказаться на уровне его лица. Юнги мягко обхватывает его подбородок тёплыми пальцами, гладит кожу с едва-едва пробившейся щетиной, а потом произносит: — Я очень сильно люблю тебя, мой хороший, — шепчет Юнги, а у Чимина сердце истерично стучит о грудную клетку от этих слов. Он поджимает губы, улавливая блеск в глазах напротив. — То, что ты услышал — не более, чем шутка. Мой брат знает меня как недотрогу, он понятия не имеет, что я чувствую, когда ты рядом. Поэтому он часто шутит, что я приспособился к тебе, стал более тактильным. — А что ты чувствуешь, когда я рядом? — тихо-тихо спрашивает Чимин, прогоняя подступающие слёзы. Юнги улыбается. Он берёт ладошку Пака и кладёт себе на грудь, и Чимин очевидно слышит сердцебиение. — Вот тут тепло, — отвечает Мин. Он проскальзывает своими пальцами между паковыми и сплетает их, прижимая вместе к груди. — Всё моё тело тянется к тебе, когда ты рядом. Мне хочется всегда держать тебя за руку, ненавязчиво прикасаться к волосам, убрать пылинку с одежды, хочется ткнуть пальцем тебя в носик. Мне постоянно нужно держать с тобой физический контакт. И когда ты лишил меня его, совершенно необоснованно, прошу заметить, я даже подумал, что ты хочешь порвать со мной. И мне стало так страшно, потому что сам я тянусь к тебе нереально, а ты наоборот — отталкиваешь. — Юнги, прости меня, я идиот, — говорит Чимин и льнёт ближе, прижимается кончиком носа к щеке Мина, коротко целует. — Прости, я не подумал, что это может быть сарказмом. Просто… так расстроился. Даже говорить с тобой об этом не захотелось. — Мой маленький, расстроился, — вздыхает Юнги. — Прости меня тоже, наверняка это звучало неприятно. — Поцелуй меня, пожалуйста, я страшно соскучился по тебе за это время, — хнычет Чимин и сам обхватывая щёки Юнги, готовый быть приласканным и занеженным. Юнги улыбается прямо в поцелуй, сминает пухлые и неделю нецелованные губы Чимина, тянет того на себя. Чимин податливый и мягкий, из него, как из хорошей глины, сейчас можно слепить, что угодно. И Юнги мнёт его, оставляет следы от своих пальцев на крепких бёдрах, выдыхает счастливо в поцелуй, скользя ладонью выше и забираясь ей под футболку. Мин укладывает такого горячего Чимина на постель, сам наваливается сверху и прижимает собой, не даёт уйти и увернуться. Но Пак и не стремится покинуть его — он ответно выцеловывает его рот, глубоко толкаясь языком. Тянет за затылок на себя, не даёт отстраниться и даже вдохнуть немного воздуха. — Хочешь заняться любовью? — жарко выдыхает Пак на ухо старшему, а у того мурашки мигом пробегают от этого тона. И от смысла, вложенного в слова. Но Юнги знает, что он хочет сейчас. Он ведёт по плечу младшего и коротко целует в губы. — В другой раз, малыш, — Юнги мажет поцелуем по щеке, — сейчас я хочу только утонуть в тебе, — отвечает он. — Обними меня покрепче. Юнги укладывается на спину, а Чимин, посмеиваясь со своего нежного хёна, ложится сверху. Сначала сгибает ноги по обе стороны от бёдер старшего, прижимаясь к его груди. Но со временем, когда медленные поглаживания по спине начинают убаюкивать, а сердцебиение, к которому он прислушивается, примыкая к груди старшего, успокаивается, Чимин тоже начинает дремать. Его ноги расслабляются и вытягиваются. Юнги всё ещё крепко прижимает сопящего парня к себе, перебирает одной рукой его волосы, а второй разглаживает уставшие мышцы спины. Его младший такой дурак — обиделся неясно на что, вместо того, чтобы подойти и обсудить. А Юнги с ума сходил всю неделю. Но теперь всё хорошо. Младший по-прежнему весь и целиком его, отдаётся ему сполна. А Мин Юнги, кажется, пора удивить брата тем, что теперь он стал тем, кто просит прикосновений, а не наоборот.