Кошмар

      Кенни заперт, он в ловушке, его окружают ходячие мертвецы. Где-то сверху слышится душераздирающий крик Ли, но он не может вернуться к ним, не может взобраться вверх, не может схватится за их руки. Он хочет до невозможного, до боли в груди, до подрагивающих от волнения пальцев. Хочет в последний раз увидеть Клементину, набить рожу тому придурку, что знатно потрепал нервы Ли. Хочет защитить их, помочь, но он сам себе в этом затхлом, пропахшем мертвечиной, бывшем офисе помочь не может.       Клем не должна видеть как в глазах у человека, который заменил ей родителей, потухает жизнь, не должна нажимать на курок, чтобы он не ходил мертвецом с миллионами таких же как и он нелюдей. Кенни должен это сделать, отплатить Ли той же монетой, помочь ему, взять на себя ответственность за Клементину, объяснить ей почему всё так плохо, дать надежду, позаботиться о самом Ли после смерти, похоронить, как нормального человека.       Он использует последний патрон, размозжив голову ходячему трупу, хотя целесообразно было использовать его для самоубийства, но Кенни не теряет надежды выбраться отсюда. Мертвяки кидаются на подтухающие внутренние органы их соратника, извивающегося от их прикосновений. Они мерзко чавкают, практически черная кровь стекает по их без того грязным рукам, они отдирают куски плоти и глотают их. У одного пробит огромный живот и съеденные гниль тут же выпадает из желудка, и их жрёт уже кто-то другой.       Он еле сдерживает рвоту внутри, медленно шагает назад, натыкается спиной на дверь, хаотично дёргает за ручку. Хвала небесам, дверь открывается и Кенни кубарем катится вниз по лестнице, отбивая себе всё что только можно. Он не замечает ни того, что выронил пистолет, ни того, что он поранил руку, ни того, что он бежит к куче мертвецов, надеясь, что никто не почувствует свежую алую кровь.       Он расталкивает их, натягивая на ладони рукава кофты, чтобы эти падлы не укусили его. Кенни в ярости, хватается за жизнь, пытается вырваться, уже не чувствует ничего, только бешено стучащее сердце. Где-то сзади мертвец проводит языком по ране на руке, впивается зубами, пытаясь откусить кусок плоти. Кенни хватает за нижнюю челюсть, буквально отрывая её, выкидывает её куда-то в толпу, пытается остановить кровь. Тут же другой мертвяк хватает его за ногу, раздирая плотную ткань джинсов в клочья, тянет, заставляя Кенни потерять равновесие.       — Иди на хуй футфетишист, сука! — Кенни выдергивает из мертвой хватки свою ногу, пробивая сгнивший череп, — Отъебитись, блять!       Он отталкивает от своей шеи ещё двоих, ногами пытается удержать их широко разинутые пасти, из которых вываливались сухие мерзкие языки. Один очень большой толстяк наваливается на него, капая на лицо Кенни бурой кровью и потоком сблевывая на лицо свежими кишками той несчастной, которую даже после смерти не оставили в покое ходячие.       Изо рта вываливаются куски его позавчерашнего обеда, и Кенни еле находит силы наклонить голову набок, чтобы не захлебнуться в собственной рвоте. Кишки и переваренные в жёлтой желудочной кислоте консервы смешиваются, но хотя бы не на лице Кена. Сдерживая натиск толстяка, он вылезает из-под него, засунув его голову в чей-то рот. Кенни пытается ползти, он весь покусан, но он хочет закончить жизнь более менее достойно, хочет выбраться отсюда.       На него сверху садится ходячий, вгрызаясь в ключицу, выдергивая белую кость. Она касается его лица, и, что самое омерзительное, он будто чувствует прикосновение и к ключице тоже. Если бы Кенни ел хотя бы раз в день, он бы сблевал ещё раз на этих подонков. Он пытается вправить кость, но делает хуже, кровь хлещет как из ведра, и на её запах слетаются ещё пару ходячих. Кенни не в силах сопротивляться, даже если ему это удастся, он упадет за первым поворотом от потери крови, не застрелившись, станет таким же как они ходячим мертвецом.       Кенни жалел только о том, что теперь он точно никогда не встретит Клем и не попрощается с Ли. Ему остаётся терпеть быстро выгрызающих из него куски мяса ходячих и боль, которая уже никогда не оставит его.

***

      Он резко поднимается с дивана, чуть ли не проливая пиво, стоявшее на журнальном столике. Медленно моргает. Осматривается. И ещё раз моргает. По телеку идёт серия «Ходячих мертвецов», где в очередной раз массовку разрывают на куски, а главные герои остаются целы. Задумавшись о целостности своих собственных конечностей, в первую очередь он заглядывает под толстовку. Разодранная ключица была целая, и даже шрамика на ней не было.       Кенни взял бутылку и сделал пару глотков. Приснится же ему всякое на ночь глядя. Это был просто сон, хоть очень реалистичный. Он дышал медленно, пытаясь успокоить сердце, которое, кажется, пыталось вырваться из груди. Какой он был ничтожный, господи, нахватало схватить приступ или разреветься. Ему стоило просто лечь спать в кровать, а не уставшим после работы смотреть сериал, ему кошмаров сочиненных собственным воображением хватает, а на фоне играющие в зомби-войнушку люди только делают хуже.       Ли и так ждал, когда Кенни наконец-то дойдёт до шестого сезона, чтобы посмотреть седьмой вместе, а он все откладывал и откладывал, а сейчас вообще уснул перед экраном. Мысли о сериале немного успокоили его, и Кенни обратил своё внимание на серию, идущую по телевизору.       Сейчас показывалась новая, он помнил, что Рид и его компания пытались сражаться с какой-то группировкой. Сейчас же их поймал какой-то симпатичный мужик с красной банданой на шее, который убил рыжего из компашки Граймса. Всё его внимание резко переключилось на происходящее, ещё ни разу в этом, по его нескромному мнению, беспросветно тупом сериале не убивали главных героев, а тут такой ажиотаж.       Он собрал со стола чипсы в пакет и начал медленно их жевать, пока на экране тупой Ричард не мог запихнуть свою гордость куда подальше и заткнуться. И тот мужик — Ниган, — взял свою черную обмотанную колючей проволокой биту и замахнулся прямо над головой Глена.       — Уф, — Кенни сморщился, вспоминая кровавое месиво из своего сна, — Как Ли мне ещё не плакался о его смерти? Это же его любимчик. — Кенни взял пульт, посмотреть что за серия такая интересная, сразу же пожалев об этом, — Блять.       Он медленно растекся по дивану, поставив сериал на паузу. Шла первая серия седьмого сезона, который они должны были смотреть вместе. Кенни застонал от собственного бессилия, но задумался он совсем о другом — сколько он спал раз весь сезон прошел и где Ли? Кенни резко встал на ноги, переворачивая весь диван в поисках телефона, проклиная Эверетта за то, что он покупает столько ненужных вещей в их дом.       Из пледа выпал смартфон и Кенни схватил его, как утопающий соломинку. На экране показалось время — без двенадцати два часа ночи. Он схватился за голову, набирая пароль, увидел три пропущенных от Ли. Кенни сразу же попытался перезвонить, но телефон был недоступен, тогда он зашёл в сообщения и увидел новое уведомление.       «Кен, я встретил Карли, мы выпьем, приду поздно, целую».       Кенни, прочитав достаточно милое сообщение, ни разу не успокоился. Наоборот, ещё больше разнервничался, мало ли что могло случиться с Ли и в какие неприятности его затащили, отключив телефон. Он просто ненавидел, когда это происходит. У Эверетта часто садился мобильный, и он не мог дозвониться, переживал, нервничал, не находил себе места, придумывал самые различные сценарии того, что с ним могло случиться.       Кенни просто хотел увидеть его, почувствовать, дотронуться, убедиться, что с ним всё в порядке, но не мог. Он пытался хоть как-то себя отвлечь. Смотреть сериал он не стал, теперь Кенни будет делать это только с Ли или кем-нибудь ещё, потому что заснуть, а после увидеть продолжение своего сна не хотелось. Вообще после таких кошмаров спать не хотелось. Он включил свет в гостиной, раздражая свои глазные яблоки, которые привыкли к тьме, собрал мусор с журнального столика, взял недопитые бутылки и недоеденные закуски, ушёл на кухню.       Он выкинул упаковки и пустую тару, а всё остальное разложил по шкафам и в холодильник. В раковине не было грязной посуды, а ведь её мытьё зачастую могло успокоиться. Он, выглянув в окно, не увидел там их пикап, разочарованный и ещё более обеспокоенный он пошел обратно в гостиную, разложил дурацкие подушки и пледы на диване, как обычно это делал Ли, выключил уже ненавистный сериал.       Потом он потоптался там, убрал пыль здесь, думал пропылесосить, но не стал — терпение соседей не бесконечное. Выглянул ещё раз в окно, понял, что выпивший даже безалкогольное пиво Ли не сядет за руль ни при каких обстоятельствах. В итоге, Кенни лег на заправленную кровать.       Единственным, что лезло ему на ум, помимо мыслей о том, что могло случиться с Ли, был его довольно реалистичный сон. Этот кошмар напугал его больше всего, хотя он уже большой мальчик, ему давно не семь лет, и он не боится монстра под кроватью, ему часто снится что-то подобное и он давно должен был привыкнуть.       Но, если до этого сны были нереальными надуманными, то сейчас он был гораздо правдоподобнее и выезжал не только на жутких и гадких созданиях, которые были противными до реальных рвотных позывов, но и на его страхах, спрятанных глубоко внутри.       Кенни часто терял близких людей, и сейчас он боялся этого больше всего, неминуемая смерть и оживление после ходячим трупом пугала не меньше. И как его буквально ели заживо, эти широко разинутые пасти жутких трупов, зубы впивающиеся в тела родных людей — всё это доводило до липкого страха, подрагивающего где-то в желудке. От одних мелькающих перед глазами Кенни передёргивало, и он зажмурился, это было противно, страшно, неприятно.       Но все же было там то, что могло подсказать нереальность происходящего — тупые поступки, которые он никогда в жизни не совершил бы. Например, отпустить Ли одного в этом мире, где кругом таит опасность. Он и так неуклюжий, неловкий, ломает руки и ноги, получает сотрясения, синяки и ссадины так часто, что Кенни скоро будет на все острые углы в доме наклеивать резиновые накладки для детей, а ножи убирать в самый высокий и дальний ящик, лишь бы Ли не получил лишних повреждений. А там всюду кровь, на которой можно поскользнуться, зомби, которые сожрут тебя, фермеры, которые сделают то же самое, а там Ли все время отделывался раной на ноге.       Кенни даже улыбнулся, хотя глаза были закрыты, и рядом не было никого, кто мог бы увидеть радость на его лице. Это всё же был сон, который никогда не воплотиться в реальность, да и вирус делающий мертвяков живыми был неправдоподобен.       С этими размышлениями он почти успокоил себя и засыпал понемногу, пока из его рук медленно уходило сознание. Но его прервал грохот в прихожей. Ли опять запнулся о самолично купленную обувную полку. Кенни резко сел на кровати, сон как рукой сняло, видимо, Эверетту серьезного разговора сегодня не избежать.       Он продрал глаза, услышав, как копошение в прихожей усилилось. Ли пытался расставить раскиданную на полу обувь по местам настолько быстро, что несколько пар смешались друг с другом. Кенни опёрся о стену, нахмурив брови, он злился, определенно, Эверетт опять заставил его волноваться, это не могло не злить. Ли криво и смущённо улыбался, встав на ноги, он пытался держаться ровно. С его шеи упал яркий шарфик, пачкаясь о грязный истоптанный пол.       Эверетт, кажется, даже не заметив этого, пытается максимально напрячь всё тело, чтобы не упасть прямо здесь. Кенни тяжело вздыхает, старается не выплескивать всю злость сразу, подходит, поднимает шарф с пола, снимает с Ли пальто. Он всегда удивлялся, как Эверетту не жарко щеголять в такой теплой одежде по Флориде. Обувь Ли уже снимает сам, понимая, что сейчас нагоняя точно не будет, но все же пулей летит в ванную.       Кенни расставляет обувь по-человечески, вешает пальто на крючок, по дороге хватает шарф и идёт в ванную вслед за Ли. Он ещё раз тяжело вздыхает, кидает шарф в корзину с грязным бельем и начинает искать в шкафчике аптечку. Как его бесит, когда Ли так напивается, знает же, что много пить ему не положено, так не пей вообще или пей немного. Кенни фыркает.       Ли обнимает фаянсовый трон и блюет как в последний раз, выдавая мерзкие звуки. Кенни ещё раз вспоминает этот ебучий кошмар и сам еле сдерживает порыв сблевать. Наконец-то попадается анальгин, который он хотел отдать Ли завтра, сушняк и головная боль на утро особенно после такой попойки ему обеспечены.       Кенни складывает таблетки в карман толстовки, берёт стакан, выкидывает из него зубные щетки в раковину и набирает воду. Ли жадно хватается за руки Кенни, который аккуратно пытается напоить его. Сделав ещё пару глотков, он хоть и вяло, но встаёт. Выхватывая у Кенни посуду, ставит щетки на место, — привычка Кена брать именно этот стакан бесила его, — потом он медленно начинает настраивать воду.       Перепутав горячую с холодной, он не сильно обжигает подставленные под кран руки, но всё-таки, после долгих мучений с температурой, Ли начал успешно умываться. Кенни это его пьяное поведение, которого могло бы вообще не быть, если бы кто-то умел пить, только веселило. Но не настолько сильно, чтобы пялится на него всю ночь на пролет, и, убедившись, что Ли не убьется, он ушел в спальню.       Они до сих пор и слова друг другу не сказали, Ли это, кажется, настораживало, а Кенни бесило. Он не должен просто так набрасываться на Ли, но погрызться и почитать нотации очень хотелось. Кен кидает анальгин на тумбочку со стороны Ли, тяжело с обидой падая на кровать, всё же поправляет подушку и распрямляет одеяло со стороны Эверетта.       Шум в ванной утихает, Ли приходит раздетый, складывает вещи в шкаф и ложиться рядом с Кенни. Они снова молчат, Ли не выдает и слова, Кенни тоже. Кажется, повисшее между ними молчание и напряжение можно ложкой выгребать, но никто не хотел начинать препираться первым.       Кенни злится от того, что Ли даже не пытается оправдаться, ему же не все равно на его чувства, так что же он молчит, видя, что Кен совсем не в добром расположении духа? Ли выдыхает куда-то в сторону, кажется, пытается на ментальном уровне собрать всё свои силы в кучу и сказать хоть что-то.       — У меня сел телефон, — быстро выдает Ли, голос которого звучит приглушённо из-за того, что он уткнулся лицом в подушку.       — Я заметил, — морщит нос Кенни и начинает ворочаться, злость медленно отступала.       — Но я порядке, как видишь.       — Если не считать, что ты нажрался как свинья.       — Виноват, признаю, — Ли наконец-то поворачивает голову в его сторону, показывая своё лицо, — Ты красивый.       — Я знаю, — сухо отвечает Кенни.       Ли глядит на него с сожалением, протягивает левую ладонь к его лицу. Кенни не отодвигается, чувствует как она нежно заправляет челку за уши, аккуратно ложится, поглаживает щеку. Он не может не принять эту ласку, Кенни это было нужно, увидеть его, почувствовать мягкие руки, увидеть ласковый взгляд. Поглаживая запястье, Кенни натыкается на часы, серебряные, всегда при Ли. Во сне рядом с часами красовался укус алый, с ярким мясом и белой сукровицей.       Кенни зажмуривается, жмёт на ремешок часов, снимает и убирает их подальше на тумбу, чтобы глаз не мозолили, чтобы не напоминали о том инциденте. Ли удивлённо глядит на него, но ничего не возражает. Кен продолжает, поглаживает нежную кожу запястья и предплечья, аккуратно целует. Двигается к Ли чуть ближе, прикасается к его ключице, чувствует как от холода его рук по телу Ли пробегают мурашки.       Он успокаивается, когда видит Ли такого красивого с бархатной кожей, на которой была куча шрамов от его неуклюжих действий, с мягкой доброй улыбкой, которая появлялась даже, когда Кенни злился. С благими намерениями и желанием помочь Кену справиться со всем, с черными, такими яркими, похожими на звёздное небо, глазами.       — Прости, что заставил тебя волноваться, — медленно говорит Ли, Кенни кивает, он и не обижался, чтобы Эверетт извинялся перед ним.       И чтобы он это понял, Кенни прикасается губами к его шее, Ли зарывается руками в его длинные волосы, целует куда-то в висок, прижимается к нему всем телом, и даже сквозь одежду Кенни чувствует его тепло. Он жмется к нему ближе, переходя от шеи к губам. Поцелуи и них всегда были мягкими, нежным, нерасторопными, чувственными.       Кенни пытался показать свою любовь и благодарность через нежность и ласки, а Ли не мог не отвечать на его плавные движения. Кен долго не злиться, когда Эверетт рядом, хотя раньше его жизнь только и состояла из постоянных вспышек агрессии и тусклых полных вины дней после. Его прикосновения, его любовь, его внешность, его поступки успокаивали, унимали бурю в душе, давали понять, что ему не нужно выгрызать себе место под солнцем злостью и силой, достаточно просто быть собой.       Кенни же делал для него всё возможное в ответ, поддерживал, прилетал на помощь. Он готов был в рот ему смотреть и выполнять всё, что ему скажут, восхищаться всем, что Ли делает. Пусть по началу их отношения хотя бы дружбой можно было назвать только с натяжкой, но все же Ли никогда не оставлял его и всегда был рядом, всегда приходил домой.       Ли отрывается от него, глядит этими невозможными вечно испуганными глазами, — раньше такая особенность лишь вызывала смех, а сейчас это просто завораживало его, — он притягивает его шею к своим губам, целует влажно, медленно, красиво.       Но Кенни это не возбуждает, сейчас он думает лишь о том, что Ли может вырвать куски мяса из его тела, вывернув наружу кости. Кенни отстраняется от него, неловко улыбается на его вопросительный взгляд, чувствуя себя полным ничтожеством, которое прерывает чужое удовольствие.       — Всё в порядке? — Ли заботливо обхватывает его лицо руками, осторожно заглядывая ему в глаза.       — Да, — Кенни жмется к нему, но все же не оглаживает его ладони в ответ, — Просто, блять... Это нихуя не просто, Ли.       — Боже, — из глаз Ли не пропадает нежность, но появляется твердая решимость и уверенность в своих действиях, Кенни это пугает, — Всё, мне это надоело.       Сердце ухает где-то в груди. Он готов уже собрать всё свои немногочисленные вещи и съебать из дома, если Ли прикажет ему. Кен всегда был просто невыносимым человеком, которого из последних сил все терпели, но Ли всегда пытался относиться к нему по-доброму и пытался исправить совсем уж гнусные черты его характера. Кенни закусывает нижнюю губу, ожидая, что же всё-таки скажет Ли.       — Мне надоело, что ты постоянно молчишь, — Кенни уже хочет возразить, но Ли не даёт, — Нет-нет, ты говоришь часто — это факт, но о чём ты говоришь? Правильно, о других людях, либо о своей злобе, но никогда о других своих чувствах. Вот тебе опять приснился кошмар, и ты вместо того, чтобы поговорить со мной об этом, опять начинаешь лезть ко мне. Я, конечно, не против заниматься с тобой любовь, даже спонтанно и посреди ночи. Но ты же ведешь себя странно, пока мы занимаемся этим, проверяешь на месте у меня руки и ноги, помню ли я что-нибудь, появились ли у меня новые шрамы.       Кенни на него удивлённо смотрел, злобно раздув ноздри, и у него опять нервно дергались усы с правой стороны. Он не замечал подобное за собой, тем более не делал такое нарочно, просто делал то, что хотел, если их с Ли интересы совпадали, конечно. Но если он и замечал, он старался делать это без палева, и Кенни думал, что он гений раз Эверетт ничего не заметил. А Ли каждый раз откладывал эти моменты в памяти и хотел это обсудить позже, но Кен как обычно пытался справиться с этим сам и стойко молчал.       — Я не ебусь с тобой только, потому что мне снятся кошмары, ясно? — Кенни еле сдерживает себя, чтобы не закричать от бессилия в этой ситуации.       — Конечно, ты делаешь это не только поэтому, — спокойно отвечает ему Ли, — Но это одна из причин, и нам давно пора об этом поговорить. Так что же тебе приснилось на этот раз?       — Да как ты только узнал об этом? — возмущается Кенни, — Я пытался быть незаметным и делать всё вскользь, как ты понял?       — Ты ворочаешься, когда тебе снятся кошмары, а у меня слишком чуткий сон. Ещё ты проверяешь меня не очень-то скрытно, — у Ли в глазах появились смешинки, — И моё любимое, когда ты просто занялся со мной сексом, хотя все факты совпадали. Я уж подумал, что ошибаюсь насчёт своей теории, но на утро ты спросил: «Ли, как часто ты проходишь обследование на рак?», притом, что ты знаешь, я прохожу обследование по онкологическим заболеваниям каждые два года.       — Это не смешно, — Ли, если до этого сдерживал свой смех, то сейчас ржал в голос, — Блять, Ли, это нихуя не смешно, ты болел раком там, я должен был проверить, что с тобой всё в порядке здесь!       Кении отчаянно пытался его заткнуть, но Ли всё продолжал смеяться заливисто и громко. Кенни от такого его поведения начал только пуще злиться, пытаясь испепелить своего партнёра взглядом. Эверетт в конечном итоге успокоился, с виной в глазах приобнял его, поглаживая по руке.       — Кен, — он обратил своей взгляд на Ли, — Прости, я просто хочу сказать, что тебе может приснится что угодно, но здесь я же буду рядом жив и здоров. И если ты не уверен, то можешь спросить меня о моем состоянии, а не искать какие-то обходные пути.       Кенни зло выдыхает, конечно, он не хотел говорить об этом, беспокоить Ли, заставлять его переживать, говорить о своих чувствах, а то расплачется тут как девка. Но Эверетт такой нежный, обходительный, заботливый, так чутко пытается выяснить, что с ним не так и помочь ему. Он не может противостоять — сам знает, что так будет правильнее.       — Не буду вдаваться в подробности, — начинает он, тяжело вздыхая, вспоминая события сна, — Мы попали в мир с зомби. Тебя укусили, и ты мне ничего не сказал, я мог бы хоть как-то решить эту проблему, но нет, блять, ты не захотел, заражённая рука тебе была дороже. Потом я решил, что я дохуя герой или что. Короче, я пытался спасти девушку из нашей группы и остался в помещении полном мертвяков и они меня сожрали. Потом, просыпаюсь, тебя нет дома, телефон разряжен, так ты ещё и напился.       Кенни пытался не смотреть на Ли, грустного, виноватого, злого на самого себя. Он гладил Кенни по волосам, закусывал свои пухлые губы, кажется, пытался подобрать слова для своей душещипательной речи, но не находил и продолжал молчать. Кенни это не устраивало, он вообще не любил, когда они сидели молча, если можно сказать столько слов, отодвинув все предположения о мыслях друг друга.       — И, — Ли заглядывает ему в глаза, — часто я ничего тебе не говорю, а ты убегаешь от меня?       — Постоянно, — Кенни закатывает глаза и фыркает, — в том сне про рак, например, у тебе на голове, блять, — он задыхается от резко накатившего смеха, — это даже вспоминать смешно. Не знаю, как я не ржал каждую секунду, когда видел тебя. Короче, у тебя была такая афро-прическа, как огромная мочалка на башке, ты бы видел, как нелепо ты выглядишь, — Ли тыкнул его в ребра, но Кенни начал смеяться ещё больше.       — Кенни, блять, рассказывай дальше, хватит смеяться надо мной, — Ли обиженно свёл брови, теперь он мстит Эверетту, вспоминая его внешний вид и смеясь над ним.       — Ну так вот, — продолжил он, вытирая слезы из уголков глаз, — ты пришёл в один день без неё и сказал, что просто решил сбрить всю эту поеботу, ну и думаю хорошо, так даже лучше. А ты, блять, болел раком, проходил химиотерапию и обманывал меня всё это время, а потом я узнал, — Кенни сморщил нос от злости к самому себе, — И съебался, как последний трус, хуй знает чем думал, когда бросал тебя.       — Вот как, — ложится ему на плечо Ли, обвивая Кенни своими руками, — я знаю, что ты бы так не поступил.       — Как ты плохо меня знаешь, — говорит с иронией Кенни, взглянув на нахмурившего брови Ли. Кенни закусывает губу, думает о том, что сказал лишнего, — я не это имел ввиду, ладно? В смысле, я бы не кинул, но определенно бы зассал. Не знаю не ходил бы с тобой на собрания раковых больных, которые больше походят на собрания клуба анонимных алкоголиков, не интересовался как у тебя проходит химия, не смотрел бы на тебя лишний раз.       — И почему это?       — Потому что я ебучий трус, Ли! — буквально выкрикивая, не даёт сказать ни единого слова Кенни, — Если ты не понял за годы нашего общения, я боюсь, блять, что услышу какую-нибудь не очень утешающую хуйню, и я просто потеряю тебя, и это место, наши друзья, твои родственники станут мне противны, потому что будут напоминать мне о тебе. Мне страшно каждый ебаный день, что я проснусь, а тебя не будет рядом или с тобой что-то случится. Поэтому хватит рыться в моей голове и пытаться там что-то исправить, у тебя всё равно ничего не получится.       Ли смотрит поражено, кажется, Кенни ему всю душу на изнанку вывернул, и от того его глаза смотрятся более испуганными. Кен и сам себя напугал этими словами, он не хотел ворошить это осиное гнездо, потому что за одной проблемой полезет другая, а за ней ещё одна. И он просто взорвется от того, что всё буквально хуёво и с его головой что-то не в порядке.       Это было просто ошибкой, рассказывать Ли о всем этом, беспокоить его, расковыривать старую рану, которая под слоем его бесконечной лжи не заживала ни в какую. Кенни трус, этим всё сказано, сбегал от собственных мыслей так старательно, что в один момент не заметил, что они движутся на встречу. Ему просто хотелось придушить себя подушкой, заткнуться больше никогда не говорить и не думать, достать все мысли из своей черепной коробки и оставить там звенящую пустоту.       Кенни просто отвернулся от него, пытаясь забыть всё, что только что произошло. Ли попытался полезть к нему со своими объятиями. Кенни резко и быстро убирает его руки со своей спины. Понимает, что творит он какую-то херню, что на самом деле не хочет этого делать, но тормозной путь у него долгий, и он не прекращает.       Он закусывает губы, силясь не вырвать от злости последние волосы на голове. Идиот, придурок, дурак, зачем он отталкивает дорогих людей, когда ему нужна их поддержка? Ли ворочается, кажется, пытается лечь от него подальше, повинуясь резко упавшему настроению Кенни. Он чувствует от этого себя ещё хуже, он не понимал, как Ли вообще может оставаться с ним в одной постели после всего этого.       Кенни медленно дышит, пытаясь сдержать лезущие наружу слезы, пытается не думать, что из-за очередной вспышки агрессии он опять испортил настроение всем. Он пытается не думать, что Ли его ненавидит на самом деле из-за всех его действий глупых до невозможного. У него плохо выходит и в голове только одно — он опять всё испортил.       — Мне тоже снятся кошмары, — внезапно подаёт голос Ли, — я прячу таблетки, — обычные снотворные, не беспокойся, — в твоём ящике за стопкой книг, которые ты всё обещаешь прочитать. Я их пью, когда ночью приснится что-то нехорошее, а потом обнимаю тебя, это успокаивает.       — Я тебя успокаиваю? — Кенни поворачивается лицом к Ли, Эверетт нежно улыбается и кивает, — И к чему это?       — Ты думаешь, что у тебя одного проблемы, и что их невозможно решить. Но они вполне решаемы, если не разбираешься с ними в одиночку, — Кенни аккуратно ластиться к Ли, а он и не отталкивает никак, на душе становится спокойнее, когда Эверетт, вопреки всем мыслям Кенни, принимает его вновь, — но твоя главная проблема в том, что ты боишься последствий. Ты не сделаешь мне больно, я не буду скрывать от тебя свои проблемы, ты не будешь ничтожеством, если не сделаешь невозможное, чтобы мне стало лучше, ведь чтобы мне было хорошо, тебе достаточно быть рядом. И ты не трус, Кен, ты самый лучший человек, которого я встречал.       Кенни прижался к его груди ещё сильнее, силясь от того, чтобы не заплакать. Как же Ли его любил, словами описать было невозможно. Кенни не мог отдавать свою любовь в ответ, бесконечно, страстно, нежно любить, отдавать всего себя только для Ли, лишь бы он был спокоен и счастлив рядом с ним. Кенни обвивает его руками и ногами, Ли гладит его по волосам, целуя куда-то в лоб, прижимает к себе ближе.       Он слышит как сердце Ли бьётся, что он в порядке, реально в порядке, и Кенни отпускает, кажется, становится на шаг ближе к прощению себя за всё, что он сделал за свою жизнь. И всё это благодаря Ли, это он даёт ему силы двигаться вперёд, преодолевать препятствия на пути и не сдаваться никогда. Кенни не представлял в какой депрессивной яме он был, если бы не встретил его. Он просто благодарен ему за каждый миг, проведенный вместе, за каждое слово, сказанное им, за то, что просто существует рядом.       — Прости меня за всю хуйню, которую я творю. После твоих слов я всегда меняюсь в лучшую сторону и пытаюсь не наступать на одни и те же грабли, — говорит Кенни, а глаза уже слипаются от отсутствия нормального сна, — Я люблю тебя всем сердцем.       — Я тебя тоже люблю, Кен, — слышит он сквозь пелену сна слова Ли, — я просто счастлив, что тебе становится лучше.       Кенни не снятся кошмары, больше не преследуют тревожные мысли, он просто их отгоняет, ведь он прекрасно знает, что в какую заварушку он не попал, ему всегда поможет справиться любимый человек. Этого достаточно для счастья.