Всю свою жизнь Я люблю его, к добру или к худу
Пролог
Лютый мертвец, когда-то бывший Не Минцзюэ, ударом кулака пробил грудь Су Шэ. Его пронзило нестерпимой болью. Он не смог даже закричать. Мгновения агонии, казалось, тянулись днями. Су Шэ в отчаянии оглянулся, ища взглядом Цзинь Гуанъяо. Где он? Су Шэ нужен ему! «Пожалуйста, боги... кто-нибудь там, кто может меня услышать, позвольте мне найти его», — думал он, даже падая на колени и бессмысленно хватая ртом воздух, который никак не доходил до лёгких. (Остались ли у него ещё лёгкие? Всё тело полыхает болью.) «Позвольте мне помочь ему, позвольте мне спасти его! Я сделаю что угодно! Пожалуйста.» Смерть пришла со следующим вздохом. А после... — Всё в порядке, теперь вы в безопасности. Я не позволю причинить вам вреда. Су Шэ открыл глаза и увидел — Цзинь Гуанъяо. Да, это определённо был он! Та же нежная ободряющая улыбка, те же чёрные волосы, ниспадающие на плечи (разве обычно он не зачёсывает их назад?), те же большие глаза. Голос у него тоже был точно такой же: тихий и приятный слуху. Но где красная точка, которая неизменно украшала его лоб, где шапочка, которая обыкновенно покрывала голову? И одет он был не в великолепные золотые наряды, но в потрёпанную одежду простолюдина. Но всё же это, без сомнений, был Цзинь Гуанъяо. Его Цзинь Гуанъяо. И его руки обвивали талию Су Шэ, лишь только чтобы поддержать его. Должно быть, Су Шэ падал. Цзинь Гуанъяо с беспокойством спотрел на него широко распахнутыми глазами. А вокруг бушевало какое-то ожесточённое сражение. Воздух практически дрожал от лязга и звона мечей и сабель. Они все заклинатели, осознал Су Шэ, — некоторые в чёрном и золотом (одежды Цинхэ Не?), кто-то в красном и белом (и отчего-то они выглядели точь-в-точь как адепты давно уничтоженного клана Вэнь), кто-то в простой одежде, как Цзинь Гуанъяо. Слева и справа навзничь падали тела, люди выли в агонии или рычали, отдаваясь сражению. Он задумался, не в преисподней ли он? Всё происходило слишком быстро... Разве он не должен был уже быть мёртв? Лютый мертвец Не Минцзюэ пробил дыру в его груди, но Су Шэ чувствовал себя вполне целым. Он снова мог дышать! Как он выбрался, как попал сюда и как оказался в руках Цзинь Гуанъяо? — Молодая госпожа, с вами всё хорошо? — спросил тот. Молодая госпожа? Су Шэ совершенно точно не был молодой госпожой! Он уже хотел напомнить об этом Гуанъяо и задать ещё миллион вопросов, но тут с неожиданной ясностью кое-что осознал. В глазах его друга не было ни следа узнавания, никакого расположения, только знакомая пустая теплота, с которой он относился к любому незнакомцу, знакомая пустая улыбка. Почему Гуанъяо не знал его? Как Гуанъяо мог не знать его? Возможно, всё это было лишь игрой — возможно, они как-то спаслись, и Гуанъяо замаскировался, чтобы скрыться от преследователей. Возможно, Су Шэ тоже замаскировался, и им приходится притворяться, что они не знают друг друга, иначе их раскроют. Но как бы правдоподобно это всё не звучало, это не объясняло разворачивающиеся вокруг них военные действия. Во время побега они могли прихватить с собой цзиньских солдат, но почему тогда они сейчас с ними сражались? — Со мной всё в порядке, — ответил Су Шэ, решив подыграть, и подпрыгнул. С каких пор его голос звучит так? Совершенно неправильно! Он был выше, мягче, нежнее, чем раньше. Звучал знакомо, но это был не его голос. Не успел Су Шэ переварить всю эту информацию, как Гуанъяо крепче сжал его в объятиях и оттолкнулся от земли. Су Шэ уткнулся лицом в его грудь. Как так может быть? Гуанъяо же прилично ниже Су Шэ, но сейчас он крепко прижимал его к себе одной рукой, приподнимая в воздух. Су Шэ снова услышал лязгание мечей, на этот раз ближе — Гуанъяо дерётся другой рукой? Против кого они вообще сражаются? Казалось, прошло несколько часов, и битва утихла. Рука Гуанъяо на талии Су Шэ ослабла, отпуская его. Су Шэ наконец-то смог оглядеться. Землю покрывали тела солдат из всех трёх фракций, но кажется, сторона Гуанъяо (кем бы они ни были) победила. — Очистить поле боя, — услышал он команду Гуанъяо. — Если найдёте кого-то из мирных жителей, отведите их в безопасное место. Здесь я разберусь. Собираемся здесь, когда закончите. Это были не те полные мёда просьбы, которые он расточал, будучи добрым и великодушным главой клана. Он говорил серьёзным, деловым тоном, не предполагающим ни возражений, ни сомнений. Услышав его приказы, солдаты разошлись. — Молодая госпожа, — сказал Гуанъяо, и Су Шэ не сразу осознал, что обращаются к нему. Почему он до сих пор продолжает притворяться? Никого больше не осталось, он может выйти из роли. — Прошу прощения, что держал вас слишком крепко. С вами всё ещё всё хорошо? — Что? — только и смог выдавить Су Шэ: изменения в его(?) голосе до сих пор его ужасали. Кажется, Гуанъяо что-то вспомнил. Он отступил на несколько шагов и поклонился — глубоко и церемонно. Никогда в жизни Су Шэ не чувствовал себя настолько не на своём месте. Разум настолько полнился вопросами, что отказывался облекать их в слова, и Су Шэ мог только, тяжело дыша, смотреть на Гуанъяо. — Я приношу искренние извинения за любые неудобства, молодая госпожа Цинь, — сказал тот, согнувшись в глубоком поклоне. — Меня зовут Мэн Яо.***
Когда его посадили в паланкин, он был настолько сбит с толку, что даже не попытался возразить. В последний раз он видел Мэн Яо, когда тот, обращаясь к нему, поклонился: — Прощайте, молодая госпожа Цинь, и берегите себя. По дороге к — как он предполагал — резиденции клана Цинь, Су Шэ кое-что осмыслил. Первое и самое очевидное: он не мёртв. (Но должен быть — как-то, в какой-то из вселенных, — потому что он совершенно точно почувствовал, как умер.) Второе: каким-то образом он оказался в теле Цинь Су — злополучной супруги Цзинь Гуанъяо, госпожи Башни Кои, женщины, которая забрала собственную жизнь, узнав, что годами невольно состояла в кровосмесительном браке. В прошлой жизни Су Шэ не слишком много с ней общался. Он видел её только исполняющей официальные обязанности, всю разодетую, ярко улыбающуюся подле Гуанъяо. Она всегда выглядела такой счастливой, и кто не выглядел бы? Купаться в любви и внимании такого великого человека, принадлежать ему и владеть им в ответ. Су Шэ всё бы отдал, чтобы оказаться на её месте. И вот теперь он оказался здесь. Сейчас всё казалось куда сложнее. И последнее: кажется, боги или некто ещё, откликнувшийся на его молитвы, решил даровать ему второй шанс. Вместо того, чтобы оказаться в преисподней, он оказался здесь, и у него теперь была возможность найти Гуанъяо, и помочь ему, и снова стоять на его стороне. На этот раз он справится лучше. Все эти препятствия, из-за которых так страдал Гуанъяо в их прошлой жизни; он припомнит каждое и устранит их все. Мо Сюаньюй, Вэй Усянь, Лань Ванцзи, Не Хуайсан... Ему придётся избавиться от любого, кто сможет встать у них на пути. Су Шэ не так умён, как Гуанъяо, и не так привлекателен, и не так хорош в лицедействе, но он единственный больше всех остальных может помочь ему, единственный, на кого Гуанъяо полагается, единственный, к кому он всегда может обратиться. В этом он уверен. И теперь Гуанъяо понадобится кто-нибудь, кто сможет предотвратить его будущие проблемы, — они никогда не падут так низко, как в прошлый раз. К концу поездки эти умозаключения смогли порядком успокоить Су Шэ. Су Шэ не предоставилось возможности побыть одному, пока солдаты Не, которых Гуанъяо послал сопровождать его, не передали его в резиденцию клана Цинь. Господин и госпожа Цинь, казалось, целую вечность суетились над человеком, которого считали своей дочерью: распекали и ворчали, целовали и обнимали, — пока наконец не отпустили в незнакомые покои. Должно быть, это была спальня Цинь Су. Просторная и со вкусом обставленная, она не походила на роскошную спальню, которую в прошлом они делили с Гуанъяо, но в ней присутствовали все удобства богатого дома. Она выглядела обжитой, так что Су Шэ решил, что, должно быть, Цинь Су покинула её недавно. Возможно, ей наскучила жизнь изнеженной молодой госпожи и она пожелала увидеть храбрых солдат, сражающихся в кровопролитных битвах. (В то время сам он тоже бой за боем сражался в кампании Низвержения Солнца, добиваясь признания своего мастерства и набирая адептов в клан Молин Су, — происходило ли это сейчас в этой странной новой вселенной? Что он сделает, если — или когда — встретит свою версию из этой временной линии?) Он упал на кровать и принялся продумывать следующий шаг. Кажется, эта версия Мэн Яо ещё даже не присоединилась к клану Вэнь. Низвержение Солнца будет бушевать ещё по меньшей мере несколько лет. Чем бы пока заняться? Если он хочет снова сблизиться с Гуанъяо и поддерживать его, придётся прожить жизнь Цинь Су: ухаживания, свадьбу — но на этот раз всё будет лучше, ни одна ужасная тайна не рассорит их и не омрачит их брак. А это значит, что ему ничего не остаётся, кроме как ждать новой встречи с Мэн Яо.***
Пока тянулась кампания Низвержения Солнца, Су Шэ ждал и учился быть Цинь Су. Её обожали господин и госпожа Цинь и все её слуги. Она говорила нежным голосом (что он выучил, когда как-то заговорил слишком громко и на него все уставились), относилась ко всем с добротой и всегда улыбалась. Во многом она в точности походила на Цзинь Гуанъяо, думать о чём было неуютно: их кровосмесительная связь ужаснула даже Су Шэ, который не мог найти в Цзинь Гуанъяо иных недостатков. (Хотелось бы ему сказать, что он не одобрял их отношения с самого начала, но на самом деле его неприязнь больше проистекала из его собственных чувств к Гуанъяо, а не из того, что Гуанъяо с Цинь Су были родственниками.) Она была заклинательницей, но слабой. К моменту смерти она ещё даже не сформировала золотое ядро. Су Шэ, в прошлой жизни гордившийся своими выдающимися успехами в заклинательстве, не мог оставить эту слабость без внимания и долгими ночами пытался избавиться от неё с помощью тайных и напряжённых тренировок. Она наслаждалась поэзией, об этом можно было судить по полкам, полным стихов. Усеянные пометками и комментариями страницы книг свидетельствовали о том, сколько внимания она им уделяла. В этих заметках на полях было столько сердечности, что на сердце у Су Шэ тоже тяжелело. Он узнавал, что за человек она была, то, что никогда не видел: разум и чувства, спрятанные за красивым лицом, сверкающими одеждами и отвратительной тайной, приведшей к её жестокой гибели. Иногда он пристально вглядывался в новое, непривычное отражение в зеркале. Бывало, в прошлой жизни Су Шэ хвалили за приятную наружность, но ему было бесконечно далеко до выдающихся красавцев их поколения: Лань Ванцзи, Цзинь Цзысюаня, Лань Сичэня. Сейчас же... он был прекрасен. Его новое лицо было округлым и нежным, губы — пухлыми, глаза — огромными. Когда он улыбался, на щеках проявлялись ямочки. Конечно же, Цзинь Гуанъяо не мог не влюбиться в такую красавицу и не смотрел ни на кого иного. Но сейчас эта красота принадлежит ему — сможет ли Гуанъяо полюбить и его? Иногда вечерами он отправлялся в постель, задаваясь именно этим вопросом, и сердце его бурлило смесью тревоги и надежды. Его сны проклятием и благословением наполняли воспоминания-предвкушения об улыбке Гуанъяо. Ожидая окончания войны, Су Шэ узнал ещё кое-что — и это знание опустошило его. Су Миншаня, некогда приглашённого ученика клана Лань и вскоре главы клана Молин Су, не существовало. Не в том смысле, что его вклад меньше оценили или что он до сих пор было малоизвестен, — его просто не существовало! Су Шэ просматривал записи, тайно рассылал письма, даже съездил на свою старую родину — лишь бы докопаться до правды. Но факт оставался фактом: Су Миншаня не существовало. А мир продолжал жить. Низвержение Солнца следовало тому же сценарию, который он и помнил, никаких неожиданных побед или поражений. На его место приходили новые солдаты, возвышались новые командиры — и все они забирали его заслуги и присваивали их себе! Су Миншаня не существовало, и это никак не отразилось на окружающем мире. Всю жизнь он изо всех сил стремился доказать, что чего-то стоит, доказать свою значимость и заслужить место среди заклинателей. Но сейчас ему всё подробно растолковали. Су Миншань мало значил для этого мира. Этого почти хватило, чтобы ввергнуть его в отчаяние. Ну ладно, тогда. Значит, миру нет дела до его существования: он как обычно всё продолжает и продолжает вертеться — да будто Су Шэ не всё равно! Он всегда это знал. Есть только один человек, для кого он не был ничтожеством, кто-то, кому он был нужен, кто-то, кто почувствует его отсутствие, даже если не будет знать, что он пропал. Цзинь Гуанъяо. С их самой первой встречи он всегда был сильнейшим союзником Гуанъяо. Кто проклял этого высокомерного Цзинь Цзысюня и в итоге привёл Вэй Усяня к его падению? Су Шэ! А кто сражался с Вэй Усянем и Лань Ванцзи на каждом этапе их пути? Кто был тем, к кому Гуанъяо всегда, что бы ни случилось, мог обратиться за помощью, кто никогда не осудит и не оскорбит его, кто сделает всё возможное, чтобы привести его к победе? Какая разница, что никого иного не уколет горечью от того, что его не существует? Самый важный для него человек сможет ощутить его отсутствие — и Су Шэ всё равно был здесь только для него. Он отправлялся в постель, согретый мыслью, что скоро снова будет с Гуанъяо.***
Сердце билось в груди так сильно, что, казалось, сейчас взорвётся. Когда Лань Ванцзи опустился на землю, пытаясь восстановить печать, которую Су Шэ только что уничтожил, все взгляды отвлеклись от него. Это был его единственный шанс! Он вытащил из рукава талисман перемещения и бросил на землю. Уже исчезая в клубах дыма и голубого пламени, он заметил, как в расширившихся глазах Вэй Усяня расцвело понимание. И хорошо. Возможно, Вэй Усянь наконец-то осознал, что всё это время они с Ханьгуан-цзюнем недооценивали человека, который столько раз обыграл их. Не стоило смотреть на него сверху вниз. Жаль, не было времени над ними посмеяться, но когда их разорвут на части тысячи лютых мертвецов, это будет достаточным наказанием. Пламя утихло. — Миншань. Ты уже вернулся? — приветствовал его Цзинь Гуанъяо. Он сидел за столом, держа в руках чашку чая. На его лице виднелась его обычная улыбка, та, которая была призвана успокоить наблюдателя и уверить, что всё под контролем. Су Шэ знал, что это всего лишь маска: Гуанъяо был в ужасе с тех самых пор, как погибла Цинь Су. Тёмные мешки под его глазами проявились более явно, а руки он так крепко сцепил перед собой, что побелели костяшки. — Меня раскрыли, глава, — сказал ему Су Шэ. — Вэй Усянь и Ханьгуан-цзюнь уже были там, когда мы прибыли. Я едва спасся. Улыбка Цзинь Гуанъяо опала, брови нахмурились. Он подошёл к Су Шэ. — С тобой всё в порядке? Ты не пострадал? Конечно же, даже когда его собственная жизнь была в опасности и весь мир рушился вокруг него, Гуанъяо всё ещё больше беспокоился, всё ли в порядке с Су Шэ. Он кивнул. Гуанъяо вздохнул, в его глазах отразилось искреннее облегчение. Су Шэ это нравилось; ему нравилось чувствовать себя особенным для Гуанъяо — тот мог изображать беспокойство о других, но не о Су Шэ. — Хорошо, — сказал он. — Но они поймут, что это наших рук дело. Нужно как можно скорее убираться отсюда. Су Шэ кивнул. — Когда доберёмся до Дунъина, — сказал Гуанъяо, — мы с тобой наконец-то сможем спокойно жить в мире.***
Чтобы обеспечить выживание Гуанъяо и гарантировать его победу, Су Шэ придётся кардинально изменить будущие события. А кардинальные изменения требуют кардинальных мер — менее способный человек не справился бы. Су Шэ чувствовал мрачное удовлетворение после каждой выполненной задачи. В первую очередь следовало избавиться от самой большой помехи — прославленного Чифэн-цзуня, Не Минцзюэ. После Низвержения Солнца этот человек только и делал, что устраивал Гуанъяо проблемы; его полезность исчерпала себя, ещё когда Гуанъяо перерезал Вэнь Жоханю горло, так что Су Шэ решил, что именно тогда Не Минцзюэ и должен умереть — и ни мгновением позже. По его воспоминаниям Не Минцзюэ был тяжело ранен в бою с Вэнь Жоханем — и едва сумел остаться в живых. (Зачем Гуанъяо спас его, если сразу было понятно, что ему никогда не удастся снова заслужить его доверие? Су Шэ никогда это не понимал.) Стоит лишь чуть его подтолкнуть, добавить немного ранений — и его уже будет не спасти. И в прошлой жизни, и сейчас Су Шэ повезло иметь в своём распоряжении значительное состояние. Он в полной мере воспользовался этим преимуществом. В неразберихе боёв Низвержения Солнца никто даже не заметил нескольких бродячих заклинателей, замаскированных в белое и красное, которые безжалостно атаковали Чифэн-цзуня (и только его). У них были чёткие указания: не убивать, только ранить достаточно, чтобы ослабить его боевые навыки. Он должен был умереть от руки Вэнь Жоханя. Когда он сойдёт со сцены, Гуанъяо станет единственным выжившим победителем — человеком, который низверг Вэнь Жоханя. А без безумных вспышек ярости Не Минцзюэ (и это после того, как Гуанъяо буквально спас его жизнь!), он наконец-то сможет жить спокойно, и Не Минцзюэ никогда больше его не побеспокоит. Всё прошло по плану. Су Шэ сидел дома, как и положено добродетельной деве (что он, к слову, ненавидел), когда пришли новости. — Вэнь Жохань мёртв, — кричали люди. — Клан Вэнь проиграл. Мы победили в Низвержении Солнца. Появлялось всё больше подробностей: — Человека, который убил его, зовут Мэн Яо. Люди прозвали его Ляньфан-цзунем. Су Шэ сиял, почти раздуваясь от гордости. И господин Цинь сказал тихим голосом: — Чифэн-цзуня убили. Услышав это, Су Шэ едва сдержал улыбку. Всё шло по плану, кроме того, что... — Ляньфан-цзунь не выдержал и разрыдался, стоило ему выйти из Солнечного Дворца. — В конце концов, он был правой рукой Чифэн-цзуня... — Должно быть, они были близки, он выглядел так, будто потерял всё, что ему было дорого. За все годы, что он знал Гуанъяо, Су Шэ ни разу не замечал никаких свидетельств, что тому хоть когда-то нравился Не Минцзюэ. Целыми днями он жаловался на Не Минцзюэ: на его праведное ханжество, на его чёрно-белое восприятие, на его гневливость — разве так было не всегда? Су Шэ почувствовал, что ошибся. Если только Гуанъяо не притворялся? Это более правдоподобно. Должно быть, он почувствовал облегчение, когда Не Минцзюэ убрался с его пути. Су Шэ успокоил себя; эти люди не знали Гуанъяо так, как знал его он. Они не знали, что он чувствует, как он думает, и абсолютно точно не могли определить, когда он врёт. Су Шэ единственный, кто понимал его и знал, что для него лучше. С Гуанъяо всё было в порядке. Когда Не Минцзюэ погиб, титул главы клана отошёл его младшему брату — Не Хуайсану. Во временной линии Су Шэ Не Хуайсан был известен как никчёмный слабак. Незнайка. Даже Цзинь Гуанъяо, видевший всех насквозь, обманулся насчёт него. И это стало его смертельной ошибкой. На этот раз Су Шэ знал своего противника. Не Хуайсан не был слабым или глупым, что бы не утверждала молва. Он был самым грозным врагом, с которым довелось столкнуться Цзинь Гуанъяо в их прошлой жизни. Но какую угрозу он будет представлять в этом новом мире? Сейчас он был слабее, моложе, чем когда в прошлый раз принял титул, и уважали его ещё меньше. Единственное, что подстегнуло его тогда — месть за брата, но на этот раз у него не будет личной заинтересованности. Его брат погиб благородной смертью, пал в бою с величайшим злодеем их поколения. Вот что значит убить двух зайцев одним ударом! Попробуйте теперь сказать, что существование Су Миншаня не влияет на мир! Да он в одиночку изменил ход истории!***
Су Шэ был так занят исправлением этой временной линии, что совершенно перестал следить за жизнью Цинь Су. Он общался с её родителями и изображал перед всеми добродетельную госпожу, но разумом был в Башне Кои с Цзинь Гуанъяо, размышляя, от какой бы помехи избавиться следующей. — Моя госпожа, внизу ожидает гость, который попросил о встрече с вами, — однажды сказал ему слуга. Су Шэ не стал слишком задуматься: Цинь Су постоянно приходилось спускаться и приветствовать гостей её родителей или высокопоставленных сановников. Никто из них на самом деле не был заинтересован в общении с ней. Он уже собирался чуть привести себя в порядок и спуститься, когда слуги покачали головами. Только когда его выкупали с ароматным мылом и одели в неудобные яркие одежды, он осознал, кто искал с ним встречи. — Молодая госпожа Цинь, — позвал Цзинь Гуанъяо. Его лоб украшала красная точка, а улыбка согревала, будто солнечный свет. Ослепительный в своих золотых одеждах, казалось, он явился прямиком из одной из тех нелепых историй о заклинателях, которые так любят придумывать простолюдины. Именно так он и выглядел в тот день, когда Су Шэ влюбился в него. Он почувствовал, как у него подкосились ноги. Неуверенной походкой он приблизился к Гуанъяо. — Ляньфан-цзунь? — ответил он, выдавливая улыбку. — С нашей последней встречи прошло так много времени, — с улыбкой сказал Гуанъяо. — Я с нетерпением ждал возможности увидеть вас вновь. Даже если на самом деле эти слова предназначались не ему, услышав их, Су Шэ почувствовал, как внутри что-то дрогнуло. Он опустил голову, лишь бы спрятать порозовевшее лицо. — И я, — пробормотал он. Ему даже не пришлось притворяться кротким и застенчивым: он едва мог сохранять спокойствие, когда человек, которого он любил, так с ним обращался. — Надеюсь, у вас всё благополучно? — сказал Гуанъяо. О, знал бы он только, насколько! Су Шэ застенчиво улыбнулся, и Гуанъяо с осторожностью чуть приблизился.***
Он прожил две жизни, скрываясь в тенях и наблюдая, как большие игроки снова и снова увязают в борьбе за власть и семейных дрязгах, так что сейчас они казались ему такими предсказуемыми. Хорошо; так их было проще контролировать. — Вы уверены, что это безопасно? Приглашать Старейшину Илина на празднование А-Лина! — спросил он, старательно изображая нервозность. Может быть, он и не настолько хороший актёр, как Гуанъяо, но за столько лет рядом с ним он выучился паре уловок. Гуанъяо ободряюще ему улыбнулся. Су Шэ только изображал волнение, но всё равно почувствовал себя в большей безопасности. Гуанъяо всегда так на него действовал. (Гуанъяо всегда так действовал на всех.) — Даже Старейшина Илина не сможет сопротивляться нашему очаровательному А-Лину, — уверил он с теплотой во взгляде. Су Шэ в этом не сомневался: когда в последний раз он видел Вэй Усяня, тот старательно оберегал Цзинь Лина, и в первую очередь именно от говорящего сейчас. Но любовь Вэй Усяня к маленькому Цзинь Лину не убережёт его от потери самообладания и катастрофы, которая за ней последует. В прошлый раз Су Шэ сыграл свою роль в падении Вэй Усяня — в высшей степени ключевую, как он сам себе говорил. Это он проклял Цзинь Цзысюня, и это из-за него недоверие к Вэй Усяню среди заклинателей достигло точки кипения. Но в прошлый раз всё вышло слишком неряшливо. Как бы он ни гордился своей работой, у него на груди остались дыры. Из-за них он чувствовал себя ещё отвратительнее, ещё уродливее, чем раньше. На этот раз у него возникла другая идея. — Добро пожаловать в Башню Кои, господин Вэй, — приветствовал Гуанъяо. Приклеенная к его лицу улыбка выглядела доброжелательной и искренней, несмотря на то, что все остальные держались на почтительном расстоянии от входа, глядя на гостя со смесью подозрения и страха. Вэй Усянь, к его чести, не сразу вышел из себя, несмотря на менее чем тёплый приём. Он вежливо улыбнулся Гуанъяо и поклонился. — Благодарю за приглашение. — Был ли Илин к вам гостеприимен? — спросил Гуанъяо. — Как обычно, — сказал Вэй Усянь, напоминая о своей связи с этим местом. — Люди клана Вэнь великодушны и заботятся обо мне, как о родном, так что я обосновался со всеми удобствами, несмотря на то, что земли Погребальных холмов так бесплодны. Су Шэ едва удержался, чтобы не зааплодировать: Вэй Усянь в точности знал, какой темы аккуратно избегал Гуанъяо, и немедленно её поднял. Он был здесь не для того, чтобы сдаться или лишить людей клана Вэнь своей защиты. Сейчас он обязывал окружающих принять тот факт, что он будет защищать их, несмотря ни на что. Как заносчиво с его стороны. Но это не будет иметь никакого значения. Со своего места за столом семьи Цинь, нежно улыбаясь Гуанъяо и каждому, кто подходил его поприветствовать, Су Шэ наблюдал за Вэй Усянем. На этот раз Вэй Усяню довелось увидеть Цзинь Лина (который действительно был на удивление милым ребёнком, учитывая, в какого паршивца он вырос), и ему даже разрешили подержать его. Кажется, юная госпожа Цзинь была вне себя от радости: человек, которого она считала семьёй, так счастливо поладил с её драгоценным ребёнком. Даже Цзинь Цзысюань улыбался, видя, какой расслабленной была жена. Цзян Ваньинь, моложе, чем когда Су Шэ видел его в последний раз, разговаривал с Вэй Усянем; они вместе развлекали ребёнка, и в воздухе почти не чувствовалось напряжения. Какая прелестная картина. Какая жалость... И где-то ближе к концу празднества это наконец случилось. Цзинь Цзысюань что-то сказал, Вэй Усянь в гневе огрызнулся... Они всегда терпеть друг друга не могли, да и Вэй Усянь после переезда на Погребальные холмы стал куда более ершистым. Спор всё разгорался, голоса звучали всё громче, так, что их было слышно по всему залу. Но совсем скоро Цзян Яньли и Цзян Ваньинь развели спорщиков по разным углам, чтобы они немного остыли. Ничего страшного. Су Шэ и не ожидал, что они устроят долгую сцену. Они повзрослели и знали, что сейчас за ними наблюдал весь заклинательский мир. Ему только и надо было, чтобы все увидели их ссору. Ночь тихо опустилась на Башню Кои и так же быстро схлынула. Су Шэ ни на мгновение не сомкнул глаз, но никто не заметит, какой усталой выглядит молодая госпожа Цзинь, — ни с тем сюрпризом, который он им подготовил. — Молодой господин Цзинь мёртв! Убит! Су Шэ даже не пришлось гадать, кого назначат главным подозреваемым.***
Цзинь Гуанъяо попросил руки Су Шэ через два месяца после того, как умер Вэй Усянь (был уничтожен: ни тела, ни погребения, ни траура). Цзинь Гуаншань дал своё благословение, и господин Цинь был более чем счастлив углубить связи с могущественным кланом Цзинь. (Су Шэ с готовностью согласился. Могло ли быть иначе?) — А-Су, — позвал Гуанъяо. — Ты счастлива? Су Шэ улыбнулся и кивнул. Как он мог быть несчастлив? — Потому что я счастлив, — сказал Гуанъяо. Су Шэ не смог определить, притворяется он или нет. — Я правда так рад стать твоим мужем. Никто, кроме тебя, мне не подошёл бы. Су Шэ почти захотелось расплакаться. Что же такого в Цинь Су, что так любит Гуанъяо? Красивое лицо? Нежный тихий голос? Упругое тело? Всё то, что Су Шэ неумышленно украл у настоящей Цинь Су? Или то, что эта версия Цинь Су без слов и объяснений столько знает о нём: о его желаниях, о его маленьких радостях? — Ты правда меня любишь? — спросил он, даже сам не понимая, что ожидает от этого вопроса. Кажется, его слова застали Гуанъяо врасплох, — Су Шэ понял, что он ещё не любит его. Неважно. И не надо. (Возможно, он на это не способен.) — Конечно, люблю, — помолчав, ответил Гуанъяо. — Ты добрая, нежная, и мне с тобой хорошо. Как я могу не любить тебя? Гуанъяо прильнул к нему, и Су Шэ почти потерял рассудок. Их губы встретились, и он не стал возражать. (Это не показалось таким уж неправильным.) В этой части Башни Кои было так тихо. А в этой комнате, такой знакомой по его двум жизням, были только они вдвоём с Гуанъяо. Могло случиться что угодно. Су Шэ понимал, что позволит случиться чему угодно. Гуанъяо спускался нежными поцелуями по его шее, осторожно, постоянно проверяя, всё ли ему нравится, и перед мысленным взором Су Шэ возник образ маленького мальчика: розовощекого, спелёнутого в клановые одежды Цзинь, точной копии своих прекрасных родителей, — и он вспомнил, как был на его похоронах, и тогда пришёл в себя. — Нет, — выпалил он, и Гуанъяо немедленно отстранился. Су Шэ слабым голосом продолжил: — Я не хочу. Прости.***
За несколько недель до свадьбы Су Шэ избавился от последней досадной помехи. Когда он впервые встретил Мо Сюаньюя, тот ему сразу не понравился. Мо Сюаньюй был хорош собой, как и Гуанъяо, умён, как и Гуанъяо, но больше практически ничего не выдавало в них родных по крови. Молчаливый и отстранённый, привыкший пялиться на незнакомых людей и, не стесняясь, прямо выражать обо всех своё мнение — неудивительно, что он никому не нравился. (Кроме, по какой-то богами проклятый причине, Гуанъяо, который, кажется, решил, что должен взять своего жуткого братца под крыло и посвятить во все их планы. Только когда он нашёл голову Чифэн-цзуня в кабинете Гуанъяо, тот пришёл в чувство и выгнал его, как следовало сделать ещё много лет назад. А кончилось всё тем, что он уничтожил все плоды тяжелого труда Гуанъяо, пожертвовав тело худшему кандидату, которого только можно было представить.) Столько проблем из-за бесталанного ублюдка, которому ещё и хватало наглости влюбиться в собственного брата. Когда Мо Сюаньюй не станет, не станет и никаких планов по возвращению Вэй Усяня из мёртвых, а значит и никаких дурацких игр в детективов с его драгоценным любовником Лань Ванцзи. Не будет никого, кто смог бы разоблачить или низвергнуть Гуанъяо. Су Шэ наконец-то сможет расслабиться. В то время у Цзинь Гуаншаня ещё даже не родилась гениальная идея притащить своего любимого ублюдка, чтобы угрожать единственному узаконенному сыну. Лучшего времени для исчезновения Мо Сюаньюя было не найти. Убийцы, которых он нанял, сработали быстро и не оставили никаких следов — не то чтобы это имело какое-то значение. Никто в мире не заметит и никому не будет дела до пропажи сына простолюдина, и меньше всех — его собственной семье. (Через несколько дней умерла от горя его мать, и Су Шэ не было жалко ни одного из них.) Теперь не осталось никого, кто выступал против Гуанъяо в их прошлой жизни.***
В ночь накануне свадьбы Су Шэ отыскал Гуанъяо. Стояла почти полная луна; было так поздно, что все, включая слуг, давно уснули. Су Шэ уже закончили подготавливать к завтрашней свадьбе, его волосы были расчёсаны до шелковистого блеска, чтобы наутро их легко было убрать в затейливую причёску. Он увидел Гуанъяо. Тот был такой же, как и всегда, весь золотой и прекрасный, но не такой блистательный, как обычно. Кто-то списал бы это на долгие ночи подготовки к свадьбе, но Су Шэ знал настоящую причину. Гуанъяо стоял у своих покоев, уставившись в одну точку. По нему сложно было сказать, что он потрясён, но Су Шэ знал правду. Его пальцы слегка подрагивали, и он не улыбался. Он даже не заметил, как Су Шэ к нему подошёл. — Что случилось? — как можно нежнее спросил он. Ему уже были известны отвратительные подробности, ужасающая история жизни Цинь Су, но ему надо было услышать их от Гуанъяо. Гуанъяо должен полностью доверять ему. Услышав вопрос, Гуанъяо вздрогнул и резко развернулся. — А-Су! Ты напугала меня, — с улыбкой сказал он. Он смотрел куда угодно, только не на свою будущую жену. — Хочешь войти? Су Шэ понимал, что меньше всего Гуанъяо хочет, чтобы он согласился. Тем не менее он позволил провести себя внутрь. Всё проще выудить из него правду. — Ты в порядке? — Да, конечно? С чего мне быть не в порядке? — Я слышала, к тебе приходила матушка. Она что-нибудь тебе сказала? Ты весь дрожишь. Тишина. «Ты должен рассказать мне, ты должен мне довериться. Пожалуйста». — Дело в свадьбе? Гуанъяо только опустил взгляд, уставившись на собственные руки, от потрясения и отвращения он даже не мог притворяться. По истечении, казалось, вечности он медленно кивнул, как висельник, засовывающий голову в петлю. Су Шэ взял его руки в свои. — Ты можешь сказать мне. Что бы это ни было. Ты знаешь, я не осужу тебя. «Пожалуйста, скажи мне. Ты можешь мне доверять». — Твоя мать проделала весь этот путь, — сказал Гуанъяо и прерывисто вдохнул. По его лицу разливались боль и стыд, и видеть это было настолько невыносимо, что Су Шэ почти решил остановить его, не заставлять произносить вслух. Но он знал, что некоторые вещи должны быть сказаны. — Она проделала весь этот путь, чтобы рассказать кое-что о... нас. — Что она рассказала?***
Брат и сестра. «И это значит, мы не сможем пожениться!» Направляясь в пиршественный зал, Су Шэ поправил красные одежды. На нём было столько макияжа, что он не узнавал себя в зеркало. Его немного потряхивало. Все гости смотрели на него, восхищались им, завидовали ему. И им стоило бы! Су Шэ никогда раньше не завидовали, и теперь он наслаждался этим ощущением. «Кто сказал, что мы не сможем пожениться?» «Небеса. Закон. Общество. Если кто-то о нас узнает, мы с тобой будем обречены. Особенно ты. Ни твой отец, ни я не сможем тебя защитить». Гуанъяо так шёл красный — не кровавый красный, расцветший из его руки и груди в последний раз, когда Су Шэ видел его в храме Гуаньинь, не бело-красный одежд клана Вэнь, в которые он годами облачался, работая под прикрытием, но свадебный красный. Когда они подошли друг к другу достаточно близко, чтобы встретиться взглядами, он улыбнулся Су Шэ. «Никто не узнает». Су Шэ позволил Цзинь Гуанъяо взять себя за руку. Один поклон небесам. («Пожалуйста, боги... кто-нибудь там, кто может меня услышать...») Один — родителям и старейшинам; глядя на лицо Цзинь Гуаншаня, Су Шэ вспомнил об ещё одной помехе, от которой ему предстояло избавиться. Но возможно, он оставит его Гуанъяо. Один — друг другу. («Позвольте мне найти его»).Эпилог
— Вы можете пойти со мной. Су Шэ помнил их первый разговор с Цзинь Гуанъяо, как ребёнок, цепляющийся за первые воспоминания. Что-то мелкое, незначительное, обыденное, но запомнившееся на всю жизнь — и всё, что было прежде, растворилось, будто никогда его и не было. Это было его любимое воспоминание... Его молодая, более робкая версия сжалась от страха перед облачённым в золото мужчиной, который, задрав нос, смотрел на него сверху вниз. Все вокруг не сводили с него глаз. В нескольких шагах Лань Сичэнь и Лань Ванцзи, высокомерные нефриты клана Гусу Лань, смеряли его презрительными взглядами, будто он был каким-то мусором. Стоящие за Цзинь Цзысюнем слуги и заклинатели хихикали над ним — будто он был слишком незначителен, недостаточно влиятелен, чтобы ступать по одной дороге с их молодым господином! Он давил в себе в равной мере гнев и унижение. А затем недружелюбные лица расступились, и появился он. — Пути Башни Кои могут быть довольно запутанны. В том, что вы заблудились, нет вашей вины, молодой господин Су. Вы можете пойти со мной. Цзинь Гуанъяо, Ляньфан-цзунь. Свежеиспечённый сын клана Цзинь, герой войны, один из Достопочтенной троицы, во плоти. Он был по меньшей мере на голову ниже Су Шэ и всех остальных в комнате, но, казалось, это его вовсе не смущало. У него было утончённое лицо, нежная улыбка смягчала острые черты, обычные для клана Цзинь. И это человек, убивший Вэнь Жозаня? Шпион, уничтоживший клан Вэнь изнутри? Он выглядел таким... добрым. В нём не чувствовалось ни малейшей хитрости или опасности. Су Шэ обычно презирал подобных ему людей: выскочек, высокомерных молодых господ, считающих себя выше других. Но... — Вы меня знаете? В Башне Кои было полно таких людей, как Су Шэ, — безвестных, незначительных заклинателей, ищущих признания самого влиятельного клана того времени. Никто даже не удостоил Су Шэ взглядом. Цзинь Гуанъяо обратил к нему свою улыбку, и всё, что Су Шэ думал о таких, как он, развеялось в ничто. — Конечно, знаю, — ответил Цзинь Гуанъяо. — Почему нет? В заклинательском мире только рождённые во власти могли получить какое-то общественное признание или уважение. Су Шэ, рождённому ни с чем, никогда не доставалось ни того, ни другого. Он ненавидел за это весь мир. Почему бы и нет? Таких людей, как Лань Ванцзи, превозносили до небес и раболепствовали перед ними, несмотря на их высокомерие, холодность и неприветливость. И в то же время сам Су Шэ всю жизнь без устали работал, чтобы заслужить одобрение и похвалу, но его всегда отставляли в сторону, осмеивали или игнорировали. Но неожиданно всё изменилось. Кто-то приветствовал его, признал его. Цзинь Гуанъяо, герой и влиятельный господин в своём праве, после одной единственной встречи запомнил его имя и лицо! Он даже пошёл на то, чтобы расхвалить его под взглядами всех этих высокопоставленных заклинателей. И он спас его: от неловкости, в которой он тонул, и от всех этих пристальных взглядов. Он увёл Су Шэ от толпы, к отведённому ему месту, и всю дорогу непринуждённо беседовал с ним. В тот день Цзинь Гуанъяо спас его. Су Шэ хранил это воспоминание, будто оно было единственным в его жизни. Он грезил им, как далёкой прекрасной фантазией. Люди могут сколько угодно потешаться и презирать его за то, что из-за такой малости он посвятил всю свою жизнь Цзинь Гуанъяо. Что они понимают? Никогда целый мир не относился к ним как к грязи, никто не считал их ущербными только из-за обстоятельств их рождения! Цзинь Гуанъяо смотрел на него сквозь них — и видел в нём талант, и преданность, и его самого. В чём-то он был похож на Су Шэ, презираемый столь многими и опасающийся целого мира, но он был умнее, прозорливее, добрее. Как мог Су Шэ не посвятить ему всего себя? Как мог кто угодно не посвятить ему всего себя? Цзинь Гуанъяо был прекрасен, как нежный золотистый цветок, и мудр, как почтенный учёный муж. Он сражался, как могучий воин, и спал, как невинный младенец. Он пытался быть всем для каждого: другом, слугой, лидером, — но все они принижали и отвергали его только из-за обстоятельств его рождения. Только для Су Шэ он стал всем: другом, господином, спасителем. Только Су Шэ был и всегда будет верен ему. А кто ещё у него есть? Сюэ Ян, не способный ни на преданность, ни на любовь? Мо Сюаньюй, ненадёжный и не заслуживающий доверия? Или Лань Сичэнь, в конце концов осудивший его так же решительно, как и когда-то Не Минцзюэ? У Су Шэ был только Цзинь Гуанъяо, а у Цзинь Гуанъяо был только Су Шэ. Так что Су Шэ всегда будет рядом, на его стороне. Во что бы то ни стало и чего бы это ни стоило. Пока он нужен Цзинь Гуанъяо.