Лягушонок, Мартышка и Змей

31 декабря 1926 года Селестина Маркони неторопливо шла по улицам Лондона. Обычно на прогулку она брала и малютку Джильмо. Но сегодня погода не располагала к прогулкам. Было очень холодно и снежно. Селестина боялась: ее двухлетний сын заболеет. За малышом Джильмо присматривала няня — старая француженка Фантина, которая присматривала еще за Селестиной и ее старшими сестрами. Селестина была любимицей Фантины. Своих детей у старой няни не осталось — трое ее сыновей умерло во младенчестве, а Жак, которому посчастливилось дожить до совершеннолетия, погиб на войне. Фантина любила Джильмо как родного внука, а малыш с простотой двухлетки считал Фантину своей бабушкой. Ты убила нашу мать. Можешь себя поздравить, ma chère sœur.* У maman всегда было слабое сердце, особенно после гибели Луи. А ты решила ее добить, сбежав из дома с неотесанным деревенщиной. Bravo, mia stupida sorella.*** Селестина вздохнула. Ах, если бы ее любимый старший брат Луиджи был бы с ней. Он бы точно не отдал сестру в обиду. Ей не пришлось бы сбегать из дома. Боб, милый Боб спас ее от плохих людей. Без него Селестина, возможно, бы была мертва. Селестина Маркони до девятнадцати лет не знала внешний мир. Ее воспитывали родители, как тепличный цветок. Из-за хрупкого здоровья Селестина училась дома, в то время, как две старшие ее сестры Бьянка и Виолетта проводили большую часть года в пансионе. Когда Селестине исполнилось пятнадцать лет, ее родители покинули Италию. Сердце Селестины осталось в Риме. А еще Селестина очень тосковала по Франческо — ее другу детства. От Франческо всегда пахло масляными красками, он так интересно рассказывал о художниках эпохи Возрождения или стилях в живописи, а младшая сестра Франческо Нина играла на скрипке и пекла очень вкусное печенье на Рождество. Ты убила нашу мать… Селестина ускорилась. Она не могла поверить, что мама была мертва. Селестина не была в близких отношениях с матерью. Гораздо ближе у нее были отношения с фройляйн Еленой — гувернанткой, молодой и улыбчивой девушкой, обучающей трех сестер французскому и немецкому. Елена знала много интересных историй, которые с удовольствием рассказывала. А еще Елена играла на пианино и учила играть на нем маленькую Селестину — эта мечтательная и ласковая девочка очень любила учиться. Селестина была прилежной ученицей, но, видимо, плохой дочерью. Селестина всегда немного боялась своей матери. Мама была строгой. Маленькой Селестине не хватало ее любви. Селестине так хотелось, чтобы мама ее обнимала и целовала, играла с ней. Но родители никогда не уделяли младшей дочери много времени. Зато с Селестиной любил возиться Луиджи — старший брат, умный, начитанный, мечтавший о путешествиях по всему миру. Селестина любила пробираться к нему в спальню и засыпать в кровати брата под рассказы о Древнем Египте, фараонах, мумиях, древнеегипетских божествах и, конечно, рассказы об археологических экспедициях. Луиджи мечтал стать археологом и поехать на раскопки в Египет, ну, или хотя бы для начала поработать сотрудником в одном из музеев Каира. Луиджи никогда не выгонял из своей спальни младшую сестру, позволял ей засыпать вместе с ним в одной кровати, хотя маме никогда не нравилось их слишком близкое общение. Луиджи, в отличие от младшей сестры, никогда не боялся вызвать недовольство у родителей, а еще он был целеустремленным красивым юношей, смело идущим навстречу мечте. Луиджи умер в двадцать два года в Северной Африке от малярии из-за укуса самого обыкновенного комара. Египет — земля, которую он так мечтал повидать. Эта земля и убила его. А потом вся семья переехала в Англию, где и встретила войну. Три сестры вместе с матерью молились и вязали для солдат носки, варежки. А Бьянка даже работала сестрой милосердия в одном из лондонских госпиталей. Селестина не любила Лондон. Этот город всегда казался очень мрачным, не то что родная солнечная Венеция с ее гондолами, мостами и каналами — город-мечта, город-сказка. Теперь Селестина оказалась совсем одна, в чужой стране с трудным языком и никто из близких, ни отец, ни сестры ей не помогут. Селестина Маркони — замужняя молодая женщина. У нее есть сын — маленькое молчаливое солнышко, копия ее самой. Фантина здорово ей помогает. А Боб — хороший и понимающий муж, которого ей так совестно обманывать. У maman всегда было слабое сердце Селестина помотала головой, прибавила шаг. Она хотела выбросить жестокое письмо от сестры из головы, сжечь его в камине, но отчего-то не могла, поэтому и вышла на прогулку, чтобы избавить голову от лишних мыслей. Правда, это была не прогулка, а больше мучение. Было холодно, падал снег. Ни один из уличных фонарей не горел. Селестина давно бы ушла домой, в тепло. Ей следовало уйти домой. Малютка Джильмо проснется, начнет беспокоится, проситься к маме. Только вот Селестина не могла уйти домой. Ее будто что-то удерживало. Магия. Селестина только улыбнулась. Магия — какое нелепое слово. — Помогите, — неожиданно услышала Селестина чью-то просьбу, нет, пожалуй, даже мольбу. — Леди, помогите, пожалуйста. Молодая женщина обернулась и увидела ее девушку (женщину?), которая молила о помощи и стонала от боли. Незнакомка была очень легко одета, непозволительно легко для такого холода, в нечто, напоминающее то ли балахон, то ли мантию. А еще незнакомка держалась за подозрительно большой живот. Бедняжка была беременна и, похоже, собралась рожать. — Mio dio*, — только и смогла прошептать пораженная Селестина. — Мисс, миссис, andra ' tutto bene. От волнения Селестина позабыла все знакомые английские слова и перешла на более родной и привычный для нее итальянский язык. Но незнакомку, казалось, не волновал тот факт, что к ней обращались на незнакомом языке. Бедняжка была слишком измучена и ничего не соображала от боли. Она бы упала на снег, если бы Селестина не подхватила ее. Девушка (Селестина смогла вблизи разглядеть, что это была девушка) оказалось очень легкой, наверняка много голодала. — Мерлин, как же больно, — прошептала несчастная. — Andra ' tutto bene, — повторила Селестина, нервничая, о фольклорных персонажах она пока решила не думать — было не до того. — Puoi andare? — спросила Селестина. — Pouvez-vous y aller maintenant? — задала она тот же вопрос на французском языке — как назло подходящие слову английские слова выветрились из памяти. Незнакомка не отвечала, а только стонала, схватившись за живот. Селестина расстегнула шубку, прижала девушку к себе, натянула перчатки на ее заледеневшие пальцы. Стало гораздо холоднее, но Селестина не могла бросить юную бродяжку в беде. Шубка теперь накрывала их двоих. Оставалось дойти до места, где им обеим могли бы помочь. Селестина шла вперед по тихой ночной улице без единого случайного прохожего, который мог бы помочь. Она прижимала к себе беременную бродяжку, неуверенно стоявшую на ногах и спотыкавшуюся порой. Но Селестина заботливо поддерживала девушку и не давала ей упасть. Ночь обещала быть незабываемой.