can't get over you

Мутно-оранжевый свет уличных фонарей пробирается в прокуренную комнату и ложится на противоположную стену неровными прямоугольниками, освещая выцветшие странички из старых журналов с рок исполнителями и мазню Матсукавы аэрозольной краской. Маки смотрит на это какое-то время, криво улыбаясь, и откидывает голову на спинку дивана. Сизые струйки дыма выходят из его носа и тянутся к низким потолкам. С его настольной лампы, у которой уже года три поломано крепление, грушей свисает цветная лампочка на беспроводном управлении. Комната окрашена в ультрамарин. Яркие блики на скулах Матсуна окрашены в ультрамарин, и зубы, когда он скалится, включая клипы die antwoord – тоже. Он протягивает Маки косяк смешанный с жасмином и ромашками, а сам забивает бонг. Маки говорит, что от бонга горло дерет нещадно. — Тогда… МакДонах или Тарантино? — Ну ты загнул… — Ханамаки лениво поворачивается в сторону голоса. — «Залечь на дно в Брюгге» такой тоскливый, что я понадеялся на сцены с войной, о которой говорил карлик. — Хорошо. А… Линч или Хичкок? Розововолосый закатывает глаза, вздыхая. Накуренного Матсукаву тянет на разговоры, а Маки бы просто включить что-нибудь по типу alt-j и безвольно качаться от надвигающихся волн мелодии, словно в открытом море. У Маки, к слову, морская болезнь. — Ну? — Матсукава спрашивает, одновременно выпуская дым, из-за чего его голос смешно садится. Он звучно прокашливается, отворачиваясь в сторону. Когда приступ кашля заканчивается, он принимает прежнее положение, прочищая горло, и смотрит на Маки. Его глаза полуприкрыты, и привычный скучающий вид становится еще более скучающим. Радужка подернута дымкой, а уголки губ не скрывают веселье. Ханамаки засматривается, думая о том, что если сейчас он его поцелует, либо получит в глаз, либо это вообще не воспримут всерьез. Он однажды целовался с Ойкавой например, когда градус затуманил здравый смысл и намеки на приличие, правда, Иваизуми не разговаривал с ним еще неделю после этого. Маки смотрит на эти смешные брови, смешную прическу и уши, и в целом лицо у Матсукавы кажется смешным. Похоже на ситуации, когда психика Такахиро решает принимать все печальное и травмирующее за самую смешную штуку года. Шутка в том, что он влюблен в придурка с пубертатными шрамами на лице и двухдневной щетиной, сидящего в белой футболке с непонятными пятнами похожими на краску, кетчуп и кофе. Главная шутка в том, что они друг друга на дух не переносили, но в некоторых обстоятельствах со временем даже ненавистные вещи становятся привлекательными. Самая смешная шутка года: как-то раз Ханамаки чисто случайно спалил хату Иссея. Последствия наглядно: они накуриваются травкой от недодоктора, сидя на допотопном диване с ярко-салатовой обивкой. В однокомнатной квартире Такахиро: два футона, два стула и два набора необходимой посуды, все остальное – по одному экземпляру. Матсукава оказывается на редкость прилежным и чистоплотным сожителем, и Маки от этого становится не по себе, поэтому время от времени даже он расчищает (перебирает) свои вещи, расположенные в самых неожиданных для них местах. Матсукава говорит, что живет в ходячем замке, вот только не с Хаулом, а с Кальцифером. Ханамаки спалил его квартиру, и теперь они живут вместе. Чтобы в итоге не перегрызть друг другу глотки, после тщетных попыток делить абсурдно маленькое пространство изолентой, они решили обратиться за профессиональной помощью. И Ойкава послал их к знакомому из редакции университетской газеты. Акааши, занимающийся спортивной журналистикой, провел с ними парный сеанс в комнате общежития. Он сказал, что технику, которую они попробуют обычно используют супружеские пары, состоящие в браке по расчету. Сказал, что, на самом деле, нужно время привыкнуть, но если времени нет, и ситуация может принять летальный исход, проработать проблему вместо того, чтобы ее игнорировать – единственный вариант. А еще со всего потока психологического факультета, он единственный отличается некой аутентичностью. Дело в том, что он называет вещи своими именами, и когда дело доходит до дерьма, он говорит, что это дерьмо. Или когда у человека нет сил это дерьмо решать, он не говорит что-то о стараниях и желании, а говорит что нужно это пережить и станет немного лучше. Акааши верит, что поддержка в том виде, в котором ее принято подавать балует людей. — Я испортил ему выставку, а он мою экзаменационку, — пожимает плечами Такахиро. — Все начиналось с самого заурядного соперничества. — Даже старик Ирихата сказал нам найти соперника, чтобы в итоге он стал лучшим другом. С последним у нас не очень получилось, наверное, в этом вся загвоздка. — Он спалил мою квартиру, — губы Матсукавы изгибаются в нездоровой ухмылке. — Я спалил его квартиру, — Маки задумывается ненадолго перед тем, как продолжить. — Но, между прочим, я тогда и твою тощую задницу спас. — Ты вот серьезно сейчас? — Матсукава поворачивается к розовой макушке, приподнимая бровь, а Акааши осаждает их строгим взглядом, но только чтобы не разводить базар в приемной. — И ничего не тощая! — Шипит Иссей, замолкая, когда Кейджи негромко кашляет в кулак. — И что было дальше? — Дальше моя страховая оплатила нанесенный ущерб, — на последнем слове он покосил глаза в сторону Такахиро. — Повезло, что огонь не распространился на соседние квартиры. А потом я переехал в каморку Поттера. — Я требую хоть каплю уважения! — Разве я соврал? Эта квартира меня имеет! Мне даже руки некуда деть, не то что ноги… Акааши прокашливается еще раз, до того, как Ханамаки начинает рычать. — Думаю, вам бы не помешало поговорить. Знаете, по-человечески, не как сейчас. Практически в одну и ту же секунду Такахиро и Иссей складывают руки на груди, фыркая. — Слушайте до конца, не перебивая. Скажите вслух все, что думаете. — Я думаю, что он козел, — высказывается Маки и мычит, когда получает локтем в ребра. — Расскажите о какой-нибудь неловкой ситуации, в которой вы оказались, какой-нибудь секрет. Выйдите из зоны комфорта, и это вас сплотит. И договаривайтесь с помощью языка, а не рукоприкладства, — он смотрит на Матсукаву. — Почему только я теперь абьюзер? — Он в удивлении приподнимает брови, наклоняясь вперед, но через секунду, снова облокачивается на спинку дивана, скрещивая руки. — И вообще, идея отстойная, — Иссей ковыряет пальцем в ухе, после потирая его о клетчатую рубашку Такахиро. Тот шлепает его по руке, показывает на него большим пальцем и говорит: — Я понятия не имею, как с ним разговаривать. Акааши поправляет очки двумя пальцами и тяжело выдыхает. На языке крутится много вопросов, но он уверен, что с этим им необходимо разобраться самим. Он поднимается с кресла и идет в сторону комода с васильками в вазе. — Какой у вас бюджет?

***

— Черт, этот чувак реально умеет зарабатывать, — Маки рыщет по карманам, собирая мелочь на проезд. — Он самый ахуевший психолог, которого я когда-либо видел. В смысле… он по-своему крут, но у него… — Специфический подход. — Именно. Слушай, у нас хоть еда есть? — Матсукава натягивает капюшон и смотрит в глаза. Последние солнечные лучи застревают на его лице, очерчивая скулы и впадинку под нижней губой. Ханамаки не видел еще ни одного человека, который бы выглядел так же красиво под закатом. — Чего застыл? — Рамен пойдет? Иссей улыбается, кивая, и заходит в автобус первым. По итогу, к этому вечеру у них есть советы для бедолаг в браке по расчету и четыре грамма дури. — Ты меня постоянно игнорируешь, не замечал? — Ханамаки вдупляет в экран, который только что поменял цветовой спектр дисплея, настраиваясь на ночной режим. — Че? — Маки вроде не слышал вопрос, и даже если бы услышал, не уловил бы суть. — Проехали. — Разве мы не должны открыться друг другу или типа того? — Ты со мной не разговариваешь, — Такахиро слышит бульканье воды и характерный запах после этих слов. — Не о фильмах, — он тяжело выдыхает вместе с дымом. — Да знаю, ну… — Матсун мнется, поднимая взгляд к потолку. — Я считаю, что цвет у этого дивана просто отвратительный. — Эй! — Нет, правда. Прям ядерный понос какой-то, — он довольно улыбается, когда Маки морщит лицо. — Еще я думаю, что ты живешь в свинарнике, — говорит Иссей, осматривая комнату. — Мы. — Мы живем в свинарнике. — Еще надумал чего-нибудь? — интересуется Маки, приподнимая левую бровь и наклоняя голову вбок. — Я думаю, что ты редкостный урод и совершенно не умеешь проигрывать. — Да у нас одни и те же мысли! Совместная жизнь правда дает свои плоды. Матсукава смотрит в сторону, складывая ладони в замок, и замирает на какое-то время. Повисает тишина, и Маки не осмеливается ее нарушить. Он снова откидывает голову на спинку своего любимого дивана и думает о том, какая тупая ситуация сложилась, и какие они тупые раз сидят тут и элементарно не могут поговорить. Маки не умеет разговаривать без иронии и сарказма, и он уверен, Иссей тоже на такое физически мало способен. Экран ноутбука автоматически гаснет, с ним затихает фоновая музыка, и единственным источником звука остаются настенные часы со свинкой пеппой, у которой стрелки выходят из ее правого глаза. Маки показалось это забавным и ему пришлось играть за них в «камень, ножницы, бумага» с Ойкавой. Маки, к слову, мастер в «камень, ножницы, бумага». Единственный, кто его когда-либо побеждал, сидит слева от него таком же смиренном молчании. — Ива сказал, что у нас намного больше общего, чем кажется, — аккуратно подает голос Такахиро. — Вероятно из-за этого мы терпеть друг друга не можем, — после долгого молчания его голос отдает хрипотой. Матсукава задумывается, немного хмурясь. — Ты ненавидишь себя? Такахиро поджимает губы, прикусывая щеку изнутри, и уводит взгляд в другую сторону, а Матсукава – на каждую выпирающую костяшку на его теле. Ханамаки определенно не ненавидит себя. Может только чуть-чуть. — Это слишком? — Что-то в тоне Иссея начинает настораживать. — Прости. Ханамаки немного передергивает от извинений. Матсун не извинялся с тех пор, как, действительно, случайно разбил его телефон. То есть, подтолкнул он его не случайно, но не ожидал, что телефон так легко выскользнет из рук Такахиро. Маки извинялся один раз, когда, действительно, случайно поджег его квартиру. Он хмыкает, прочищая горло, прежде чем сказать: — Нет… это, наверное, и есть «выйти из зоны комфорта», — он возится с сережкой в левом ухе, подыскивая подходящие слова, — я не уверен… точнее, я не помню? — Матсукава смотрит проницательно и кажется, не дышит, чтобы уловить каждое слово. — Это вроде привычного состояния, ну знаешь, эта ненависть. — На твоем месте я бы тоже себя ненавидел, — он говорит это без какой-либо неприязни и улыбается. Маки посмеивается, немного подавленно и хрипловато, но все еще искренне. На самом деле, если бы Матсун ответил чем-то серьезным с жалостливым лицом, Маки бы подрался с ним сейчас же. Они снова погружаются в тишину, и маленький огонек на кончике закрутки потухает. Ханамаки ищет глазами зажигалку и находит ее перед своим лицом – в руках Иссея. — Еще я думаю, тебе нельзя доверять огнеопасные предметы. — Заткнись, придурок, — бурчит Маки без особой злобы, прикуривая двумя маленькими затяжками. Матсукава рассматривает холсты на полу, на стенах, на, бог знает, как, потолке, и вздыхает почти с восторгом. — У тебя замечательные работы, ты знаешь? — Вопрос выходит тихим, таким будто ему пришлось вспороть грудную клетку, чтобы вытащить эти слова из себя. — Да? Мне казалось они, как же там было… — Такахиро подносит руку к лицу, постукивая указательным пальцем по щеке, — скучные, дилетантские, низкосортные, безобразные, ничем не выделяющиеся высеры профана, который старается слишком сильно. — У тебя хорошая память, — Иссей качает головой. — Еще какая. — Но они правда восхитительные. Настолько, что мне не оставалось ничего, кроме зависти. — Матсукава… — он хмурится, поворачиваясь к темноволосому всем телом. — Ты серьезно? Он кивает, не отрывая взгляда от своих ногтей, окрашенных в глубокий сливовый цвет. Маки издает болезненный смешок, потому что его ситуация хуже раз в десять, а еще он понимает, что они и правда два идиота. Он подтягивает колени к груди, обхватывая руками в кольцо, и наклоняет голову. Сначала было правда тяжко. Так тяжко, что временами Ханамаки запирался в толчке от отчаяния, когда Матсукава решил походить полуголым в его доме. Охрененно красивый, высокий и со всеми своими кубиками, бицепсами и прочими выпуклостями. Или когда он подходил слишком близко, и Маки чувствовал запах его тела. Запах пота смешанный с едкой вонью разбавителя, еще с льняным маслом и ароматом пачули. Смесь получается довольно своеобразная, но коленки все равно подкашивает. На самом деле, Матсукава вкусно готовит, и Маки нравится, когда он напевает старые песни вполголоса, пока чем-то занят. Он мило дует губы, если сильно сосредотачивается на работе, и смотрит сай-фай, когда не может уснуть. Иногда у них выходит поболтать о том, какой Ойкава придурошный и постебаться над его аккаунтом в инстаграме, иногда они говорят о каких-нибудь течениях в современном искусстве, почти без колкостей, но только если они оба изрядно вымотались. В усталости Матсукава особенно красивый. Тихий, безмятежный, сидящий на табуретке в цветастых шортах и раскуривающий ванильный табак с засушенной лавандой. На самом деле, Матсукава понравился ему с первого дня их знакомства. — Что-то пошло не так, — высказывается Ханамаки. Иссей бросает на него взгляд, ожидая продолжения, но спустя полминуты теряет надежду. — Наверное, срать друг другу в тапки – плохая привычка. — Это была исключительно... самозащита, — Такахиро говорит тихо, выдыхая со словами. — Что ты имеешь в виду? — Иссей слегка хмурится и тянет два пальца вперед, выуживая косяк из чужих рук. — Я не знаю, как по-другому реагировать на агрессию. — Ох. — Как тебе такая неловкая ситуация, — Ханамаки поворачивается всем телом в сторону соседа, собирая в кучку все жалкое подобие на храбрость, что в нем есть. — Есть один парень, который очень сильно мне нравится. Он постоянно язвит и пытается как-то меня ранить, и без особого выбора я делаю тоже самое, иногда это весело и, кажется, я бы не смог без этого жить, а иногда это набирает критические обороты… Однажды после пятничной вписки из-за меня он остался без квартиры, и теперь он ненавидит меня еще больше. Такахиро ловит широко раскрытые глаза Иссея даже сквозь пелену дыма. Тот кашляет в локоть, стирая этот эфемерный барьер, размахивая ладонью. Ханамаки хочет убежать в туалет. — Он тебя не ненавидит, — может ему это показалось, но Матсукава немного сократил расстояние между ними. Может на сантиметр, сидя на этом диване, а может на целую милю одной фразой. — Он восхищается тобой, твоим усердием и старательностью, и этот придурок страшно завидует, даже не всегда замечая, что во всей толпе третьекурсников ищет только розовую макушку. Когда у парня каким-то чудом вышло отбить место на выставке, он надеялся на какое-нибудь одобрение, на признание... Он подумал, что если у него получится с выставкой, то точно появится шанс на… — Иссей мнется и, закрывая глаза, продолжает, — свидание. — Я испортил ему выставку… боже, — Ханамаки прячет голову в руках, хныча. Ему становится очень смешно. — Парень тоже много чего тебе попортил, и это все превратилось в бессмысленную цепную реакцию, — Маки начинает выть, и Матсукава не может сдержать улыбку. — Еще я слышал, что этот красавчик с густыми бровями и крутецким телом до смерти хочет тебя поцеловать. А еще ему очень жаль. Ханамаки поднимает голову и смотрит с недоверием, скользит взглядом по лицу в поисках какого-либо подвоха. Он хмурится и поджимает губы, чувствуя, что такого в бардаке в его голове еще никогда не было. Довольно неловкая ситуация, это да. — Если ты сейчас шутишь, я сброшу тебя с окна, — явно угрожает Такахиро и не сопротивляется, когда Иссей двигается вперед и, почти нависая над ним, улыбается. И боже, Ханамаки готов умереть за эту улыбку. Поцелуй выходит нерасторопным, таким, будто они помалу пробуют друг друга на вкус. Маки цепляется за плечи, истомно выдыхая, когда чувствует чужой язык у себя во рту. Шея Иссея горит, обжигая холодные ладони Такахиро, а ресницы щекочут лицо. — Кажется, Док был прав, когда говорил что-то про язык и взаимопонимание, — Матсукава отстраняется, опаляя горячим дыханием его губы. Маки закатывает глаза, ворча о невыносимости, и притягивает за загривок к себе, вплетая пальцы в кучерявые волосы.

***

— Акааши, верни все как было, — Ойкава выглядит крайне встревоженным, когда врывается в его комнату. — Что? — Эти ненормальные… я даже не подумал, что теперь, когда они вместе, весь переизбыток издевок будет сыпаться на меня! На меня! Я… — Ойкава выдыхает, успокаиваясь, — ведь я, как самый заботливый друг и добродушный человек в целом, свел их, а они… — Акааши подходит к нему, хлопает по плечу, сочувственно улыбаясь. — Я видел на что они способны, да-а, дерьмово дело. Но ты не расстраивайся, можешь записаться ко мне на прием. — Прекрати притворяться психологом, это уже пугает. Как тебе вообще это удалось? — Я прочитал пару форумов… Кстати твои друзья раскрутили меня, как нечего делать, я теперь пользуюсь популярностью, — Кейджи задумывается, поправляя очки. — Может мне профиль поменять? Тоору возвращается к воркующим друзьям еще более удрученным, в тот момент, когда они целуются. Маки шепчет что-то в губы Иссею, после чего они оба начинают смеяться. Матсукава водит кончиком носа по изгибу шеи Хиро, и Ойкава уверен, говорит что-то мерзкое по типу: «Ты пахнешь цветами». Он смотрит на то, какие они довольные и счастливые, и все таки не может не улыбнуться.