нож сложить — и мне

пока он спешно занимается организацией побега — нет времени думать, почему именно мексика; там — старые налаженные связи. поддельные паспорта, четыре границы, серега под транквилизаторами под боком — сделать документы на «инвалида» не так уж и сложно. им просто надо залечь на дно. ему надо увезти и спрятать серого, а с остальным он разберётся потом. осознание накрывает, когда они въезжают в эль-наранхо — слишком знакомая ржавая табличка на въезде. они все здесь похожи. машину трясёт. пахнет пылью и жарой, кто-то жарит рыбу — несмотря на отсутствие ветра, запах достаточно чёткий. олег прикрывает глаза — солнце бьет по векам: «поварёшкин, я тебя прошу, не могу жрать больше рыбу и это ебучее авокадо» «я бы почку продал за сковородку картошки» олег уже и не помнит, где именно он тогда все-таки достал дурацкую картошку — местную, кстати, розоватую и мелкую — зато помнит широкую ухмылку. помнит разделённую на двоих «сковородку картошки». он снимает деревянный домик, ветхий снаружи настолько, что может показаться, будто он вовсе не жилой — тем лучше. внутри — скрипучие полы, простая утварь. плотные занавески. спрятанная под половицей беретта. жук на облупившемся подоконнике. две комнаты — серегу он запирает в одной из них, уложив на матрас и оставив воды. скоро начнутся отходняки. две недели из прошлой жизни он провёл почти в таком же доме, только комната была на двоих одна — и два матраса на полу. (довольно быстро превратившихся в одно большое лежбище: «волчик, да у нас же просто президентский люкс») ночью он выходит покурить, доски неизменно скрипят под босыми ногами, дневная жара едва ли спала. по виску сползает капелька пота; он надрывно кашляет, когда затягивается. «бросал бы, волчик» самокрутка, вопреки, была одна на двоих. выдыхает едкий дым в чёрное-звёздное. темно, хоть глаза выколи — «плановое» отключение электричества почти по всей канделарии. спокойная жизнь вынужденного затишья им тогда быстро надоела — впрочем, дракону было скучно везде, где нет взрывов. он зачем-то решает «подтянуть» олеговы навыки ближнего боя. «вад, я вообще-то к тебе прямиком из спецназа» «в спецназе такому не учат, легыч, уж поверь» «бей левой, выиграешь в неожиданности» горячие ладони на плечах — «локоть выше. вот так.» «не сдерживайся, твою мать, тут на тебя рапорт никто не напишет» синяк на скуле. широкая ухмылка: «есть все-таки, чему поучиться, а?» поцелуй на скуле. «волчик», «олег», «олежа» жарким шепотом в ухо. где-то пискляво плачет луговая собачка — олег почти вздрагивает. затягивается уже второй. саднят продырявленные лёгкие. он часто рассказывал местные легенды — у них тогда, на севере страны, ночами иногда отчётливо слышался высокий тоскливый вой. олег помнит, что местные верят, будто койоты образовались из праха несчастного Пайя. олег теперь сам готов завыть. спустя пару дней вад переходит на ножевой бой. «руками машешь, как мельница» — ухмыляется. «раз такой умник, то сам покажи» нож из его рук выбивается всего двумя приемами. ладонь накрывает его руку: «кисть расслабь, импульс от плеча» у олега почему-то бегут мурашки вдоль позвоночника. вад близко, очень близко, он горячий, и взгляд у него… «не так. нож сложить — и мне, сам отошёл и смотри». вад показывает. олег не может оторвать взгляда. после они все-таки находят губы друг друга — спасибо не то мескалю, не то черт знает чему ещё. можно слизать соленые капли с контуров цветастой татуировки. можно хрипло стонать в голос. можно сжимать продавленный матрас до побелевших костяшек. где-то в доме скрипит пол и стонет разумовский. олег, затушив сигарету о дверной косяк, возвращается.