***
Арсений проснулся на следующий день с жутчайшей головной болью. Кажется, они вчера все же перебрали с виски («Вискарем!», как назвал бы его Антон). И, кажется, вчера они выходили из самолета в обнимку. Гейской душе Арсения, привыкшей скрываться и сидеть в тени, тут же стало страшно за себя родимую, но успокоить ее удалось быстро — все же в России объятия двух мужчин считаются душевностью, а не гейством, если оба партнера пьяны в стельку. А то, что не иначе как гейством, их с Антоном начинающиеся взаимоотношения назвать нельзя, неготовым к таким потрясениям людям знать необязательно. Разве что стюард смотрел как-то неодобрительно, но один человек из всего самолета, учитывая, что Арсений не в трезвом состоянии — достижение. Еще, кажется, вчера Антон уговаривал его переселиться в его отель. Заволновавшись — бронь на первой береговой линии терять не хотелось — Арсений быстро огляделся, но следов пребывания в номере еще одного человека не было, а рядом на тумбочке лежал буклет с нужным названием. Видать, не все мозги виски вынесло. Но всю поездку на автобусе Арсений помнил настолько смутно, будто и не было ее вообще. За шторами ярко светило солнце, ослепив Арсения на мгновение. После всех необходимых процедур, Попов взялся за телефон, посмотреть, какую часть отпуска он уже провалялся в отключке. Дисплей показывал час дня. А чуть ниже значилось уведомление от некого Муравья. Арсению потребовалось некоторое время, чтобы, бесцельно пялясь на экран блокировки, вспомнить их шикарный диалог с Антоном по поводу насекомых. — Я просто понял в какой-то момент, что я все нахуй проебываю, — доверительно рассказывал Антон, склонившись к самому уху Арсения, будто бы его слова были самой важной тайной на свете, — я как эта, ну как ее, которая все свое лето красное пропела, оглянуться не успела, а уже зима. — Стрекоза? — заплетающимся языком подсказал Арсений. — Воо, — Антон шмыгнул носом, — она самая. А я не хочу быть стрекозой, я хочу быть этим, муравьем, который лето не проебывает на всякую эту работу, а занимается положенным летом делом — отдыхает. Ну, чтобы зимой в сугроб случайно не свалиться, понимаешь? — Понимаю, — серьезно кивнул Арсений, — только, ты все-все в басне перепутал, а так очень-очень понимаю. — Да какая нахуй разница?! Главное, что я — муравей! Я делу — то есть отпуску — время отдаю, а потехе — считай, работе — ровно час, и никак иначе! — Звучит как самый настоящий тост, — Арсений поднял свой мутный взгляд на такого красивого пьяного Антона. — Вот за что люблю тебя, Арс! — А знаешь, я тоже не хочу быть стрекозой, — Арсений грустно вздохнул, — они такие… голубые палки. А я ведь совершенно, абсолютно не такой. — Ну, положим, ты не палка, — ехидно усмехнулся Антон. — Это ты меня сейчас голубым назвал?! — А чего, не так? Я вот тоже муравьишка непростой, — Антон игриво поиграл бровями. Выглядело это до ужаса нелепо и мило, Арсению даже обороняться не хотелось — он просто растекся по креслу, капитулируя. — Все равно не хочу быть стрекозой, — капризно продолжил он прервавшуюся тему. — Ну так будь со мной муравьем, — радушно предложил Антон. Но Арсений не был бы Арсением, если бы согласился. — Муравей уже занят, — грустно сказал он. — Значит будешь жуком! — Антон радостно вскинул руки от такой чудесной идеи, — они как раз бывают голубыми, а еще ты жужжишь, как они: жу-жу-жу, жу-жу-жу. — Это у меня Пежо просто нет, вот и жжужу, — обиделся Арсений. Антон сначала глупо захлопал ресницами, а потом как засмеялся, уткнувшись в его плечо, что Арсений мигом разобижался и тоже начал ржать — просто потому что он летит в отпуск в такой хорошей и веселой компании, он пьян и он счастлив. К счастью, смех у обоих был тихий, так что из самолета их за шум не выгнали. Арсений из утра с похмельем тоже улыбнулся. Он уже на отдыхе, и приятная компания ему пишет, предлагая повторить забег с виски — чем не причина для счастья? Правда Антон написал «Ляжу на пляжу, приходи, купим вискарь» два часа назад, но Арсений ни секунды не сомневался, что на него за это время не успели положить хуй. Он быстро описал свое пробуждение, вкинув предложение встретиться вечером в ресторане. На что еще через час получил положительный ответ. Дальше отпуск полетел с обычной для него скоростью — на втором месте после скорости света. Арсений брал все: он пользовался благами олинклюзива, ел как не в себя даже морепродукты, которые недолюбливал; он спал после попойки как убитый без единого будильника и проводил дни с Антоном. Они зависали вместе на пляже, тюленями загорали, как дети плескались в море, Арсений даже уговорил Антона на банан. Они таки просыпались в одном номере почти каждую ночь — когда еще избавляться от недотраха, как не в отпуске? Так как рядом с ними большую часть времени присутствовал третий член — виски, первую неделю Арсений помнил из рук вон плохо. Помнил он отчетливо, как она закончилась. Они сидели в номере у Арсения и, уже не набрасываясь друг на друга как подростки в первый раз, растягивали удовольствие от совместного времяпровождения, целуясь долго и тягуче, крышесносно и пьяняще посильнее их постоянного спутника. Арсений искренне считал, что целовались они оба охуенно, и что подобных поцелуев у него никогда в жизни и не было. Идиллию прервал стук в соседнюю дверь и громкие признания в любви на ломаном английском и русском одновременно. Поначалу, они оба старались не обращать на это внимание, решив, что пришел очередной поддатый герой-любовник к женщине, решившей устроить себе курортный роман (Арсений и Антон понимали ее полностью и совершенно не осуждали). Но когда дверь в коридор открылась и стал слышен уже женский голос, который настойчиво пытался отвадить от себя назойливого турка, не вмешаться было уже трудновато. Турок оказался не так страшен, как слышалось за стенкой - несмотря на громкий голос, он был на голову ниже их обоих. Дверь в соседний номер прямо перед ним захлопнулась, но менее решительным в своем желании добиться бедной девушки он не стал. Арсений подошел к нему, стремясь уладить все миром, сзади выглянул Антон, держа наполовину полную бутылку виски в качестве возможного оружия. Как они втроем с Ибрагимом оказались внизу в ресторане — вопрос хороший, но искать на него ответ Арсению не хотелось. Он занимался куда более приятным делом — залипал на красивого Антона, на то, как трясется туда-сюда его челка, когда он ржет от нелепых попыток Ибрагима повторить за ним «Можно писать в чью-то тетрадь кровью как в Метрополитене». Сам он пел «Выхода нет» во все горло так проникновенно, что Арсений чуть не прослезился. Со всеми этими стуками кулаком по столу и прижиманиями рук к груди, он выглядел как типичная пьянь, сидящая в барах, но такая… любимая? — Тох, — Арсений сказал почти шепотом, и не надеясь, что его услышат, — а мое сердце остановилось. Антон тут же замолк и смотрел на него сложно пару минут, пытаясь в очередной раз угадать, как работает арсеньевский мозг — особенно, когда он пьян. Итог его размышлений был заключен в широкое махание рукой и приобнимание Ибрагима (что вызвало дурацкий укол ревности), с заверениями, что и эту песню ему непременно надо выучить. А Арсений думал, что пусть Антон — не известная звезда Голливуда, и пусть подиумы только плачут по нему, мечтая, чтобы он ходил по ним в нижнем белье, и что люди не стремятся брать у него автографы, поет он погромче Монсерат Кобалье. В тот момент, когда он напряженно вспоминал, а есть ли в мире город под названием «Арсений», Антон, перестав мучить спящего турка, сжал его ладонь. — Может, вернемся в номер? — непривычно тихо предложил он. Арсений не ответил, поспешно вставая, не выпуская антоновой ладони. У него сердце «снова пошло», разгоняя по телу приятное чувство влюбленности. И Арсений позволил себе ее не бояться.***
Курортные романы на то и курортные романы — они мимолетны и быстры, не требуют обязательств и продолжения, а от того так сладки. Но поддаться чувствам слишком сильно в курортных романах сравнимо с бомбой замедленного действия, которая хорошенько так шарахнет по прилете обратно в серые будни. Арсений гнал эти мысли прочь, когда вытаскивал любовника на очередную экскурсию, и они, знакомые полторы недели, ехали к черту на куличики за «приключениями, Антон!». Да, Антон сумел снова зажечь тот угасший фитилек в Арсении, который грел его в районе пятой точки, не давая больше сидеть на месте. Удивительно, как сам он, не имея такого фитилька, с ним носился. — Пф, Арс, ради вот этого и ношусь, — Антон поймал его губы в маленьком, укромном от чужих глаз уголке среди путанных улиц Стамбула, рискуя совершенно без цели — но не в силах сдержаться, когда перед ним стоит счастливый, нафотографированный Арсений, который лишь пару дней назад снова вернул себе силы вести инстаграмм. Заливал он туда все те мериады фоток, сделанных Антоном, самого Антона, их совместок, просто красоты кругом, которую очень точно подмечал Антон, так что большинство пейзажей было позаимствовано у него. Модель, фотограф, режисер и художник в одном лице же требовал себе в галерею почти все фотки и видео разъебывающегося с его шуток Арсения. В инсту, которую, сдавшись под напором, он начал вести, эти кадры не попадали - Антон с важным видом заявлял, что это только для его личного пользования. Арсений как-то в шутку намекнул, что для личного пользования используют фотографии другого формата. Антон возражать не стал. Они знали для их недолгого общения достаточно много. Арсений знал, что Антон — ярый фанат футбола, что он готов ради матча хоть в пять утра с похмелья встать. Он знал, что Антон обожает собак, что у него слабость к крутым тачкам, и что в своей гигантской черной красавице он ездит в разноцветных худи, увешанный браслетами — когда ему не на официальные собрания, разумеется. Знал, что он заливисто смеется, веселя всех одним своим ржачем, что он рассказывает истории, применяя все свои актерские навыки. А еще у него зеленые глаза, которые светятся и смотрят влюбленно. Антон часто говорил Арсению, какой он красивый, а потом замирал, пытаясь подобрать еще синонимов, в итоге забивал и переходил от слов к действиям — и это безумно заводило. Антон честно признавался, что считает Арсения удивительным человеком. Табу на обсуждение работы они вдвоем соблюдали исправно. Всю вторую половину отпуска к алкоголю они притрагивались лишь вечером, и то в гораздо меньших количествах. Но чувство легкости и царящего в голове безумства не проходило. Будто бы распитый еще в самолете виски так и не выветрился.***
Найти безлюдный пляж в Турции — нет большего достижения. Они купались, пока губы не стали синими, затем развели костер. Антон оказался хорош в приготовлении шашлыка, Арсений — в переворачивании. Они здесь, вдвоем, совсем одни, и им так хорошо, что даже страшно. Билеты с упакованными в номере сумками висели над ними, готовясь дать опохмелин и вытащить из сладких мгновений отпуска. Но казалось совершенно бессмысленным думать об этом, когда ешь мясо, кутаешься в чужую теплую толстовку, когда тебя обнимают мягкие руки. Они встречали закат в молчании. Остановиться и послушать волны, перебиваемые лишь дыханием — сладкая блажь, замечательное окончание отпуска. Темно стало слишком быстро, холодно тоже. — Антох, а может ну ее, эту Москву? — с робкой надеждой спросил Арсений. — М? — Давай останемся здесь жить, а? Будем купаться, каждое утро встречать рассветы, никакого шума, никаких документов, никаких пробок, пыли, счетов и гудения. Только ты, я и море. — Звучит как план, — усмехнулся Антон с едва слышимой грустью, — будем с тобой как два Робинзона Крузо. — А есть будем наших сородичей, — хихикнул Арсений. — Муравьев и жуков? — спросил после небольшого подвисания Антон — Именно. Они так и не переименовали друг друга в телефонах, оставшись Муравьем и Жуком. Арсений считал это забавным, Антон с улыбкой это мнение поддерживал. Ветерок кольнул прохладой открытый участок шеи, и Арсений вскочил, стремясь согреться — и унять разбушевавшееся волнение. — Антон, мы же даже оба в Москве живем, — начал он через силу, — мы же вполне можем продолжить все… это. — А ты уверен, что это, — Антон показал кавычки, — не является простым очарованием от отдыха? Мы сбежали из рутины, остались свободны от бытовухи, может, причина всей той легкости только в этом? — Не знаю, — Арсений сразу сник, натирая плечи, чтобы согреться, — я просто хочу, чтобы это не заканчивалось. Чтобы все также светили звезды, рядом бушевало море, а мы с тобой целовались бы здесь, на берегу, со вкусом нашего виски на губах. И пока мы целуемся, там, за горизонтом, медленно бы поднимались буквы. Внимательный зритель бы увидел там авторов сценария — неких Жука и Муравья, главных актеров, одного из которых непременно номинируют на Оскар после выхода фильма… — У режиссера-постановщика будет забавное имя — отпуск, — Антон улыбнулся, вставая и заключая Арсения в объятия, согревая, — да, это был бы чудесный фильм со счастливым финалом. А я бы построил большой шалаш воон там, — он махнул рукой вглубь в темноте, — схватил бы тебя крепко-крепко и утащил бы в него. — Да, а в названии фильма бы фигурировали слова «милый» и «рай»? — Ага, — Антон потерся носом о капюшон, убирая с лица улыбку, — только в реальности это был бы многосерийный сериал с россии один, где главные персонажи только разгребли проблемы в первом сезоне, как их засыпает все новыми и новыми, и они все ругаются, и так до бесконечности. — Не люблю такое, — отрезал Арсений. — Я тоже чего подинамичней предпочитаю. — Тогда мы не будем допускать, чтобы наша жизнь превратилась в такой сериал. Пусть лучше это будет ситком — я ситкомы обожаю. — Арс… — Ну просто представь! Ты сидишь на работе, уставший, смотришь на часы в ожидании конца, и тут тебе просто приходит смс от меня с… — Вопросом, а купить ли хлеба. — И когда ты вернешься, тебя встречу не менее уставший я с булкой, и мы вместе сделаем себе бутерброды. Ну не прекрасно ли? — Либо все-таки я возвращаюсь домой без смс, без хлеба и без воспоминаний о сказке, ведь их стер наш конфликт, с чем будут бутерброды — с колбасой или с икоркой. — Мы достаточно зарабатываем, чтобы позволить себе и то, и другое. — Ты понял, о чем я. — Знаешь что, Антон, — Арсений резко вскинул голову, чуть было не зарядив своей макушкой Антону по подбородку, — ты — редкостная душнила, просто скрываешь это лучше, чем я. — Ну а как иначе я бы в тебя влюбился? Говорить больше не хотелось, терять драгоценные секунды рядом тоже. Они слились в поцелуе, подрагивая от ветра и прижимаясь ближе друг к другу, чтобы согреться. Как они оказались в палатке, никто и не понял — они просто вкатились внутрь, сплетаясь ногами и руками. Внизу был постелен теплый плед, но песок все равно ощущался, создавая причудливый рельеф, который постепенно продавливался под тяжестью двух тел. Антон навис сверху, отрываясь от губ, целуя по линии подбородка. Арсений откинул голову, устраиваясь поудобней и готовясь к еще одной незабываемой ночи (он запрещал себе называть ее последней). Он обожал руки Антона: длинные, удивительно ловкие в постели, они были способны завести его с нескольких касаний. Пальцы Антона были мягкими, без грубостей — он не ухаживал за ними лишний раз, но и не напрягал руки тяжелой физической работой. Арсений плавился от их длины, от того, как они могли ласкать сразу в нескольких местах одновременно. Антон забирался под свою толстовку мучительно медленно, и кожа Арса покрылась мурашками от предвкушения. Этим пальцам Арсений был готов молиться, без преувеличений. Антон мимолетно поиграл с его соском — за две с половиной недели успев понять, как действовать лучше с этой его эрогенной зоной, — спустился губами к шее, присасываясь к нежной коже, на которой только недавно сошли его засосы. Арсений замычал — жизнь приучила его быть тихим во время секса с парнем, — а затем, вспомнив, что они одни на много километров, застонал в голос. Антон, оторвавшись от своих художеств на арсовой шее, улыбнулся — ему нравилось, когда он чувствовал полную свободу и раскованность рядом с ним. Пальцы с легкостью нащупали презервативы и смазку в кармане рюкзака — не сказать, что Антон и Арсений отличались продуманностью по жизни, но о сексе в палатке они догадывались еще с того момента, как появился сам шанс получить ненадолго палатку. Со средствами защиты в Турции пришлось трудновато. И если смазку Арсений захватил с собой из дома, то вот с презервативами случилась беда почти сразу — и Антон, и Арсений оценивали свои возможности, на их взгляд, здраво, а потому контрацептивов взяли скорее на отвали, абсолютно не веря в возможность хоть каких-то внезапных отношений. Гипнотизируя взглядом упаковку, которую Антон беспощадно рвал, Арсений не мог в очередной раз не улыбнуться, вспоминая, как они мялись перед магазином, с горем пополам выяснив, какие презервативы в Турции самые хорошие. А потом они стремглав сбежали из магазина, стоило Арсению заметить подозрительный взгляд в их сторону. Просто опаздывающего человека они приняли чуть ли не за преследователя (а сомневаться в существовании таких в недалеко ушедшей от России Турции не приходилось), а потому бежали не разбирая дороги, как итог, совершенно заблудившись. Выбирались в итоге с разговорчивым таксистом, снова испытывая судьбу — пока добродушный турок говорил что-то на смеси русского, английского и каких-то турецких ругательств, Арсений и Антон играли в игру, кто кого больше полапает. Свели в ничью, и в первый же день опробовали такую нервную покупку. Она оказалась весьма хороша, но, к их большому сожалению, быстро заканчивалась. Арсений знал, что в рюкзаке лежали последние две штуки, и от этой мысли снова стало тоскливо. Антон, поняв, что слишком уж завозился, поспешил исправить положение. Арсений был растянут — сексом они занимались часов шесть назад, стоило только палатке наконец собраться. Пальцы входили легко, а Антон куда больше сосредоточился на поцелуях внизу живота. Палатка не тряслась, и песок совершенно не ощущался — Арсений слишком отдался своим чувствам, Антон неплохо выучил его за короткий срок. Он вошел плавно, до упора, неотрывно глядя в глаза так сосредоточенно, что Арсений снова не сдержал лица. Ему вспомнилось, как он, решив выпендриться, выучил комплимент на турецком и не нашел ничего лучше, чем сказать его прямо во время секса. Антон тогда посмотрел на него странным взглядом, и, кончив, разрыдался от смеха. Арсений, осознав весь абсурд, видимый Шастуном, когда во время секса тебе говорят какой-то невнятный набор звуков, рассмеялся следом. И они лежали вместе, грязные от спермы и пота, но безумно счастливые. То счастье перекрыло счастье теперешнее, стоило Антону толкнуться в первый раз, второй, третий и попасть по простате. Арсений, подавив в себе привычку закусывать губу, крикнул от чувств, Антон поддержал его громким вздохом. Стало невыносимо душно, хотелось продырявить хоть маленькую дырочку, потому что воздуха катастрофически не хватало. Пот тек ручьем, и Арсений из будущего будет эгоистично радоваться, что тогда он был в толстовке Антона. Арсений настоящий отдавался моменту со всей силой. — Я люблю тебя, — шепнул он вот так просто три таких важных для него слова. Антон толкнулся, сжимая его член в кулаке, и Арсений кончил, чувствуя небывалую раньше легкость во всем теле. — И я люблю тебя, Арс, — не менее просто ответил Антон, когда вышел и кончил себе в руку через минуту. Арсений тяжело дышал и с какой-то ясностью осознавал, что, пожалуй, впервые в жизни он не будет жалеть о своих словах. Никогда и ни за что на свете. Сейчас он мог понять все опасения Антона. Но вместо этого Арсений лишь убедился в очередной раз, что за эту простоту, эту легкость он готов бороться до конца. Утром они носились по воде как маленькие дети. Первым на рассвете встал Арсений, ведомый чувством близкой разлуки, Антон проснулся от его пыхтения рядом. В воду целиком не залезли — холодно, зато стремиться друг друга забрызгать можно было сколько угодно. А еще берег этот был не людным и не вычищался персоналом отеля, а от того на дне лежали верткие камни. Антон в последний момент подхватил Арсения, который был совсем близок к тому, чтобы промокнуть окончательно. Оказалось, что прижиматься так близко было глуповатой идеей — их снова накрыло событиями грядущими. Арсений схватился за плечи Антона в немом отчаянии, будто отпусти он их, и тут же окажется в Москве напротив так невовремя вылетающего компьютера. — Скажи, а если судьба пошлет нам какой-нибудь знак, — быстро зашептал он. Антон понял с полуслова. — Нельзя отказываться от знаков судьбы, верно? Арсений улыбнулся с робкой надеждой и твердой уверенностью, что по возвращении он обыщет всю Москву на предмет муравейников и будет сидеть рядом с ними до тех пор, пока на него не заползет хотя бы один жалкий муравьишка. На судьбу он надеяться не привык — эта дама такая, ей во всем помощь нужна.***
Что такое отпуск? Это деньги. Тратил их Арсений с перебором. Но отпуск тут напомнил вдруг душе о самом главном От любви не стоит ждать покоя. В работу Арс погрузился сразу же, как завез вещи с аэропорта. Звонок на телефоне с первого раза вернул былое раздражение, а скопившийся объем так и подбивал снова погрузиться в перманентное уныние. К счастью, вечером Сережа зазвал в бар, о чем пожалел часа через два длиннющей исповеди. К его чести, он этого почти не показал, по-дружески кивая и угукая невпопад, совершенно не понимая, зачем ему информация о том, что Антону очень бы пошли ромашки в кудряшках. Два дня он засиживался допоздна, сполна отрабатывая свой бизнес-класс и вылаканный виски. Однако чувство, что он действительно отдохнул, к его удивлению, не покидало. В перерывах он даже написал Антону, спросив, как он там без него доживает. Тот ответил тут же, и в итоге они проболтали до позднего вечера. — Арсений Сергеевич, — секретарша быстро постучалась, отвлекая Арсения от задумчивого разглядывания номера. Антон ответил на его сообщение о трудностях перелета как-то слишком скомканно, и с одной стороны, Попов его понимает: любовь любовью, а отдых после самолета по расписанию, но с другой очередные трещины на и без того хрупкой надежде удручали. — Да? — спросил он, дернув головой, откидывая мрачные мысли. — Представитель Техпромстроя приехал, ждет в конференц-зале. — Иду, — Арсений даже подскочил, радуясь очередной возможности размять ноги. В этот момент телефон дернулся от уведомления. Арсений схватил его чисто машинально и лицо его треснуло. Секретарше стоило только обернуться, чтобы ослепнуть от сияния начальника. «А я сейчас с каким-то Арсением общаться буду по работе. Можно это считать как знак? У тебя ж имя пиздец редкое» Арсений поразился простоте плана. Он собирался записаться в кружок натуралистов, либо исходить все магазины Москвы в поисках того самого виски, либо… идеи были одна замороченней другой, но надо же было как-то доказать Антону, что они должны быть вместе. Арсений летел на совещание, окрыленный осознанием, что Антон абсолютно с ним согласен. Остановился он лишь перед дверью в зал, одернув пиджак и приладив галстук — не хватало еще перед начальником предстать влюбленным идиотом. Натянув на лицо свое самое сучливое выражение лица, он уверенно шагнул внутрь. И, чуть не упал, будучи первые секунды полностью уверенным, что совсем уже поехал кипятильником. — О, Арсений Сергеевич, проходите, — Станислав, его босс, окинул опоздавшего осуждающим взглядом, — знакомтесь, представитель компании «Техпромстрой» Антон Андреевич Шастун. Но ожидаемых сухих вежливых приветствий не последовало. Станислава можно было бы назвать опытным в проведении различных переговоров, он часто имел дело со сложными ситуациями, но впервые за свой многолетний стаж он сталкивался с подобным. Двое его коллег вперились друг в друга взглядами, будто бы призраков увидели — настолько велик был шок, отобразившийся на лицах. Они даже бровью не повели на вежливые покашливания. А затем губы обоих одновременно тронула поистине счастливая улыбка.