1001 ночь, или Морская сказка

К концу третьего дня плавания стало ясно, что если завтра не выстирать детскую одежду, то она просто встанет колом. Из-за качки дети постоянно обливались молоком или супом, и теперь их передники и рубашки пестрели всеми цветами радуги вперемешку с жирными пятнами. После завтрака Анжелика выбралась наверх, чтобы найти Язона и расспросить его, где, чем и в чем можно устроить стирку. Но, вопреки ожиданиям, помощника капитана не было на палубе, и ей пришлось обратиться к Рескатору. Она заметила, как он покинул свою каюту и сейчас стоял на полуюте, всматриваясь в морскую даль. Утро выдалось ясным, ветренным и немного прохладным. Медленным шагом Анжелика двинулась в сторону кормы. После позавчерашних намёков капитана на уплату долга она предпочла бы не встречаться с ним как можно дольше. Поднявшись на полуют, молодая женщина ещё раз обернувшись, окинула взглядом корабль в надежде увидеть Язона, но он так и не появился. — Доброе утро, монсеньор. Женщины хотели бы постирать, но не знают, когда и где это лучше сделать, чтобы не мешать команде. Поприветствовав Анжелику, Рескатор отправил Абдуллу за Язоном. — Я хотел бы видеть вас в своей каюте после обеда, госпожа Анжелика. Надеюсь, вы сочтёте мою персону достаточно достойной, чтобы разделить со мной беседу? — несмотря на насмешливый тон, она поняла, что это все же был скорее приказ, облаченный в любезно-ироничную форму. — В том Рескаторе, которого я повстречала в Кандии, несомненно, было куда больше достоинства, чем в теперешнем, — съязвила она в ответ. — Уж не скучали ли вы по мне после нашей первой встречи, сударыня? Она поймала себя на странном ощущении, будто когда-то он уже говорил ей что-то похожее и с похожей интонацией. Или не он? Но когда же это было? И было ли? — Пожалуй, скука — это последнее, на что я могла бы пожаловаться в последние годы. В этот момент на палубе наконец появился Язон, и Анжелика направилась к нему, словно подтверждая свои последние слова. *** Днем, когда пассажиры, воспользовавшись хорошей погодой, вышли на палубу для совместной молитвы, Анжелика направилась к капитану. Рескатор сидел за столом, откинувшись на спинку массивного деревянного кресла, украшенного позолоченной резной вязью. Его фигура казалась особенно темной на фоне светлых кормовых окон. — Добрый день, монсеньор. — Я думаю, пришла пора прояснить детали нашего соглашения, — сказал он бесстрастно, так, как обычно говорят о какой-нибудь коммерческой сделке, условия которой изменениям не подлежат, даже если невыгодны одной из сторон. От его тона Анжелике стало немного не по себе. — Я уже говорила вам, монсеньор, что господин Маниго имеет капиталы и предприятия на Антильских островах. Может быть, вам стоит решить этот вопрос с ним? — А я, в свою очередь, повторяю вам, что меня не интересуют деньги. И кроме того, вы глубоко заблуждаетесь насчёт платежеспособности этого торговца, госпожа Анжелика. Некоторое время назад в Испании я случайно встретился с представителем ларошельской Торговой палаты. Он рассказал мне об этом городе, из которого только что уехал, и о тамошних гугенотах, чтобы продемонстрировать, каким образом власть и богатство в Ла-Рошели перейдут от богатых протестантов к католикам. Они были обречены уже тогда. Не думаю, что судьба их вложений на Островах будет чем-то отличаться от таковых в Ла-Рошели. В то время, слушая его, я не предполагал, что буду иметь… сомнительное удовольствие предоставить на своем корабле убежище тем самым гонимым людям, о которых он мне говорил. Анжелика слушала его, и у неё внутри нарастало нехорошее чувство. Пасторальную картинку, на которой она в соломенной шляпке ухаживает за маленьким садиком в свободное от шоколадного дела время, смыла очередная волна жестокой и беспощадный судьбы. Они вырвались из лап королевского правосудия, но что будет ждать их, когда путешествие закончится?.. — Не надо так бледнеть, сударыня. Когда я брал на борт всю вашу честнýю компанию, я вполне отдавал себе отчёт, что это не принесёт мне ничего, кроме дополнительных неудобств. И раз уж вы здесь, на моем корабле, можете быть спокойны — я доставлю вас на тот берег. Надеюсь, вы тоже выполните свое обещание. Как вы там говорили?.. Ах, да! «Я воздам вам сторицей». Она действительно такое говорила? Признаться, в тот момент ей было все равно, каким образом убедить этого человека, который был непоколебим, будто скала. Анжелика посмотрела на капитана. На его губах играла легкая ироничная полуулыбка человека, который чувствует себя хозяином положения. В ней начинало закипать возмущение. До чего же все мужчины одинаковы! Султан, король, Рескатор… даже мэтр Берн, все хотят одного — сделать её своей игрушкой, послушно исполняющей чужие повеления. От одной мысли, что придётся принадлежать мужчине против собственной воли, ей сделалось дурно. — Нет, я не могу, — она покачала головой и опустила взгляд. Её голос при этом звучал тихо и твёрдо: — Я не смогу быть с вами… — Почему? У вас есть любовник среди этих… ваших друзей? У неё начали пылать щеки. — Нет! — Муж? — Нет!.. — Тогда почему? — Не всё ли равно! — она вскинула голову и, с вызовом глядя Рескатору прямо в глаза, спросила: — что вы сделаете с моими друзьями, если я откажусь от своих обязательств? Рескатор подался вперёд, облокотившись на стол, и с минуту пристально смотрел на нее, а затем рассмеялся. — Ну конечно, чего ещё можно было ожидать от женщины, да ещё такой, как вы?.. Похоже, слово «благодарность» вам вообще незнакомо. — А вы, кажется, забыли, что такое настоящее благородство! Подумать только, я ещё имела глупость верить во все эти легенды о Волшебнике Средиземного моря! — Вам ли, мадам дю Плесси-Бельер, говорить мне о благородстве? — с невыносимым сарказмом в голосе ответил он, вставая и неторопливо направляясь к ней. — Взгляните на себя! Вы, чьи предки дали начало королевским династиям, нанялись служанкой к какому-то… торговцу! — последнее слово он буквально выплюнул с плохо скрываемым презрением. — Хорошо ещё, что вы не начали петь псалмы! От его слов её то бросало в жар, то обдавало холодом. Анжелика отшатнулась от Рескатора. Какая неслыханная низость — вменять ей в вину её бедственное положение! — Вы ничего — слышите? — ничего не знаете о моей жизни! О тех обстоятельствах, которые вынудили меня искать прибежища у гугенотов. Вы не имеете никакого права судить меня! От кипевшего в груди негодования у неё перехватило дыхание. В устремленных на неё горящих глазах Рескатора промелькнуло какое-то странное выражение. Внезапно он примирительно поднял руки, улыбнулся и изрёк: — Кажется, у нас есть замечательная возможность исправить это досадное упущение. Весьма интересно будет послушать, как блистательная маркиза докатилась до такого жалкого существования, — хищно улыбнувшись, он добавил: — считайте, что это будет ваша плата за проезд. От неожиданности у Анжелики пропал дар речи. Она открыла было рот, но так и не нашлась, что ответить. Вот так просто взять и выложить этому наглому пирату то, что за ее голову назначена награда? Рассказать о событиях и переживаниях, которые она порой прятала от себя самой? — Вы шутите, монсеньор? — Отнюдь! — приглашающим жестом он указал ей на кресло, стоящее у стола, а сам сел напротив. — Присаживайтесь! Женщина не стала отказываться от приглашения. Опустившись на мягкое сиденье, она скользнула взглядом по каюте. День начал клониться к вечеру. По переборке, восточной мебели и ковру протянулась решётка разноцветных прямоугольников света от солнца, проникающего в каюту через витражные, обращенные на ют окна. Могла ли она отказаться от выполнения этой странной просьбы? Он уже один раз обвинил её в неблагодарности. Надо признать, что доля правды в этом была. Когда она бежала через ланды под ледяным дождём и шквалистым ветром, движимая единственным желанием спасти себя и давших ей приют протестантов от королевского правосудия, она меньше всего задумывалась о смысле той сделки, которую хочет предложить капитану корабля. Теперь настало время расплаты. Она не смогла отдать ему свое тело. Неужели придётся отдать душу? — Рассказывайте. Она взглянула в его глаза, видневшиеся в прорезях маски, и подумала, что вся эта ситуация, по-видимому, забавляет его. Ей же было не до смеха. — Что вы хотите, чтобы я вам рассказала? — Всё. С самого начала и до сегодняшнего дня, — ей показалось, что в его глазах мелькнула насмешка. — Вы смеётесь надо мной, монсеньор. Зачем вам это нужно? — Нет, я не смеюсь над вами. Мне всегда нравилось слушать истории, которые рассказывали мои невольницы. О своём детстве, о своей родине… Иногда они пели песни на своём родном языке, а бывало, и танцевали. Через их повести я узнавал что-то новое о мире, об обычаях разных народов, о хитросплетениях человеческих судеб… Иногда, будучи тронут их рассказами, я возвращал их в родные края, помогал им начать новую жизнь. Были и те, что приходили ко мне и хотели остаться… Может, и вы придёте когда-нибудь… — Никогда!.. — ответ сорвался с губ быстрее, чем она успела подумать. — Я вам не какая-нибудь одалиска… Конец фразы потонул в хриплом смехе капитана. — Кажется, я это уже однажды от кого-то это слышал, — пробормотал он сквозь смех. Взирая на смеющегося Рескатора, Анжелика опять испытала то же странное чувство, что и утром на палубе — будто это уже было с ней. Так бывает иногда, когда видишь сон, а события дня напоминают тебе о нем… — Не надейтесь, что вам удастся заговорить мне зубы, — сказал Рескатор, когда его смех сошёл на нет. — Я немного рассказал вам о себе, теперь ваша очередь. Несмотря на вроде бы безобидный характер просьбы, Анжелика чувствовала за ней какой-то подвох. «Он что, надеется таким образом расположить меня к себе?.. Нет, здесь что-то другое… Но что?». — Но с чего же мне начать? — Лучше всего с самого начала. — Боюсь, это будет не очень весёлая история, монсеньор Рескатор. — Невеселые истории тоже имеют свое очарование. Иногда из них можно извлечь интересные уроки… — заметив, что она никак не решается заговорить, он решил прийти ей на помощь: — Давайте так: «Жила-была однажды…». — Жила-была однажды, — машинально повторила Анжелика, а затем, немного подумав, продолжила: — в краю лесов и болот маленькая девочка по имени Анжелика. Её родители, барон и баронесса, были бедными, но любили друг друга, — проговорила она и сама удивилась этой фразе. «А ведь они и правда любили друг друга. А мы росли в этой любви и не замечали её…», — и своих десятерых детей. Она дружила с крестьянскими мальчишками и колдуньей Мелюзиной, которая жила около большого старого дольмена. Немного странно было рассказывать о себе в третьем лице. Анжелика даже не поняла, как это вышло, но именно так было действительно легче. — Многообещающее начало! У вас действительно девять братьев и сестёр? — В голосе Рескатора угадывался искренний интерес. — Теперь уже семь. Он хочет услышать интересную историю? В конце концов, почему бы нет? Ее жизнь была нелёгкой, но скучной её точно не назовёшь. И потом, она же не обещала ему говорить правду, всю правду и только правду. — Однажды Анжелика собрала ватагу крестьянских мальчишек, и они все вместе отправились в Америку. К вечеру они дошли до Ньельского монастыря. Монахи приютили ребятишек, а утром отправили восвояси. Дома мальчишек ждала взбучка от родителей, а Анжелику отец отправил в монастырь урсулинок в Пуатье, на перевоспитание. — Похоже, перевоспитание не удалось. Вы опять направляетесь в Америку… и опять с «ватагой мальчишек». Анжелика улыбнулась шутке. — Остается надеяться, что на этот раз никто не отправит нас «домой», — ей подумалось, что когда Рескатор не язвит и не пытается задеть её, его общество можно даже назвать приятным. «Вот в этом-то и заключается опасность…». Она посмотрела в кормовое окно, за которым тянулся однообразный пейзаж, состоящий из неба и морских волн, и продолжила: — Пока Анжелика была в монастыре, её семья стала ещё беднее. Сборщики налогов угрожали выселить барона с баронессой и младшими детьми из старого замка и лишить родовых земель. Дальше она рассказала, как её «продали» замуж за страшного и хромого, но очень богатого графа-колдуна. К концу повествования Анжелика попробовала сделать свой голос нарочито зловещим, как это делала иногда Фантина, её старая кормилица: — Вечером после свадьбы бедная девушка стояла на балконе своей комнаты в замке колдуна и смотрела вниз. «Моя семья спасена, — думала она. — Колдун получил свой рудник, а мой отец — деньги, на которые мои младшие братья и сестры получат образование и смогут выйти в свет. Если я сейчас выброшусь с этого балкона, все останутся довольны… Тут она заметила, что Рескатор смотрит в сторону входной двери. Обернувшись, Анжелика увидела застывших в дверном проёме Северину и Онорину, и за их спинами — арабского доктора Абд-эль-Мешрата. — Неужели она прыгнула? — немного испуганно спросила Северина. Похоже, эта троица успела услышать последнюю фразу. — Прошу вас, эфенди, — произнёс Рескатор. — Входите, располагайтесь. — Девочка искала мать, — сказал Абд-эль-Мешрат, заходя в каюту. Онорина подбежала к Анжелике и забралась к ней на колени. — Мама, рассказывай, что было дальше? — дочь обняла её за шею и покосилась на капитана, всем своим видом показывая, что мать принадлежит ей и только ей одной. — Боюсь, что продолжить я смогу только завтра. А сейчас нам пора отправляться к себе, — она вопросительно посмотрела на Рескатора. — Я буду ждать вас, сударыня, завтра в это же время. — Я приду с мамой! — заявила Онорина и стала разглядывать сидящего перед ней человека в маске. С задумчивым видом он смотрел то на неё, то на Северину, которая так и осталась стоять у двери. Если Анжелика будет приходить с детьми, то это позволит избежать ненужных кривотолков, как со стороны его команды — ведь он под страхом смерти запретил кому бы то ни было приближаться к женщинам, — так и со стороны гугенотов. — Хорошо, — сказал он. — Пусть дети тоже приходят, если захотят. — Но… Он остановил её жестом, затем подался вперёд и, склонившись над столом, тихонько проговорил: — Просто не называйте в своём рассказе мест и имён. *** Когда она вышла из каюты Рескатора, гугеноты уже завершили вечерние чтения Библии и спускались с верхней палубы в твиндек. Мэтр Берн стоял у лестницы с мрачным выражением лица. — Зачем он звал вас? Анжелика подождала, когда дети скроются за дверью, и спокойно ответила: — Мы беседовали. — И о чем же, интересно знать, можно беседовать с этим… пиратом? — Этот пират, если вы ещё не забыли, укрыл всех нас на своём корабле, когда за нами по пятам гнались драгуны! Но он, видимо, недостаточно благочестив, чтобы вы были способны проявить к нему благодарность! — Что он потребовал от вас? Что вы ему ответили? — В глазах Берна зажегся недобрый огонёк. — Я ещё не стала вашей женой, мэтр Берн, чтобы вы могли требовать от меня отчёта, — отчеканила Анжелика, словно выливая на него ведро холодной воды. — И не знаю, стану ли, если вы продолжите вести себя подобным образом. *** Уложив Онорину, Анжелика устроилась в своём уголке и предалась размышлениям о сегодняшней беседе с капитаном корабля. Сейчас она сама не понимала, как дала втянуть себя в эту затею, как согласилась поведать ему всю свою жизнь. Даже если она скроет какие-то нелицеприятные детали, главное все равно будет правдой. Ей придётся рассказать, как она стала сначала маркизой, как попала на Средиземное море, а потом — в Ла-Рошель… Она попробовала успокоить себя тем, что после окончания плавания они с Рескатором разойдутся в разные строны и никогда больше не увидят друг друга. Поэтому не все ли равно, что он будет знать о ней? В любом случае, уже поздно идти на попятную. Раз начала, придётся рассказывать и дальше. С какой-то стороны, если вспомнить того же д’Эскренвиля, можно даже сказать, что она легко отделалась. Ей вдруг вспомнились вечера в «Красной Маске», когда она пересказывала завсегдатаям своего заведения истории, услышанные в детстве от Фантины. Кажется, посетителям это нравилось. Только теперь ей придётся составить историю из своей жизни. При этой мысли она снова оказалась во власти неопределенного чувства опасности, которое возникало всякий раз, как только ей стоило представить продолжение сегодняшней беседы. Ночью ей приснилось, как она убегает из батистана. Кандийские улочки без конца петляли и путались, и в темноте, озаряемой то ли огнями фейерверка, то ли сполохами пожара, она никак не могла найти выход из этого лабиринта и попасть к причалу, где её должен был ждать Савари на своей лодке. Во время этого нескончаемого бега она отчаянно куталась в плащ Рескатора и очень боялась его потерять, потому что под плащом не было другой одежды. В конце концов, она уперлась в калитку, ведущую на свободу. «У меня в кармане лежит ключ», — вспомнила она, но в плаще не оказалось карманов. Внезапно перед ней появился Осман Ферраджи. «Зачем ты убегаешь от своей судьбы, Фирузе?», — спросил он и растаял среди ярких южных звёзд…