Рассеяние света

Фини напоминал Вере собаку: бродячего пса, туповатого и облезлого, способного как и укусить, так и со щенячьим восторгом облизать протянутые к нему пальцы. Он давно и плотно сидел на психотропных веществах, марихуана и метамфетамин больше не давали нужного эффекта, и Фини перешел на Блажь. От нее улетал моментально, мог несколько дней лежать в наркотическом бреду, не в силах ни подняться, ни открыть глаза. Разумеется, после Блажи он являл собой жалкое зрелище, однако без наркотиков свирепел, срывал агрессию на всех, кто оказывался рядом и даже несколько раз бросался на Веру. Джейкоб, оттаскивая наркомана от девушки, сломал ему руку, а Джон после срезал пласт кожи у него с шеи; под отросшими волосами шрама было не видно, но Вера знала, что бугристые, бордовые рубцы на теле Фини заживали очень плохо - организм, ослабленный наркотиками, давал сбой, и постепенно единственной жаждой тела Фини стала Блажь. Член его сделался вялым и бесполезным; как не старалась Вера, балуя Фини собственными губами и языком, не смогла вернуть ему эрекцию. Старание девушки наркомана только смешило; он сидел на столе, раскидав ноги в драных джинсах, грязных и засаленных, пока Вера, стоя на коленях, будто у алтаря, зарывалась лицом в его пах. Фини хихикал, перебирая волосы Веры, болтал ногами в разбитых ботинках с распущенной шнуровкой и курил, стряхивая пепел в стакан с недопитой газировкой; пахло от него кисло и затхло: немытым телом, несвежим бельем, паленой резиной и пивом, но Вере даже нравилась вся эта грязь. Ее заводила расхлябанность Фини, его грубоватые манеры, простота и недалекость, а зависимость позволяла видеть в нем отражение того, кем была Вера, пока Джозеф не принял ее в семью. Фини был ее прошлым, и девушка любила его за это; а так же за верность, исполнительность и трудолюбие - нигде в округе Хоуп больше не найти парня, способного сутки напролет варить Блажь. Вера бы так не смогла; она всегда была слабой, слишком мягкосердечной и избегающей споров, однако теперь она совсем другая. Когда-то девушка, еще будучи Рейчел, отсосала одному наркодиллеру за дозу; денег не было, а ей было очень плохо, вот и пришлось... Парень тогда спустил ей на волосы, а после - ударил по лицу кулаком; в глазах потемнело от оглушающей боли, в себя девушка пришла уже на земле, а наркодиллер, сопя от нетерпения, срывал с нее платье. Вера не сопротивлялась; лежала, пока парень пыхтел, возясь со своей ширинкой, но как только он склонился над ней, девушка схватила его за лицо, вгоняя большие пальцы в глаза. По ощущениям было похоже на то, словно давишь в руках устриц: мягко, влажно и склизко. Наркодиллер закричал, по его щекам потекли кровавые слезы, и в его согбенной позе, искаженном лице и истошном вопле было что-то библейское, возвышенное; Вера невольно залюбовалась его страданием, однако ей было гораздо хуже, а наркодиллер поступил с девушкой непорядочно... Пустая бутылка удобно легла в ладонь; после третьего удара стекло лопнуло, крик парня захлебнулся, и он тяжело, как мешок с навозом, повалился на бок. Кровь темно-вишневой лужицей заливала трещины на асфальте, багряные разводы темнели на щеках, рот перекосило судорогой; всхлипнув, Вера опустилась на колени рядом с его телом. В порванном платье было холодно, девушку мутило от омерзения и страха; ей всего лишь нужна была доза, она сделала то, что обещала, почему же он так?.. Свинья. Выполнил бы свою часть сделки - и остался бы жив, а теперь пусть лежит в подворотне как падаль. Утерев влажное от слез лицо, Вера, тогда еще Рейчел, отшвырнула сколотое горлышко бутылки и принялась шарить в карманах наркодиллера; пока девушка обыскивала его, парень был еще жив, но ее это больше не трогало. Трейси, на самом деле, всегда была права: в первую очередь нужно думать о себе. И Вера думала, вбирая в рот вялый, слежавшийся член Фини; Фини был нужен ей, нужен Вратам Эдема. Джозеф любил своих братьев, но Рейчел была ему чужой и приходилась уже не первой Верой, поэтому ей приходилось очень стараться, чтобы Джозеф был ею доволен. Джейкоб не стал бы заступаться за Веру: авторитет Джозефа Сида был непререкаемым, и старший из братьев, полный едкой злобы и жажды крови, предпочитал подчиняться, а не рваться к власти. Идеальный солдат, безжалостный и послушный; Джон, самый младший и звонкий, был другим. Девушка прикрыла глаза, забирая член Фини за щеку как леденец, от чего он хохотнул и потыкал в ее щеку пальцем, пытаясь нащупать собственный член через мягкую преграду теплой кожи и плоти. Это было так нелепо и глупо, что Вера, не слежавшись, засмеялась, подавилась членом Фини и содрогнулась от спазма. Член парня выскользнул из ее губ, блестящий от слюны, и пока Вера задыхалась от смеха и кашля, Фини водил им по ее подбородку. - Моя волшебная палочка перестала работать, - плаксиво заявил он, быстро надрачивая себе двумя пальцами, - даже волшебная пыльца не помогает. Вера, утерев рот ладонью, взглянула на Фини снизу вверх; выражение его рябого лица, усыпанного нездоровой пигментацией и сыпью, было как у обиженного ребенка, а глаза - мутными, будто у пьяного. Один из самых способных и талантливых ученых округа Хоуп всегда был немного под веществами; Вера же, напротив, старалась принимать как можно меньше. Ей нужен был ясный ум, а то удовольствие, что могли подарить наркотики, не стоили потери семьи. Джозеф не допустит, чтобы место Веры занимала наркоманка, а его слово - закон; даже Джон ничего не сможет сделать, а ведь они с Верой были близки. Куда ближе, чем допускалось брату и сестре; как хорошо, что они не родственники. - Давай попробуем еще, - девушка забрала член Фини в мягкую ладонь, но парень раздраженно отбросил ее руку. - Не хочу. Надоело. Поищи себе другой хер, - он слез со стола, не потрудившись застегнуть ширинку, и, пошатываясь, направился к холодильнику. Еды там не было, только несколько бутылок газировки и пива, пакет прокисшего молока, подветренная долька лимона и яблочный огрызок; Вера нахмурилась: нельзя допустить, чтобы Фини голодал. Несколько раз его уже забирали на реабилитацию; вылечить Фини уже невозможно, однако прожить он должен как можно дольше, до тех пор, пока Джозеф не решит, что Врата Эдема в ученом больше не нуждаются. Тогда Вера сможет отпустить Фини, увести его в Мир Блажи, где он вечность проведет в наслаждении и покое. - Я не хочу другой, - певуче промолвила девушка, поднимаясь; живые цветы, пришитые к вороту ее платья, пожухли и потеряли несколько лепестков. - Пиздеж, - огрызнулся Фини без особой злости, - я, может, и торчок, но пока еще не вконец ебанулся. Думаешь, я совсем не вижу, что происходит? Тогда ты пиздец тупая, Рейч. - Я - Вера. Твоя Вера. Вера, которая приведет тебя к спасению, - напомнила она мягко, недобро сузив глаза; ученый в ответ только махнул рукой. - Нахуй, Рейч. Вот просто - нахуй. Ты же знаешь, что я не упарываюсь по этой религиозной поеботе. Я здесь только ради тебя, и ты это знаешь. Поэтому и сосешь мне, потому что если ты не будешь сосать, я обижусь и вмажусь дурью так, что не откачаешь. - Ты ревнуешь? - изобразила удивление Вера; ее это не слишком беспокоило, ее положение обязывало открывать свое сердце всем. Их отношения с Фини были отдушиной, данью общему прошлому, однако и о будущем стоило подумать; для этого у девушки был Джон. - Нет, - Фини пожал плечами и скрутил крышку с бутылки с виноградной газировкой, - я все понимаю. Если бы кто-то из Сидов захотел мою задницу, я бы подставил, не раздумывая. Но мое тощее очко их не слишком интересует, вот и приходится довольствоваться подачками. А так, глядишь, и место Веры бы я занял. Фини глумливо захохотал и отхлебнул газировки, но от ухающего в груди смеха подавился, лимонад пошел носом, заливая голую грудь парня; Вера покачала головой: какой же он все-таки неряха. Не то, что Джон, от которого всегда пахло дорогим одеколоном, Yves Saint Laurent или Givenchy; это были ароматы денег, обеспеченного уютного существования и возможностей. Духами от Gucci, подаренными Джоном, Вера почти не пользовалась, но ей было приятно обладать такими дорогими безделушками, которые были не по карману бедной простушке Рейчел. Жемчужный браслет, золотые часики, кулон с лунным камнем и рубиновые серьги в виде лилий были подтверждением того, что отныне она гораздо больше, чем забитая девчонка из захолустья, однако Рейчел была еще жива в душе Веры Сид, из-за чего она продолжала навещать Фини. Он дорог ей, действительно дорог, и видеть, как Фини тонул в Блажи, было грустно. - Все, пиздуй. Я устал, - отсмеявшись, Фини помрачнел и исподлобья взглянул на девушку, - у меня еще дел дохера. - Ты так стараешься на благо общего дела, - промурлыкала Вера, - Отец очень благодарен за твои труд и старание. - Да? Тогда пусть и он мне пососет, - хмыкнул парень, почесывая в затылке, но, заметив побелевшее лицо Веры, чертыхнулся и виновато опустил голову. - Ладно, похер... Извини. Я и не думал трясти яйцами перед носом Джозефа. - Ты лишишься яиц, если еще когда-нибудь скажешь что-то подобное, - отчеканила девушка, - не забывай: все, что у тебя есть, ты получил только потому, что Джозеф тебе это подарил. А все, что он тебе дал, легко можно отнять. - Я знаю. Все, все, не нагнетай, я понял, - Фини ссутулился, шмыгнув носом, покосился на Веру слезящимся глазом, - ты же не выдашь меня Сиду?.. Рейч... То есть, Вера... Ты не подумай, я не хотел... Это так, случайно вырвалось. - Случайно твой хер из штанов вырвался, - бросила Вера, прищурив один глаз; Фини хрюкнул от смеха, взгляд его остро сверкнул, оживая, и ботаник отставил бутылку с недопитой газировкой. Джинсы чуть сползли с его бедер, член выглядывал из расстегнутой ширинки, как кукушка из часов, а пальцы смазано и неуверенно коснулись бедра девушки, играя кружевными оборками юбки. Вера шлепнула его по запястью, отталкивая, попятилась, не сводя с Фини надменного взгляда, однако парень двинулся вслед за ней, пытаясь ухватить ее то за бедро, то за локоть. - Что, в недотрогу поиграть решила? - осклабился Фини; зубы у него за последние пару лет совсем испортились, но он категорически отказывался их лечить. - Ладно, цыпочка, не ломайся. Еще недавно заглатывала по самые гланды, а теперь кочевряжиться вздумала. - Ты все равно ничего не можешь, - насмешливо заметила Вера, отбиваясь от жадных ладоней Фини, который пытался облапить ее грудь. - Сам сказал: волшебная палочка сдулась и превратилась в безжизненный стручок. - Ну, так, а пальцы мне на что? И язык? Давай, крошка, иди сюда, - схватив девушку за бока, он толкнул ее к стене и прижался всем телом, жарко дыша ей в шею. Вера вздернула подбородок, своевольно отворачиваясь, поморщилась, когда Фини слишком сильно сжал ее грудь, однако не попыталась вырваться. Стояла, уронив руки вдоль тела, пока ученый влажно водил губами по ее шее, шумно дыша; девушка чувствовала руки Фини, шарящие у нее под юбкой: он мял и гладил ее бедра, тискал за ягодицы, потираясь пахом; сам он так и не распалился, однако продолжал прижиматься к Вере, голодно присасываясь к ее шее. Раньше Фини умел быть ласковым и нежным; когда-то он был скромным и тихим парнем, самым умным из всех знакомых Веры, а теперь... кем он стал? И кем стала Рейчел? Девушка тряхнула головой, едва не стукнувшись затылком об стену; Рейчел больше нет, она умерла. Есть Вера Сид, которую есть, кому защитить, и о которую никто не посмеет вытирать ноги. Джозеф не выбрал бы ее, будь девушка на самом деле жалкой и бесполезной; родители, соседи, те, кого наивная Рейчел считала друзьями, ломали ее ради шутки, издевались потому, что она верила в лучшее в людях и старалась заслужить их любовь. Рейчел заставили думать, что она ни на что не способна, что не стоит заботы и внимания, а на самом деле это они не заслуживали ее доброты. Но это все в прошлом, все они в прошлом, и боль Веры, ее страхи и печаль сгинули вместе с ними; теперь нет нужды просить - это ее будут умолять; прямо как Фини, который, упав на колени со страстью идолопоклонника, зацеловывал живот девушки через ткань платья. - Иногда я забываю, кто ты, - признался он сипло, потираясь щекой о бедро Веры, - да что уж там... я самого себя иногда не помню. А ты знаешь, кто я? И кто ты? - Я - твой друг, - девушка улыбнулась, погладив ученого по заросшей щеке, - и я очень тебя люблю. - Что, правда? - хмыкнул Фини, задирая ее юбку. - А я-то думал, что ты ко мне так, поразвлекаться приходишь, а у нас оказывается все по любви. Во дела! - Ты мне не веришь? - Вера погладила его по голове, забираясь пальцами в сальные волосы ботаника; какой же он грязнуля. - А что, тебе стоит верить? - ладони Фини скользнули по внутренней стороне бедер девушки, и она с готовностью развела ноги, чуть согнув колени; белья она не надела, и ее выпуклый, чувствительный лобок сиял алебастровой белизной. Опустив руку, она развела створки половых губ, открываясь Фини, который облизнулся по-собачьи громко и высунул язык, бешено округлив глаза. - Кому еще верить, если не мне? Сам Отец выбрал меня, чтобы я несла его слово. - Так он вроде не немой, чтобы ты за него говорила. Или его глотки уже на всех не хватает? - Фини неприятно усмехнулся, но, прежде, чем Вера успела ответить, он забрался ртом ей в промежность, и девушка задохнулась, прикусив нижнюю губу. Ухватив Фини за затылок, она вжала его голову в свой пах и подалась бедрами навстречу его языку, вздрагивая и поджимая пальцы на ногах. Возбуждалась она быстро, и от языка ученого, неловкого, неумелого, не знающего толком, что делать с ее вагиной и клитором, Вера завелась почти сразу; даже осознавать то, что Фини целовал ее туда, было приятно; с Джоном, конечно же, было лучше. Девушка прикрыла глаза, сжав собственную грудь; она скучала по Сиду-младшему, но он был занят, не мог выкроить ради нее и пару часов, и Вере приходилось заглушать тоску с Фини. Джозеф знал, что ботаника во Вратах Эдема держала не только Блажь, но и Вера, однако не вмешивался, но когда дело касалась его брата, то открыто демонстрировал свое раздражение. Но почему? Джозеф ведь сам сделал Веру частью семьи, неужели при этом она была не достаточно хороша для Джона? Или все дело в Фини? Какие глупости; Джону было все прекрасно известно, но он принял условия Веры так же, как она - его. Что же тогда не нравилось Джозефу? Одобрение Отца было тем, в чем остро нуждался каждый адепт Врат Эдема; если Джозеф запретит... если он не позволит, не разрешит брату встречаться с Верой, это станет концом. Вере нужен был Джон, такой ухоженный, лощеный, чуточку безумный, но так нуждавшийся в нежности, равно, как и она сама. Они выручали друг друга, исцеляли, поддерживали, как и полагалось в семье; Джозеф не мог быть таким жестоким, что бы разлучить их. Фини громко чавкал и причмокивал, обхватывал губами клитор и теребил складки между ног Веры, забираясь в нее пальцами, и девушка запрокинула голову, смыкая веки и рисуя в воображении Джона Сида, улыбчивого, с ясным взглядом, который непременно приедет к ней, как только выполнит поручение Джозефа; возможно, с каким-нибудь дорогим подарком. Как и все девушки, Вера любила подарки и драгоценности, а Джон знал толк в украшениях и всегда сметливо ухмылялся, когда Вера оставляла на его столе раскрытые каталоги. На сей раз ей хотелось что-нибудь с изумрудом или с топазом, кулон или сережки; от Фини таких подарков не дождаться, однако ученый отдал Вере и Вратам Эдема куда больше - свою жизнь, и девушка не могла это не ценить.