***
Телефон вибрирует в кармане пальто, и Хиде, вытащив его, нажимает на отбой. Это наверняка Хироши, хватился старшего брата. А у Хиде абсолютно нет желания с ним разговаривать. Хироши опять начнёт упрекать его за то, что тот вот так вот сбежал прочь. И, сжав трубку, Мацумото бессильно кривится. Огни города потихоньку гаснут, пока он идёт, становится так холодно. До утра он вряд ли так протянет. Сбросив ещё один звонок, он замёрзшими, покрасневшими пальцами медленно набирает номер. — Да, — мягкий, глубокий бархатный голос, от которого по телу разбегается стайка мурашек, почти сразу доносится из тьмы. — Хиде-чан, как дела? Ты не оставляешь привычки трезвонить мне среди ночи. — Таск. Мы можем встретиться? — Хиде очень старается, чтобы голос не дрожал. — Прямо сейчас… Я хочу поговорить. — О чём? — бездумно слышится из трубки. — Обо всём. Мне очень грустно. — Ты опять напился? — Вроде того. И хочу тебя. — Ну ты и хам. И не боишься, что я тебя пошлю куда подальше, — смешок. — А, хрен с тобой. Приезжай. Хиде кидает трубку обратно в карман и горько усмехается, запрокидывая назад голову. Таск Итая, безотказный Таск, тот, кому Хиде обязан потерей своей девственности, тот, кто заставил в своё время осознать, что его не только девочки привлекают, но и мальчики, и мальчики даже сильнее. Их «лавстори» тоже закончилась не лучшим образом, примерно так же, как и сейчас с Йошики. И тоже Хиде сам предпочёл порвать отношения. Но Таск, казалось, все эти годы был бы не против возобновить эти самые отношения. А Хиде не хотел. Это, наверное, ужасно подло с его стороны, но Мацумото просто не может вернуться сейчас домой. Значит ли это, что Хиде, разрывая связь, поступил с ним так же, как поступил сейчас Йошики с самим Хиде?.. Бумеранг в действии? — Думаю, я знаю, о чём ты хочешь поговорить. Впустив его в квартиру, Таск приваливается плечом к косяку двери, щурит глаза, наблюдая, как Хиде выпутывается из пальто. Несмотря на ночь, он явно ещё не ложился спать. Похожий на вампира, бледный, растрёпанный, в чёрной майке, открывающей взгляду крепкую жилистую шею и плечи, украшенные татуировками — Хиде густо сглатывает, вспоминая, как когда-то очень давно касался его горла губами, как в постели, так и во время съёмок «Seth Et Holth» — и мягких домашних брюках, он слегка ерошит пальцами свои длинные тёмные волосы, а глаза его смотрят смешливо, но очень настороженно. — И о чём? — слабо улыбается краем рта Хидето. — Об «X», естественно. Все этот месяц только и судачат, что о вашем развале и последнем концерте, — с усмешкой отвечает Итая. — То все болтали о вашем американском дебюте, теперь об этом… — Американский дебют так и не состоялся, провалился с треском. Йошики хотел записать вариант альбома для Америки, но… — Хиде морщится. — По-моему, ему после известия об уходе Тоши на всё плевать стало. Впрочем, какая разница. Теперь это неважно. — «Йошики»? — Таск слегка округляет глаза. — Как холодно. Что, Хаяши тебя послал куда подальше? — О чём ты? — вздрагивает Хиде. Ну вот, проболтался. Он ведь ни одной живой душе не говорил о том, что связывает его с Йошики. Они прятались ото всех, скрывались. Даже из одногруппников знал лишь Тоши до недавнего времени. — Да ладно тебе, — Таск пожимает плечами. — Это же очевидно. Ты всегда говорил «Йо-чан, Йо-чан». А теперь вдруг «Йошики», и у тебя глаза на мокром месте. Хиде испуганно отводит в сторону взгляд. Зря, от этого движения стоявшие в глазах всё это время слёзы мигом скатываются по щекам. — Ты ошибаешься. Это я его послал, Таск, — тихо проговаривает он. — А теперь думаю, правильно ли я поступил… — Эй, не реви только. Ненавижу плачущих детей, — Итая кривится и обнимает его за плечи. — Пойдём. Так и быть, я послужу тебе жилеткой сегодня. Но только при условии, что ты мне всё расскажешь. Хиде кивает, давая ему снять с себя жёлтую спортивную куртку и приобнять. Ему и самому это нужно, выговориться. Таск его поймёт. Он ведь и сам всё это уже переживал — и распад группы «Zi:Kill», в которой он был вокалистом, и проблемы в отношениях, как с Хиде, так и с другими. У телевизора приглушен звук, и они сидят на мягком уютном диванчике. Стараясь не всхлипывать, Хиде рассказывает бывшему любовнику всё, что происходило в последнее время. И Таск внимательно слушает его, щуря свои тёмные глаза и кончиками пальцев поддевая чёрно-розовые пряди волос на его затылке. — Я тебе сто раз говорил, — раздражённо произносит Таск наконец, когда Хидето замолкает. — Твой Хаяши распрекрасный — нарцисс каких ещё поискать. По нему это видно, сразу. Такие никого не любят и не ценят, кроме себя. Используют тебя, когда ты им понадобишься, выпотрошат и выбросят, как только перестанешь быть нужным. Мацумото кусает губы и опускает голову. — Может быть… Но он не всегда таким был, Таск! Честное слово… — Всегда, — припечатывает грубоватый Таск. — Ты просто не видел этого, потому что он тебе нравился. А я вот сразу, как только ты меня к нему привёл, понял — молодой человек очень сильно себе на уме. Это… Блин, ну не знаю я, как тебе объяснить. По глазам заметно, по голосу. Хиде-чан, ты не допускал мысли, что Хаяши и группу собрал только ради того, чтобы себя самого было проще раскрутить? В одиночку ему пробиться было бы явно сложнее. А теперь группа ему не нужна, вот он и решил порвать и с тобой, и со всем остальным. — Не говори так! — подскакивает Хиде. — Йошики не самый простой человек, но вот подлым он не был никогда. А то, о чём ты говоришь, подло. И я же тебе объяснил, что это я решил с ним порвать и почему! — Хиде-чан, — почти с жалостью тянет Итая, взъерошивая ладонью волосы, — бедный наивный Хиде-чан. Да он тобой просто манипулировал. Такие, как он, умеют это делать даже с недоверчивыми людьми, а ты доверчивый, даже слишком, да ещё влюблённый в него. Наверняка Хаяши и повёл себя так грубо нарочно, знал, что ты не выдержишь. Сам он тебя бросать небось не хотел, боялся, что ты вопить и истерить начнёшь. А так получилось, что это ты решил с ним порвать, а у него совесть чиста. Небось он тебя поотговаривал немного и заткнулся, «смирился». Это же совсем просто, неужели ты не понимаешь? Мацумото нервно сглатывает. — Не верю, — не особо твёрдым голосом тянет он. — Ты не знаешь Йошики, он не мог так поступить. — Боже, — Таск закатывает глаза. — Хиде-чан, ну включи голову хоть на минуту. Если бы он тебя любил, разве бы он с тобой поступил вот так? Скрутил бы, изнасиловал? Нет, он бы такого не сделал. Он о себе думал, ему захотелось — и он тебя взял, а на твои чувства плевал он только так. Слёзы вновь наплывают на глаза, сердце больно бьётся об рёбра. Как назло, у Хиде перед глазами начинают мелькать воспоминания. Уговоры Йошики присоединиться к «Х», его возбуждённо горящие глаза и пьяный шёпот «Хиде-чан, мы обязательно будем вместе, вот увидишь». Распад «Saver Tiger», расстроенный Мацумото, говорящий, что хочет бросить музыку, и вновь предложение Хаяши присоединиться. Может, Йошики тогда был доволен таким поворотом, заполучив Хиде, а сам Хидето просто не увидел этого самого самодовольства? Возможно. Йошики всегда снисходительно подставлял ему щёку, он выдернул Хиде из прошлой жизни, потому что ему был нужен гитарист, а потом просто позволял ему быть рядом. Его грубое «заткнись» и удар по ягодице, когда Хиде, уткнувшись носом в сидение машины, плакал и просил прекратить. Да и та последняя ночь — они ведь и вправду вроде как всё решили, зачем Йошики опять поволок его к себе после концерта, зачем они опять сходили с ума на его постели? Ответ сам собой напрашивается — ему надо было поставить себе галочку, попытаться уговорить Хиде и потом его «отпустить». Хотя Йошики и впрямь явно понимал, что Хиде после такого унижения даже при всём желании не сможет остаться с ним. — …Но если так, — Хиде тихонько всхлипывает. — То чем он отличается от тебя, Таск? Ты поступил со мной так же, когда мы расстались. Вернее, поэтому мы и расстались! Таск поджимает губы. — Тем отличается, что я не пытался намеренно тебе навредить. И я на самом деле тебя удержать пытался. Я с себя вины за это не снимаю, вспомни, сколько я у тебя прощения потом просил? А он попросил? Хоть раз? Хиде нервно сглатывает. А вот это уже удар ниже пояса. Йошики после произошедшего и вплоть до самого концерта не звонил ему, и они ни разу не виделись. Мацумото и самому не хотелось с ним разговаривать, он дулся, считая, что после такого ему гордость не позволит дёрнуть Хаяши первым. Но Йошики даже не попытался с ним помириться, просто самоустранился, будто так и должно быть. А на самом концерте он вёл себя так, словно ничего не произошло, чем ухудшал без того угнетённое состояние лид-гитариста. Кровь словно разом становится ледяной, холодя изнутри. Похоже, что всё именно так и есть, как говорит Таск. Хиде был для Йошики куклой, одной из тех, которых у него могло быть множество: захотелось — взял, поиграл, надоело — отбросил, схватил другую. Только Хиде живой. И поверить в подобное отношение так тяжело… Да и возможно ли? Вдруг это Таск сейчас им манипулирует? Он прав, Хиде слишком доверчив, особенно в отношении тех, кого считает близкими себе. — Хиде-чан, — тихо продолжает Таск, — ну открой глаза. Тобой попросту попользовались и отбросили. Как думаешь, правильно ли ты поступил в таком случае? Он пододвигается поближе, касается лица кончиками пальцев. А в глазах застыло ожидание. Итая явно представляет себе, какая буря сейчас поднялась в душе у Хиде. — Умом я понимаю, что правильно, — чуть слышно, сдавленным голосом отзывается Мацумото. — А вот душой… Не могу поверить, не могу, не могу… Пошатнувшись, Хиде утыкается носом в его шею. Чуть влажные длинные тёмные волосы щекочут его кожу, от них легонько пахнет шампунем. Так знакомо… Хидето едва не стонет, всхлипывая и прижимаясь к нему. Он ни капли не удивился бы, если бы Таск его оттолкнул сейчас. Но Таск не отталкивает; гладит мягко по голове, перебирая розовые пряди, молчит, пока Хиде всхлипывает, и, наклонившись, целует в висок. — Останешься? — мягкий томный шёпот в ухо, Таск легонько поддевает пальцами его подбородок, поднимая голову, и улыбается краем рта. А Хиде, кусая губы, оглядывает его лицо, задерживая взгляд на глазах, в которых летают яркие искорки, а потом — на губах. Кивает тихонько и опускает ресницы, из-под них наблюдая, как Итая тянется к нему. И их губы соединяются почти беззвучно. …Остаток этой странной ночи Хиде стонет и мечется по кровати под почти яростными ласками бывшего любовника, кусает до крови губы, свои или его, ловит его дыхание и цепляется за его худую спину. Он забывается, запрокидывая на подушки растрёпанную голову, размыкает губы, давая терзать их глубокими сладкими поцелуями, кричит от боли, кричит от оргазма, прошибающего его раз за разом, как мощным токовым разрядом, и вздрагивает от того, как его собственные крики эхом откатываются от стен спальни. Опять это невольно напоминает ему об их совместном прошлом, омрачённом неприятным концом. Когда они познакомились, Таску было восемнадцать, а Хиде — двадцать два. Первая в жизни яркая вспышка, сорвавшая крышу напрочь, первая, как тогда казалось, любовь, первый секс. Они практически не расставались тогда, использовали любую свободную секунду, чтобы поваляться в кровати, и разница в возрасте им не мешала. Хидето потом уже понял, что Таск внёс в его безумную жизнь некую закономерность — все его любовники впоследствии были младше его, даже Йошики. Была ли это любовь на самом деле? Вряд ли. Со стороны Хиде уж точно нет, Итая ему нравился, очень, и устраивал его со всех сторон, но это было не то чувство, которое Мацумото бы смог пронести в себе через всю жизнь. Именно вспышка, прекрасная в своей яркости и очень короткая, как фейерверк. То, что вспыхивает в секунду, как правило, так же, в секунду, и гаснет. И Хиде погас. Он не раз замечал за собой — стоит лишь понять, что партнёр в него влюбился, Мацумото мгновенно теряет к нему интерес. А Таск не хотел его отпускать. И в порыве своих эмоций и ссоры, не желая того, причинил ему вред. Точно так же, как Йошики. «Наверное, я болен. Все мои отношения начинаются и заканчиваются одинаково». Парней у Хиде было множество. Но отчётливей всего он помнит именно Таска и Йошики, они сыграли в его жизни решающую роль в разное время. Остальные же, как правило, развлечение на одну ночь, сливаются у него перед носом в одно сплошное пятно, в котором нельзя выделить лица и имена. А сейчас… Снова эта вспышка, которая к утру потухнет? Попытка уцепиться хоть за кого-нибудь, чтобы не утонуть в собственных проблемах? Хиде не знает. И вообще не совсем отдаёт себе отчёт в том, что сейчас он с Таском, позволяет прикасаться к себе, зацеловывать, тянуть за волосы и трахать. И пусть сейчас им так хорошо вдвоём, какой-то дальней частичкой души Хиде чувствует, что это не то, что ему нужно. Он опять выгибается с громким воплем, и Таск затыкает ему рот поцелуем, до синяков сжимая тонкие запястья. И снова. И снова. И снова… От приоткрытого окна веет утренним морозом. Почти шесть, пора собирать разбросанные по полу в беспорядке вещи и уходить. Хиде на секунду утыкается лицом в подушку, судорожно выдыхая. Во всём этом он чувствует такую ужасную усталость и обречённость, словно не зная, что же ему делать и как быть дальше. Как он и думал, к утру не осталось ничего, никакой страсти и желания. Но надо как-то идти вперёд. Всё в порядке, судьба ведь не в первый раз уже прикладывает его лицом об асфальт, Мацумото к этому почти привык. Рядом шуршат наспех перестеленные простыни, и Таск наклоняется к нему, целуя шею. Его длинные волосы снова щекочут кожу. — Чего вздыхаешь горько, Хиде-чан? — Ничего, — буркает Хиде, вжимаясь в подушку. — Не выспался. — Повернись ко мне, — шепчет Таск ему в ухо. — Зачем? — Хочу. Мне не очень нравится разговаривать с твоей спиной. Не дожидаясь ответа, Таск тянет его за плечо, его мгновенно простреливает боль, и Хиде взвывает во весь голос: — А-а-ай, не трогай плечо! Не могу я повернуться, мне больно! — Прости. Таск перебирается через него и плюхается на подушку рядом, оказываясь нос к носу с ним. Касается лица кончиками пальцев. И Хиде смотрит ему в глаза пустым взглядом. — Давай начнём заново? — тихо спрашивает Итая, поблёскивая глазами. Запрокидывает на подушку голову, томно размыкая пересохшие губы. — С чистого листа. Я обещаю тебя не обижать больше. А если такое случится, сможешь долбануть меня гитарой по башке. — Больно надо мне об твою голову гитары ломать, — Хиде морщится и отводит глаза. — Не могу, Таск. Нет у меня больше чистых листов, все израсходовал. Наверное, постоянные отношения — это не для меня. Таск внимательно смотрит ему в лицо. И его глаза тут же наливаются кровью. — Побежишь обратно к нему? Хочешь и дальше быть бесплатной шлюхой при человеке, который ни во что тебя не ставит? Хиде-чан, ну неужели для тебя это не унизительно? Я думал, у тебя побольше гордости будет. Хиде молчит. Что можно ответить на такой выпад? Гордости он своей давно уже лишился, пока встречался с Йошики. Привык подчиняться ему, выполнять всё, что он говорит. И Итая, вздохнув, тянется к нему, чтобы поцеловать в опухшие с ночи губы. — Всё равно никто не будет любить тебя так, как я. И ты в конце концов это поймёшь. А я готов подождать этого момента.***
Вернувшись домой и закрыв входную дверь, Хиде почти сразу буквально налетает на злого до невозможности Хироши, выбежавшего из комнаты на шум. — Хиде, где ты опять шлялся всю ночь? — обычно Хироши себе не позволяет так разговаривать со старшим братом, но сейчас, похоже, он вне себя от возмущения. — Убежал, никому ничего не сказал, трубку не берёшь! Да я тут чуть с ума не сошёл, собрался уже больницы и морги обзванивать! Хидето кривится и выпутывается из пальто, сбрасывая верхнюю одежду ему на руки. — Я просто гулял, дышал свежим воздухом, — младший Мацумото фыркает, явно проглатывая вопрос «интересно, где ты в Токио свежий воздух нашёл». — Хироши, а что ты делаешь в моей квартире? Я же тебе сказал вчера, чтобы ты после записи и бара ехал домой. — Я бы поехал, — сердито бросает Хироши, — но только после того, как благополучно доставил тебя домой. — Ты это говоришь как мой брат или как мой менеджер? — Хиде фыркает и скрещивает на груди руки. — Я уже большой мальчик, нечего за меня так переживать. Он поворачивается и, слегка покачиваясь, бредёт в ванную. Хироши, ворча, идёт за ним. — Да ты только по паспорту большой, горе моё. Тридцать три года стукнуло, а мозгов всё никак не прибавится. Ей-богу, мне с моими детьми иной раз легче, чем с тобой, — увидев, как Хиде наклоняется к раковине, Хироши в ужасе хватает его за плечо, правда, не больное. — Эй, прекрати! — Что? — недоуменно тянет Хиде, подняв на него взгляд в зеркале. — Я просто хочу умыться. — Умывайся. Но смотри у меня. Не вздумай рвоту опять вызвать, — Хироши прислоняется плечом к косяку двери. — И всё-таки, где ты был? Неужели мотался всю ночь по улице? — Нет. Я был у Таска и занимался с ним сексом до утра. Удовлетворён, или тебе в подробностях рассказать? Хироши на секунду замирает, приоткрыв рот. Естественно, будучи в последние несколько лет менеджером Хиде и фактически его нянькой, он в курсе всех похождений брата, но обычно мужественно помалкивает и не делает ему замечаний. Пытался было один раз, тайком, за спиной Хиде, подобрался к Йошики и потребовал, чтобы тот оставил Хиде в покое, не говоря при этом об их разговоре. Но не на того напал — Йошики, который в этой жизни почти ничего не боялся, наплевал на его слова и живо рассказал всё Хиде, и Мацумото коршуном бросился на брата, пригрозил уволить его и вычеркнуть из своей жизни за такие козни. Ему было тяжело говорить Хироши такое, но уж очень Хиде рассердился, его взбесил сам факт того, что Хироши тайком попытался настроить Йошики против него. Хироши пришлось заткнуться. Мацумото кривит губы, вспоминая об этом разговоре. Прямо как ночью, во время беседы с Таском. Хиде и тогда всеми силами защищал любимого Йошики, никому не позволял потревожить его, готов был ради этого даже вдрызг разругаться с братом. И чем же в итоге это закончилось? — Вот как… — тяжёлый вздох с его стороны. — Решил вспомнить юность? — Просто не хотел оставаться один ночью, — Хиде тянется за полотенцем. — Хватит уже, Хироши. Не дёргайся, я в порядке. — Да я уже и не дёргаюсь. Главное, что ты вернулся живой и невредимый, а то я уже напридумывал себе, как ты по пьяни опять влип в историю, и ждал звонка из полиции, — Хироши качает головой и поворачивается. — Завтракать будешь? Могу сделать что-нибудь по-быстрому. — Спасибо, — Хидето улыбается ему, — что не даёшь мне умереть с голоду. — Да ты ешь меньше, чем хомячок. Не представляю, как ты можешь от голода умереть, — Хироши фыркает. — Сейчас что-нибудь придумаю, пойду посмотрю, что там в холодильнике. И он выходит в коридор. А Хиде, вздохнув, идёт в спальню и на ходу выпутывается из своей спортивной куртки. — А, Хиде, — высовывается из кухни Хироши, — там сообщение на автоответчике телефона. Я не стал его трогать, послушай сам, вдруг что-то важное. — Хорошо, Хироши, сейчас посмотрю. Хиде, вздохнув, подходит к письменному столу. На телефоне и впрямь моргает красная лампочка. Чуть подрагивающим пальцем Мацумото нажимает на кнопку. Комнату наполняет тихий треск. И лишь спустя минуту в нём прорезается далёкий-далёкий, но до боли знакомый голос. Хиде-чан, это я… Странно, что тебя нет дома, мне казалось, что в Токио сейчас ночь… Или ты просто спишь… Сердце моментально подскакивает к горлу. И Хиде судорожными глотками пытается отправить его обратно вниз. Ничего… Ничего, увидишь моё сообщение, когда вернёшься или проснёшься. Мне некуда спешить. И всё равно ты, наверное, удалишь его, как только услышишь, что это я. Голос Йошики кажется каким-то усталым и отстранённым, хриплым, искажённым помехами. Хиде-чан, я просто… Просто хотел сказать тебе кое-что. Знаешь, я сейчас очень много пишу и думаю о том, что происходило перед концертом и после него… Я повёл себя как урод. Только понял это лишь сейчас, слишком поздно. Я знаю, что мы всё равно вряд ли уже сможем вернуть всё, как было, но я всё-таки… Всё-таки хочу попросить у тебя прощения. — Прощения?.. — чуть слышно шепчет Хиде, густо сглатывая. И ударяет кулаком по столу. — Да что мне с твоего «прошу прощения»?! А невидимый Хаяши бесстрастно продолжает монолог в пустоту. Я ведь знаю, какой ты чувствительный. Но я был так зол из-за происходящего, что просто забыл о твоих чувствах. И теперь не могу не вспоминать об этом. И я понимаю, почему ты не захотел больше общаться со мной, это, наверное, правильно, я бы на твоём месте тоже ушёл. Прости меня, Хиде-чан… Прости, если сможешь. Опять в глазах скапливаются слёзы, и Хиде кривит губы, изо всех сил стараясь сдержать их. Я видел рекламу твоего нового сингла в Интернете. Всего месяц прошёл, и ты так быстро что-то записал… Поздравляю тебя. Отрывок хороший такой, я даже записал его на диктофон. Рад, что ты пришёл в себя и решил вернуться к работе… Теперь ты свободен, и кто знает, может, у тебя всё получится лучше, чем у «Х» в последние годы… Надеюсь, одногруппники тебя ценят. Хиде тихонько кусает губы, чувствуя, как начинают дрожать руки. А голос у Йошики срывается, окончательно превращается в хрип, и слова перемежаются тихими всхлипами. И непонятно, то ли это помехи, то ли он там уже сам чуть не рыдает, во что верится с трудом. И ещё я… Я очень по тебе скучаю, Хиде-чан. Я даже не представлял себе, как мне будет грустно без тебя. Знаешь, Лос-Анджелес без тебя кажется таким пустым… Мацумото невольно вспоминает собственную прогулку по ночным улицам. Он ведь тоже думал о том, какой же Токио большой и пустой. Похоже, они с Йошики по-прежнему порой одинаково размышляют. — А без тебя — Токио… Если ты приедешь как-нибудь сюда, на запись или просто так… Прошу, позвони мне. Мне становится так грустно от мысли, что мы с тобой больше не увидимся… Помнишь, как мы мечтали в двухтысячном создать новый «Х»? Из динамика доносится тихий вздох. И вновь печальный голос: Вот и всё, что я хотел тебе сказать. Так глупо, наверное… Не знаю, дослушал ли ты вообще до этого момента. Я люблю тебя, Хиде-чан. Береги себя. И запись обрывается, сменившись короткими гудками. Мацумото ещё несколько минут стоит неподвижно над столом, кусая губы. Первая же мысль — схватить телефон и позвонить Йошики, сию секунду. Рука тянется к трубке и замирает над ней. Нет, нельзя. Хиде не может вот так просто спустить ему то, что он сделал. Даже после такой прекрасной печальной речи. — Хиде, завтрак готов, — в комнату опять просовывается Хироши. Увидев погасшую лампочку, он наклоняет набок голову. — Кто это был? Хиде запрокидывает назад голову, чтобы слёзы вкатились обратно в глаза. И, улыбнувшись, смотрит на брата через плечо. — Да никто. Треск и молчание. Номером ошиблись, наверное. Сейчас иду, Хироши. Хироши, кивнув, вновь исчезает в кухне, где у него что-то потрескивает и булькает. А Хиде задумчиво смотрит на телефонную трубку и вновь тянет к ней руку. Палец зависает над панелью на секунду и упирается в кнопку. Сообщение стёрто. Оставшееся время памяти — пять минут. И установившуюся в комнате тишину буквально разрезает, как ножом, пронзительный короткий писк.