Вернисаж

Вот кто-то в профиль и анфас, а я смотрю, смотрю на Вас...

- И я все равно не пойму, мне-то зачем туда тащиться? – Томо вопросительно уставился на развалившегося на ветхом продавленном диване Яёя. Яёй был отличным товарищем, веселым, оптимистичным, всегда готовым помочь, и общаться с ним было одно удовольствие. Единственным его, по мнению Томо, существенным недостатком являлась склонность с прямо-таки удручающей частотой ввязываться в какие-то сомнительные предприятия и авантюры. А еще ржать и материться, к месту и без оного. Да, пожалуй, это тоже. На сей раз начинающий гитарист завел знакомство с какой-то на редкость мутной личностью со странноватым прозвищем Кисаки и теперь вовсю пытался навязать этого самого Кисаки на его, Томо, шею. Как будто б и без этого проблем недостает. - Да я сто раз же пояснил уже! Кисаки – птица высокого полета, у него куча знакомств в музыкальных кругах, - Яёй по обыкновению принялся ожесточенно жестикулировать. – И это наш с тобой реальный шанс тоже хоть как-то пробиться, понимаешь? А то, блядь, так и будем еще сто лет торчать в гараже моего папеньки, и слушать нашу музыку будет разве что Масако-сан из соседнего дома. - По-моему, она глухая совсем уже, – с сомнением заметил Томо. - Ну вот, значит, никто не будет, получается. Томо вздохнул. - Может, все-таки ты один сгоняешь тогда? Что мне там делать, на этом, как его, вернисаже вашем? Я даже не знаю, что это такое. У Яёя слегка отвисла челюсть. - Ты это серьезно сейчас? Ёжкин кот! Ты из глухомани какой приехал что ли? - Томо тут же явственно надулся. – Вернисаж – это выставка картин, чувак. Для человека искусства тебе явно не хватает теоретической базы. - Какого еще искусства?! Я грузчиком работаю, в третьесортном супермаркете, ты не забыл часом? - А вот с этим-то Кисаки нам и поможет, точно тебе говорю! Он классный парень. И на басу играет еще, кстати. - Угу, - Томо скептически хмыкнул, - пишет стихи, занимается экологическим садоводством и вяжет амигуруми. Идеал человека, ни дать, ни взять. - Иронизируй, сколько влезет, но в одном я уверен точно: это знакомство изменит нашу с тобой жизнь, вот увидишь! Мечтательно посмотрев куда-то вдаль, Яёй одним глотком прикончил остававшееся в банке пиво и потянулся за следующей порцией. - Может, хватит бухать уже, а? – Томо забавно наморщил нос, выражая неодобрение. - Ой, да кто тут у нас бухает вообще? – Яёй легкомысленно махнул рукой и хитро прищурился, - только ты! Забыл что ли, как на прошлой неделе… - Да ты что теперь этот случай до скончания времен вспоминать будешь, да?! – возмущению Томо не было предела. – Да, признаю, я выпил. И? Меня девушка бросила, чтоб ты знал! Тут уж Яёй не удержался и откровенно и нагло заржал, хватаясь за живот. - Какая еще, нафиг, девушка, Томо-кун? Если ты об Акико-чан толкуешь, так она тебя вовсе не бросила. Она оказала ценнейшую услугу, избавив тебя от общения, которое было тебе нужно как телеге пятое колесо. Томо совсем уже был готов ахнуть от негодования, но Яёй, меж тем, продолжил: - Пора уже хотя бы самому себе окончательно признаться, что не по девушкам ты, мой сладкий котик. Ну правда же. Томо, внезапно растерявший все распиравшие его бурные эмоции, в очередной раз вздохнул, садясь рядом с Яёем на диван. Признаваться он не любил, и Яёй был единственным, кому он доверился. Иногда казалось, что зря, но что сделано, то сделано. А сейчас нужно было срочно что-то сказать, дабы отвлечь приятеля от разговора на скользкую тему. - Зато… зато общение с Акико-сан подвигло меня на написание нового текста. Вот, посмотри, - Томо оперативно вытащил из сумки блокнот с Hello Kitty и быстро-быстро долистал до нужной страницы, не давая приятелю шанса начать ржать еще и над дизайном блокнота. Ведь то, что серьезным рокерам тоже может понравиться Hello Kitty, Яёю-то не объяснишь. - Вот, я назвал ее Dress, по-английски ведь круче звучит, да? Почитаешь? Яёй протянул руку, забирая блокнот, и плавно поднялся с дивана. -Давай сюда, читну по дороге, что ты насочинял там, брошенный ты мой. А сейчас нам пора. Не будем заставлять Кисаки ждать. Он весьма пунктуальный чувак. - Ни капли не сомневаюсь. – Томо подхватил со спинки дивана старую выцветшую джинсовку. – Это одно из тысячи трехсот восьмидесяти семи его главных достоинств, не иначе. *** Разной толщины разноцветные линии, хаотично перекрещиваясь между собой, разбегались по площади холста в разных направлениях. В правом нижнем углу виднелось нечеткое абстрактное нечто, слегка напоминавшее кляксу. Рядом виднелась фигура. Кота в короне. Так, во всяком случае, казалось Томо, изо всех сил пытавшемуся изобразить увлеченно глядящего на сей шедевр живописи человека. - По-моему, смотрится круто! – Яёй широко улыбнулся, обращаясь к Кисаки.- У тебя талант, дружище! - Благодарю. – Кисаки слегка поклонился. – Эта работа называется «Фантасмагория», в ней я попробовал выразить свое видение нелогичности человеческого существования и тщетности бытия в целом. - Я так и понял! – Яёй бодро хлопнул художника по плечу. – А тебе оно как, Томо-кун? Нравится ведь, ага?- украдкой Яёй подмигнул левым глазом. Кисаки же пристально воззрился на второго начинающего музыканта. Взгляд его вопреки спокойному и безэмоциональному выражению лица был тяжелым и словно оценивающим. Сладострастным даже, внезапно решил для себя Томо, и тут же невероятно смутился. И как теперь быть? Если сказать правду, состоявшую в том, что подобная белиберда понравиться ему никак не может, то, вероятно, о помощи человека-птицы высокого полета придется забыть. И продолжать играть в гараже и дальше. Перспектива удручала. Да и Яёй расстроится. Посему собрав всю свою волю и зачатки актерских способностей в метафорический кулак, с умным и, как ему хотелось надеяться, заинтересованным лицом Томо выдал: - Цветовая гамма поражает своей оригинальностью, я считаю. Кисаки внезапно рассмеялся. Его смех, в противоположность взгляду мягкий и мелодичный, смутил Томо еще сильнее. - Ясно, - Кисаки слегка прищурился. – Тогда, давайте, я покажу вам свою следующую работу. Пройдемте. "Мать честная, а «Фантасмагория»-то, оказывается, была еще ничего!" – подумал Томо, осторожно рассматривая висящее на обшарпанной стене огромное полотно. С полотна жуткого вида фигуры в темных балахонах мрачно взирали на зрителя, совершенно пустыми, казалось, глазницами, воздев тощие, костлявые руки с крючковатыми пальцами, словно пытаясь дотянуться до низко нависшего над ними темно-свинцового неба. Одна из фигур была изображена в профиль, и ее длинный указательный палец был направлен куда-то вдаль, туда, где из-за гор медленно поднимался кроваво-красный рассвет. - Офигеть, приятель, крутяк! Мощная вещь, нехило впечатляет! Очевидно, запас шаблонных хвалебных комментариев Яёя был весьма велик. Томо с уважением глянул на гитариста. Сам он так не умел. Неосмотрительно сделав шаг назад, будто неосознанно пытаясь очутиться подальше от зловещей картины, Томо вдруг ощутил, что упирается в чье-то плечо. По спине тут уже как по команде прошествовало целое стадо мурашек, потому что вслед за плечом Томо почувствовал, как чья-то рука приобняла его за талию, точно девушку, и голос Кисаки прозвучал неожиданно близко-близко: - Как вам, Томо-сан? - Э..э… - Это полотно я назвал «Синдром». - Вместо того чтобы отойти подальше, Кисаки, казалось, подошел еще ближе и теперь говорил едва ли не на ухо. – Немало пришлось потрудиться, чтобы передать изначальный замысел. Наш мир погряз в пороках и разврате, - тут Кисаки легонечко провел тонкими пальцами по спине Томо, - и не найти людям спасения, пока их мечты устремлены к низменному и грязному, – последние слова Кисаки проговорил почти шепотом, - и ждет их плачевный конец. Тут художник вздохнул, наконец-то отодвигаясь. - Это я, кстати, тоже нарисовал, смотрите. К облегчению Томо Кисаки перестал шептать и уже своим нормальным голосом пригласил друзей к своей следующей картине. Крепко ухватив Томо за руку, он бодро потащил его в противоположный конец зала. Яёй посеменил следом. - Вот! – провозгласил Кисаки, останавливаясь перед сравнительно небольшим по размеру рисунком. – То, что нас всех ожидает: «The End of Corruption World» - Вау! – Яёй восторженно присвистнул. – Никогда не видел ничего подобного, это шедевр, иначе и не сказать! Кисаки гордо приосанился. Томо вздрогнул. В самом центре картины был рот. Огромный, раскрытый, в довершение всего еще и усыпанный мелкими и острыми как бритва зубами. И в этот самый рот падали, отчаянно всплескивая спичкообразными руками и ногами, люди. Их собственные крохотные рты были раскрыты в немом крике ужаса. - Это… это… я думаю, то есть… я уверен, что это очень концептуально, - наконец выдавил из себя Томо. Что значит концептуально, он, конечно, понимал крайне смутно, но слово звучало умно, а Кисаки вновь так пристально уставился на него, явно в ожидании оценок и мнений, что сказать что-то умное нужно было просто позарез. - Я вижу, вы большой ценитель живописи, Томо-сан. – Кисаки мягко улыбнулся. Стоявший за его спиной Яёй полузадушенно хрюкнул, тут же зажав себе рот ладонью. Томо был готов биться об заклад, приятель будет теперь вспоминать эту фразу еще раз сто и стебаться над ним при всяком удобном случае. Всерьез задумавшись о том, а не разобидеться ли ему на такое отношение со стороны все-таки лучшего друга, Томо совершенно не заметил очередного приближения Кисаки, остановившегося буквально в шаге от того, чтобы опять вторгнуться в его, Томо, самое что ни на есть личное пространство. - И Яёй-кун говорит, что вы хорошо поете. – Кисаки чуть склонил голову набок, отчего в его глазах зажглась совершенно лисья хитрость. – И тексты пишете тоже хорошие. Томо моментально покраснел. - Мне кажется, он преувеличивает! И я… - А давайте посмотрим? – Кисаки не дал ему договорить. – На самом деле я пригласил вас не просто так. Выставка ведь открывается только завтра. А я очень хочу вас, - тут Кисаки снова смерил Томо неоднозначным взглядом, - послушать, - в последний момент все же добавил он. И поскорее. Томо покраснел еще сильнее. Кисаки жестом фокусника выудил откуда-то гитару. - Сейчас Яёй –кун нам что-нибудь наиграет, а вы споете. Договорились? Томо застыл, беспомощно глядя на приятеля. Тот пожал плечами, словно бы говоря – ну, а ты как хотел? - Яёй-кун сообщил по секрету, что у вас есть даже новая песня, – видя нерешительность вокалиста, Кисаки решил взять дело в свои руки, – давайте ее и послушаем. Томо понял, что выхода нет. Сейчас или никогда. Пальцы Яёя плавно скользнули по струнам. … Utsushiteita, kagami no naka no anata ni… *** Когда отзвучали последние аккорды, Кисаки надолго замолчал. У Томо внутри все похолодело. «Ему не понравилось. Не понравилось… Не понравилось! Не зря же ему, Томо, все говорили, что какой из него певец вообще. Сидел бы в своем супермаркете на ящиках с апельсинами и не высовывался. Какой позор! И Яёй теперь с ним дружить отродясь не захочет, и даже…» - Знаете, - вдруг заявил Кисаки, - мне кажется, я уже знаю, какая у этой песни будет аранжировка. Есть у меня на примете один человечек, Аяме. Стучит он. Томо нахмурился, не понимая. - Ну, барабанщик, в смысле. – Кисаки рассмеялся. – Думаю, в самое ближайшее время надо будет вчетвером собраться у меня в студии и как следует все обсудить. Ну? – Кисаки поочередно взглянул на обоих приятелей, - что скажете? Яёй не успел даже рта раскрыть, как Томо совершенно неожиданно даже для самого себя выпалил: - То есть, вам понравилось? Как я пою? Правда, понравилось, честно? - Конечно, понравилось, милейший Томо-сан, - Кисаки подмигнул, - честнее не бывает. - И вы будете с нами сотрудничать? Тут Яёй возвел глаза к потолку: «Ну давай же, он ведь тебе понравился!» - Не просто сотрудничать, - Кисаки сделал шаг вперед и, протянув руку, невесомо провел указательным пальцем по щеке Томо, отводя упавшую туда прядь длинных волос, - я предлагаю вам создать группу, вместе со мной. Яёй мысленно возликовал. Лед тронулся. Наконец-то. - А как, как мы будем называться? – волнение и радость сделали Томо куда разговорчивее обычного, заставив напрочь позабыть о том, что еще совсем недавно Кисаки казался ему странным и не особенно приятным типом. - Полагаю, этот вопрос нужно будет обдумать отдельно, название ведь просто так, с бухты-барахты не придумывается. Оно должно быть звучным, красивым, оригинальным, запоминающимся. И отражать концепцию группы, конечно. Кроме того, - - А это там что такое? Она упала? Кисаки бросил взгляд туда, куда указывал Томо. В углу зала на полу лежала картина. -А-а, это. Нет, не упала, это… незаконченная работа. Она, - Кисаки слегка замялся, - не получилась. Я так и не понял, что она такое. И решил ее для выставки не брать. - Можно взглянуть? – Яёй и сам бы, наверное, не смог объяснить, зачем он это спросил. - Да, можно? – Томо вопросительно посмотрел на странно притихшего Кисаки. - Ладно, валяйте. На светлом почти белом фоне едва-едва угадывались плавные очертания фантастического замка, окутанного голубовато-розовой дымкой. Изображение столь сильно отличалось от остальных увиденных ими картин Кисаки, что Томо слегка опешил. Все линии здесь казались настолько тонкими, эфемерными, что чудилось – еще минута, и все, что было нарисовано, исчезнет без следа, оставляя после себя девственно чистый холст, словно… - Мираж, - прошептал Томо. Кисаки ошеломленно посмотрел на будущего вокалиста своей группы. - Откуда ты знаешь, как она называется? - Я не знаю. Я просто подумал, предположил… она очень красивая! - Спасибо. – Кисаки, не отрываясь, смотрел Томо в глаза. - Я думаю, что это знак свыше. – Подошедший Яёй положил руки на плечи будущим одногруппникам. – Так и назовемся: Мираж. Будет красиво. И концептуально. Томо и Кисаки переглянулись: - Точно! З.Ы. Название и эпиграф утырены, ясен пень, из той самой великой песни. Она меня и подвигла на это дело, если подумать )