отчаявшаяся душа.

      не задаешься вопросом уже, как ты здесь оказалась и зачем вообще - не имеет значения больше. перед глазами только и крутится сяо сяо сяо. вот же он, здесь, рядышком, смотрит в ночное небо и прикрывает наполненные болью янтарные глаза. замечает тебя, первым в принципе, беззащитную такую, в странном одеянии, без сознания падающую на пороге постоялого двора ваншу.       последнее, что помнишь из своей прошлой жизни - усталость дикую, боль, разрывающую сердце, и петлю перед собой. и осознаешь как-то поздно, где оказалась. нет, не то, чтобы осознаешь, сначала даже не веришь. что бы это ни было - просто играющее воображение умирающего мозга. не может же быть такого, чтобы ты действительно оказалась в тейвате. что сквозь гудение в голове слышишь восторженный голос ху тао, предлагающую свои услуги, что действительно видишь сян лин в том самом ресторане.       а ты и не против, на самом то деле. пусть будет так. без глаза бога, знаний о том, как вести себя здесь - но не против.       отчаявшаяся душа совсем не против прибирать на постоялом дворе взамен на крышу над головой и еду.       отчаявшаяся душа совсем не против рассказать сяо о том, кто ты.       отчаявшаяся душа совсем не против довериться.       отчаявшаяся душа совсем не против приходить в комнату незнакомой, непонятной души каждый вечер. и сидеть, наблюдать за вздымающейся грудью каждую ночь. и защищать сон от кошмаров, а тело от увечий. видеть наполненные болью глаза и позволять лунному свету обрамлять ее лицо. касаться мягких волос и оставлять ягоды на утро.       и позволять обнимать себя, снимать маску, залечивать раны, душевные, кровоточащие хуже физических. одним ловким касанием стирать боль, пожирающую, сильную, смотреть с теплотой в болеющие янтарные глаза.       отчаявшаяся душа теперь совсем не против довериться.       позволить отчаявшейся душе отогнать кошмары прошлого. принять его, с болью, со страданиями, с воспоминаниями. оставить их вдвоем в мире мимолетным касанием губ.       бежать на другой конец света, стирая ноги в кровь, лишь бы отвести от него тьму. успокоить, положить теплую руку на его щеку, поцеловать в окружении трупов. гладить руки, переплетать окровавленные пальцы, заставив его перестать ощущать запах гниения вокруг. опуститься по колено в холодную речную воду, отмывать кровь нежными касаниями пальцев, с нежностью настоящей смотреть ему в глаза, без страха совершенно. заставить его отчаявшуюся душу трепетать буквально. душу лечить, ведь теперь он не один.       лечь в высокую траву, оставлять поцелуи по всему телу и избавиться от одежды, заставляя почувствовать что-то совершенно новое. хранить в воспоминаниях тяжелые вздохи и чистое девичье тело, слиться воедино, точно. впервые. и толкаться так осторожно, будто исчезнет в любой момент. попытаться подарить ей удовольствие и касаться губами прикрытых век.       приносить ему миндальный тофу, любимый, чистить копье от крови, сидеть, молчать, позволять отчаявшейся душе успокоиться наконец, хоть ненадолго.       и учить отчаявшуюся душу сражаться, чтоб не видеть больше боли этой в твоих глазах, видит ведь, как огонек интереса в них разгорается. заставлять гореть, но не жаждой крови вовсе, а желанием его защитить.       и обнимать так, крепко прижимать к сердечку бьющемуся, когда сяо снова кричит во сне. и рассыпать поцелуи по лицу, крутить пряди темные на пальчике, лишь бы успокоился. не можешь отойти от него просто так, так любишь сильно, что и в огонь и в воду.       не можешь время просто так терять, вдруг исчезнешь, внезапно, как и появилась. нужно успокоить душу отчаявшуюся, дать понять, что он не один в этом мире вовсе. сильный такой, адепт ведь, но одинокий.       и цель себе ставишь однажды, когда израненный сяо опускает тяжелый вздох тебе в плечо - не уходить от него никогда. и сердце кровью обливается, когда слышишь от него заветное: - не бросай меня.       и остаться здесь, с ним, навсегда. позволить двум отчаявшимся душам застрять между жизнью и смертью.