Кошмар

      Боль настолько осязаемая, что Даулинг впервые за долгие годы истошно кричит, не задумываясь ни о чем. Ее выгибает дугой, глаза закрыты, а боль, эта бесконечная боль, выжигает изнутри калёным железом, пытаясь оставить лишь беспомощную оболочку вместо сильной феи.       Она не видит, как в комнату вбегает перепуганная Блум, а за ней — Скай. Не слышит, как кричит на нее Сол, прижимая ее к себе и в чем-то убеждая. Она слышит лишь зов Розалинды и видит трупы. Бесконечные трупы, такие же бесконечные, как ее боль. Фара всегда была слишком слаба для того, что на нее свалилось.       Крик переходит в хрип, и посторонние звуки вытесняют голос бывшей наставницы. И Фара затихает в руках Сильвы, все ещё боясь открыть глаза. Осознание того, что произошло, накатывает неизбежно, и ей некуда бежать от объяснения. И никто из присутствующих здесь не поверит в то, что это обыкновенный кошмар. В ужасе Даулинг нет ничего обычного.       Когда карие глаза открываются, все встаёт на свои места. Фиолет все ещё горит в глазах Музы и слезы, что видит Даулинг, красноречивей любых слов. Она знает. Знает то, что так долго хотелось скрыть, похоронить в своем подсознании, забыть. Но невозможно забыть то, что видишь каждый день. И каждая секунда жизни становится проклятьем.       — Фара.       Его голос, такой тихий и спокойный, вызывает сейчас лишь горькую усмешку. Она не может перестать смотреть в глаза Музы, которые уже приобрели обычный оттенок, понимая, что молодая фея лишь хотела помочь. Откуда ей было знать, что кошмары у Фары Даулинг такие же необычные, как и жизнь.       — Все в порядке.       Она и сама ужасается, как звучит ее голос: он похож на карканье, будто фея без перерыва кричала несколько часов. А всего лишь была нужна одна наставница и воспоминания о самой страшной ошибке.       Фара, наконец, позволяет Музе вздохнуть, и отводит взгляд, переводя его на Сильву. Молодая фея молча уходит, и никто не пытается ее удержать, словно понимают больше, чем могут понимать на самом деле.       — Ты кричала.       Она действительно не знает, что сказать. Поднимает взгляд выше, чтобы пересечься с Блум, и чувствует, как готова сломаться. Ей страшно признаться, что там, куда ее поместила Розалинда — было лучше. Там было спокойно, там не было боли. Она просто была и не платила за это существование непомерную цену. Но как сказать девочке, которая верила в нее, что та совершила ошибку? Особенно, когда в голубых глазах неприкрытое сочувствие.       — Да, простите, что разбудила. Просто кошмар. Идите спать, я в порядке.       — Идите, дети, — Сол крепко сжал ее запястье, и Фара даже не сомневалась, что останется синяк. Но ей было все равно, мир накренился и теперь мало что действительно имело значение.       — Но…       — Без но, Скай, — парень явно хотел сказать что-то ещё, но беглый взгляд Фары сказал ему все. Они явно были здесь лишние и явно ничего не понимали.       — Хорошо. Спокойной ночи.       — Спокойной ночи, — тихо отозвалась Даулинг, глядя, как за детьми закрывается дверь и понимая, что лично для нее было бы лучше, если бы и Сол просто пошел спать, оставив ее один на один с Розалиндой. Потому что Фара не сомневалась: как только она останется одна, голубые глаза тут же вернуться и привычно позовут к себе.       — Это не просто кошмар, — он будто хотел заглянуть ей в душу, вот только Даулинг не горела желанием кого-то туда пускать. Хватило и одного раза. — Ты не можешь врать и мне тоже. Это была Розалинда?       Когда-то любимое имя бьёт наотмашь, и Фара сама не понимает, как дёргается, словно от пощёчины. И Сильва сжимает кулаки, злясь то ли на нее, то ли на бывшего командира, то ли на самого себя. Он и сам не знает, но видеть Фару такой — слишком сложно. Она сломлена и он понятия не имеет, как вернуть ее обратно. Как снова увидеть в карих глазах жизнь. Они вытащили ее в мир живых, но так и не заставили снова жить.       — Тебе лучше уйти, — ее голос сейчас меньше всего похож на привычный голос феи, но Сол смотрит в карие глаза и понимает, что спорить бесполезно. — Я в порядке, Сол, правда.       — Ты не разу не в порядке, — он звучит очень обиженно, но Фаре плевать. Сейчас у нее нет сил думать о ком-то, кроме себя. Итак слишком дерьмого. — И не будешь, пока не перестанешь прятаться от всех. Что происходит?       — Вы сделали ошибку, Сильва, — она поднялась и отошла к окну, чувствуя, как горечь проникает под кожу, течет по венам, отравляя кровь. Она знала, что причиняет боль, но ей было все равно. — Когда вернули меня сюда. Я должна была остаться там, там было лучше.       — Фара…       — Уходи.       От правды лучше не стало, ни ему, ни ей. Но Сильва покорно поднимается, оставляя Фару одну, и даже не подозревает, что, как только та прикрывает веки, то видит голубые глаза. Чуть прищуренные, насмешливые, такие знакомые. Когда-то Фара умирала, глядя в них, и оживала, не отрывая от них взгляда. Теперь они несли ей лишь смерть и бесконечную боль.       — Роз…       Шепот срывается с потрескавшихся губ, он почти не различим, но Розалинда слышит. И улыбается, не привычно насмешливо, а искренне, как улыбалась только с ней. Всегда только с ней.       — Ты вернёшься ко мне, маленькая фея. Вернёшься, рано или поздно.       И Фара знает, что это правда. Ничто и никогда не сможет выжечь из нее ту, которая когда-то много лет назад поселилась в израненном сердце, брошенном на произвол судьбы. И плевать сейчас, в эту самую секунду, кого она предаёт, когда из темноты появляется сначала знакомый силуэт, а за ним и самая сильная фея Алфеи. Фара делает шаг вперёд и впервые за много лет позволяет себя поцеловать.