После затмения

Есть такие сны, в которых можно разглядеть тьму во всем блеске ее мрака, а есть и такие, где таится крупица света — бледного, таинственного, но притягательного. К тому времени, как за мной прибыл черный экипаж с сообщением из Дворца, я успел увидеть два поразительных сна. Сны мои, надобно признаться, и прежде отличались поразительной реалистичностью, но редко когда мне в них отводилась роль не наблюдателя, а действующего лица. Первый сон имел прямое отношение к завершившимся давеча празднествам, посему считаю нужным дать предысторию. Во время ночных бдений мне удалось свидеться с автором письма, некогда взволновавшего мой разум. Разговоры мы оставили на потом и все отведенное нам время провели в обоюдоостром наслаждении, после чего расстались такими же врагами, какими были год назад. Что касается этого джентльмена, то я не знаю, что за помутнение нашло на него, на меня же обрушилось наваждение из-за праздничного угощения. Вероятнее всего, дело было в чае или освобождающем скрытые душевные порывы порошке. Так вот, с той ночи навязчивый сон преследовал меня. Мы находились на ослепительно-зеленом лугу, и тот джентльмен опускался передо мной на колени, — точно так, как сделал это наяву, — а потом происходило то, что обычно происходит при запертых дверях. Второй сон был наполнен тягостным ожиданием чего-то нового. Я свободно парил в межзвездном пространстве, а потом вдруг оказался в холодной пустоте и мимо меня пролетали астероиды, вокруг вспыхивали сверхновые, где-то играли флейты, тьма заползала под веки, но не лишала зрения, нет. Я продолжал видеть, и то, что я видел, не поддавалось описанию. Последнее, что я запомнил перед пробуждением — четыре зрачка на ослепительно-черном круге в багровом кольце и отчаянно-прекрасный грохот барабанов. Я вздрогнул и проснулся. Кто-то отчаянно колотил в дверь. Я нашарил на прикроватном столике часы и увидел, что стоит глубокая ночь. Сны никак не уходили у меня из головы, но все же я поднялся с постели, накинул халат и спустился вниз. Торжественный и мрачный вид посланца Королевы привел меня в чувство: дело, похоже, было серьезным, ежели за мной отправили в такой час. Я наскоро собрался, и, выходя из спальни, столкнулся с моим другом. Тот, зевая и щурясь от острого света лампы, глухо пробормотал: — Что-то случилось? Мне поехать с вами? Он еле держался на ногах, но все равно был готов сопровождать меня. Но я был уверен, что в этом нет нужды. Последняя неделя и без того выдалась тяжелой. Мы принимали самое деятельное участие в сохранении порядка во время торжеств по поводу 750-летия правления Ее Величества, так что порядком выбились из сил. Я и сам был не в настроении куда-либо ехать и предпочел бы вернуться в постель, однако Королеве не отказывают. — Нет, сегодня отдыхайте. Я скоро вернусь, — ответил я и вышел из теплой тьмы в тьму холодную. Я не знал, что вернусь не так скоро, как себе вообразил. *** Королева была определенно взволнована. Шесть трупов, накрытых простынями, свидетельствовали о том, что беспокойство ее не лишено оснований. К трупам меня пустили не сразу, и я сразу сделал вывод, что в расследовании убийства Дворец не нуждался. Королева прожужжала: — У меня к вам деликатное поручение, профессор Мориарти. Надеюсь, вы не возненавидите меня за то, что случится дальше. Она никогда прежде не называла меня профессором, хотя профессором я стал в двадцать один год, а с тех пор прошло двенадцать лет. Это насторожило меня гораздо больше, чем нотки печали в ее обычно монотонных интонациях. — Все Великие гости уже отбыли, остался один. Нам удалось угодить всем, кроме него. Это Фараон, Гость из Египта, убил этих несчастных. В знак уважения в его спальню были отправлены юноши и девушки. Мы думали, что вполне изучили его вкусы, он должен был остаться доволен. Но, к сожалению, он в ярости и представляет… угрозу. Вам придется его успокоить. Любым способом. Вы не лишены хладнокровия и сумеете погасить его гнев. К тому же вы привлекательны для него как внешне, так и по уровню ума. «Ах, матушка, сон в руку», — подумал я. И еще я подумал, что Королеве совсем необязательно было так подробно пояснять свой выбор. Воистину, Альбион не заслужил такую милосердную Богиню, как она. — Могу я узнать, почему он в бешенстве? Возможно, переговоры прошли неудачно? — Настроение Фараона переливчато, как одежды, что он носит в образе людском. Если с вами случится то же, что и с остальными, мы обязательно позаботимся о вашем друге. Мне ничего не оставалось, как согласиться. Прежде, чем пойти на смерть, я осмотрел тела. Помимо несравненной красоты, убитые обладали еще одним общим знаменателем: все они были, несомненно, ирландского происхождения. Ран на телах я не нашел, только черную слизь, и сделал вывод, что, вероятнее всего, они умерли от страха. Странно, что Фараона не удовлетворила их смерть. Чего же он хотел от них? Пока я так неосторожно погрузился в размышления, Ее Величество положила мне на плечо одну из своих прекрасных рук, похожих на щупальца морских обитателей. Так мать провожает сына в жуткий мир мерзких наслаждений. *** В покоях Фараона пахло болотной плесенью. Я услышал всплеск воды, за моей спиной несколько раз клацнули зубы крокодила. Я не сдвинулся с места: Дворец хранил много тайн, но крокодилов здесь быть не могло: они водились только в Королевском террариуме. Шумы смолкли, и тьма затаилась. Я находился в просторной комнате с мраморными колоннами, а у совершенно пустого стола стоял он, Гость из Египта. Сначала я увидел только сгусток теней в багровом сиянии луны, и сгусток теней медленно материализовался в человека, высокого, изящного и смуглого. Луна упала на его лицо и поблекла, и я не мог оторвать взгляда. Пожалуй, я никогда не видел такой красоты, но красота эта была чрезмерной, словно Великий Древний понятия не имел, как должен выглядеть человек. По церемониалу я должен был упасть ниц, но ноги мне не повиновались. И язык не слушался, так что я стоял столбом и ждал своей незавидной участи. Мы договорились с Королевой, что то, что останется от моего тела, она развеет над Северным морем. Фараон же, окинув меня равнодушным взглядом, изобразил на прекрасном лике удивление. — Ее Величество Королева отправила меня развлечь вас беседой, — промолвил я. — Мое имя Джеймс Мориарти. Вы сказали, что хотите провести время с ирландцем по крови, и Королева выбрала меня. — Вы же профессор астрономии, — прошелестел в моей голове голос, от которого у меня зазвенело в ушах. — Почему вы?.. Я думал, он испепелит меня взглядом, а он вглядывался в меня, как в загадку, и тем же мелодичным голосом, от звуков которого дух норовил покинуть тело, произнес: — Ну, мы можем поговорить о солнечном затмении, может быть, это меня развлечет. Поиграем в профессора и студента, как вы на это? Прошу вас. Представьте, что я ничего не знаю, поведайте мне тайны Вселенной. Он произнес эти слова без малейшей нотки издевки. На столе вдруг появились рефлекторный фонарь и глобус. Когда я подошел ближе, то обнаружил на глобусе следы чёрной слизи, но не подал вида. Все время, пока я объяснял азы, он смотрел на меня немигающим взглядом жутко красивых желтых глаз с четырьмя зрачками. Едва я закончил, он сказал: — Мое имя Ньярлахотеп. Вы подойдете. И дал мне знак следовать за ним. Мы шли в кромешной тьме, сияние хитона Ньярлахотепа освещало мне путь. Я и не знал, что комнаты Дворца имеют невообразимую планировку. Наконец мы пришли в спальню. Там, меж мраморных колонн, сверкало белое ложе, все в черных звездах. При ближайшем рассмотрении я понял, что принял за черные звезды капельки слизи. Внутри все сжалось в предчувствии нового болезненного опыта. Ньярлахотеп повернулся ко мне, очевидно, ожидая от меня инициативы, однако я не торопился оправдать его ожидания. Я не слишком жаждал сближения с непредсказуемой божественной сущностью. В юности я пренебрегал любовными экспериментами, а ныне все мои мысли на эту тему занимал один человек. Я все еще надеялся, что меня просто убьют. — Разденетесь сами или помочь? — с живейшим участием осведомился Ньярлахотеп. Сам он, казалось, раздеваться не собирался. Я принялся за дело, а он с интересом следил за мною. Когда я стянул через голову сорочку, он удосужился прокомментировать: — У вас такая старомодная сорочка. Сейчас все джентльмены вашего круга носят такие же, но с пуговицами. — У меня дюжина таких, достались от отца, — ответил я, чтобы поддержать беседу. — И профессорское жалование не позволяет вам купить новые? Этот вопрос застал меня врасплох. Зарабатывал я достаточно, и это не считая ренты. Возможно, я настолько был погружен в свои научные изыскания и консультирование, что необходимость следовать моде или позволять себе излишества просто не приходила мне в голову. — Почему же, позволяет. Я не вижу необходимости гнаться за модой. Он завороженно наблюдал, как я сбрасываю последнюю деталь туалета, после чего толкнул меня в грудь, и я упал на постель. На вид она была мягкой, а оказалась жесткой, при этом как будто шевелилась, ползла во все стороны. Он наполз на меня сверху, и хотя на вид все еще казался человеком, у меня было ощущение, что меня придавила гигантская змея. — А теперь давайте поиграем в затмение солнца, — сказал Ньярлахотеп. — Роль наблюдателя, впрочем, вам тоже подойдет. Я люблю смотреть в зеркало, когда этим занимаюсь. А вы? Я не ответил, ведь он и не ждал ответа. — Закройте глаза и думайте об Англии, если хотите. Или об Ирландии. Главное — думайте. Я закрыл глаза, но по-прежнему видел. Видел, как прекрасное лицо исчезло, и на его месте проявилась слепящая пустота. Как прекрасное стройное тело расползлось и стало бурлящей лавой, что обжигала холодом. Стало неприятно, хотя и терпимо. Я попробовал думать о зеленых лугах из сна, но тело мое опутала груда желто-салатовых щупалец, и я стал думать о другом. Пред моим мысленным взором вставали формулы, уравнения, шахматные партии, дискуссии, и даже море звезд из последнего сна, но все это сминалось перед ликом реальности. Бурлящая лава на мне обрела плоть, раздвинула мне колени. Одно из похожих на щупальце конечностей настойчиво пыталось проникнуть в меня. Еще, и еще, оно было бесформенным, но довольно твердым и жгучим. Когда ему удалось протиснуться сквозь тесный вход, мне понадобилось все мое хладнокровие, чтобы не заорать. Я дернулся и открыл рот в безмолвном крике. Мой рот тут же заполнили мелкие щупальца, присоски на них подрагивали, когда касались внутренней стороны моей щеки, нёба. Новый опыт, как я и предполагал, пока приносил только боль. Казалось, что жгучее щупальце пронзало меня как копье — насквозь. Я отбрасывал эти мысли, но с каждым новым толчком они возвращались. И о чем тут думать? О том, как хорошо, что ты не ел на ночь и тебя не вырвет содержимым желудка? Возможно, о том, как губы, которые ты только что целовал, обхватывают член, влажный язык скользит по стволу вверх-вниз, и по всему телу растекается тепло. А он смотрит на тебя снизу вверх и пытается улыбнуться, потому что он счастлив в этот момент. И он, и ты — на одной волне. И это неподдельное чувство блаженства, не навязанное, а настоящее, вот что такое крупица света. И свет этот меркнет, потому что сейчас, в настоящий момент, тебя затопило неподдельной тьмой. И тьма эта как черная слизь, и тьма эта… «Мне показалось, или вы сейчас думали не обо мне?» — раздался у меня в голове очаровательно-жуткий голос Ньярлахотепа. Его твердое, бесформенное, склизкое, то, что только что двигалось во мне, и причиняло тупую боль, остановилось. Но мелкие щупальца по-прежнему заполняли рот, высасывали слюну, наполняли черной слизью горло. «Я думаю об ирландских лугах», — подумал я в ответ. На самом же деле мои мысли были далеки от природы. И он, разумеется, знал об этом. «Нет, вы… Похоже, вы хорошо провели время не так давно. Ваши мысли об этом человеке такие… медные. От них исходит омерзительный свет. Как бы мне хотелось выжечь эти мысли из вас». Одно небесное тело заслоняет свет от другого небесного тела — это затмение. А если одно земное тело заслоняет от другого земного тела одно внеземное тело? Ньярлахотеп медленно освободил мой рот от всего чужеродного, что там было, и повернул мою голову к стене. — Откройте глаза, — велел он. Я повиновался и увидел огромное зеркало — на всю стену, там мы и отражались: я, обнаженный, лежал на спине, и тело мое было покрыто черными капельками слизи, а надо мной нависал дивной красоты смуглый муж. Он тоже смотрел в зеркало. Глаза его горели бешеным огнем, и я было подумал, что, к великому сожалению, мне не удалось погасить его гнев. Но вот он, продолжая смотреть на отражение моего лица, снова начал двигаться, и я почему-то не ощутил жгучей боли. Чувства мои либо притупились, либо изменились, и теперь во мне пульсировал член, а не бесформенная застывшая лава. Возможно, стоило подыграть Ньярлахотепу и изобразить страсть, но я лишь пытался приспособиться к его ритму, ритму барабанов и флейт. Так, глядя друг на друга в зеркале, мы и завершили этот акт безумного соединения, и, кажется, в тот момент я ни о чем не думал. Я видел, как пали покровы, как зеленоватый свет озарил спальню, и как зловеще блеснули неземным светом черные комки слизи. *** Я лежал совершенно обессиленный. Мысли превратились в крошево, все тело ныло от тупой боли. Интересно, за мной пришлют кого-нибудь, чтобы отвезти меня в больницу? — Как вам удалось сохранить хладнокровие в подобной ситуации? — прозвенел голос Ньярлахотепа у меня над ухом. — Все, кого присылали до вас, умирали уже на первом этапе. Неужели дело в ваших математических мозгах? Я сделал глубокий вдох и прокашлялся, прежде чем ответить: — Я знаю, что после затмения все вернется на круги своя. — Но останетесь ли вы после затмения тем, кем были прежде? Я открыл глаза и наткнулся на его улыбку. Были в нем манящая прелесть и очарование. И если бы сердце мое было свободно, я бы вполне мог увлечься им. Возможно. Меня всегда тянуло к опасному. — Изысканный у вас вкус, ничего не скажешь, — словно прочитав мои мысли, сказал Ньярлахотеп. — Преступники, значит, вас возбуждают? Или на вас затмение нашло? Этот человек из вашего сна, он ведь среди разыскиваемых преступников у вас в Альбионе, не так ли? Выходит, и я вам подхожу. Я ведь в вашем понимании именно такой, да? — Ну что вы, как можно равнять деяния человека с деяниями Великих, — сказал я дрогнувшим голосом. Если он расскажет Королеве о нашем свидании с Рахэ, тогда… Страшно было даже вообразить, что тогда! Но мне ясно представилось, что его схватят, из него высосут всю жидкость, а меня заставят смотреть. Ньярлахотеп весь сиял, глядя на меня, и лицо его сияло, и душа, которой у него не было, тоже. Насладившись охватившим меня ужасом, он вдруг заявил издевательски-сочувственно: — Не волнуйтесь так! Вы доставили мне удовольствие, так что я никому не скажу про вашего… эм… меднопахнущего… Я задохнулся от радости: — Благодарю вас… — … если вы приедете ко мне в Египет. Погостить ненадолго. Вы же приедете, да? Мне ничего не оставалось, как согласиться.