Один из нас

Великий Китайский лес окружал Империю со всех сторон и защищал страну лучше любой стены. Джеймс Мориарти пересек лес без особых происшествий. Его открытую повозку охраняли отлично вышколенные конные лучники из дворцовой стражи Императора, и тому не было никакого правдоподобного объяснения. Да, случалось такое, что послам из Альбиона выдавалось сопровождение, но обычно оно состояло из ополченцев невысокого уровня подготовки. Император хочет оказать ему покровительство или хочет показать, что он — угроза для Империи? Переводчик, приставленный к Мориарти тотчас, как он сошел с английского корабля на китайскую землю в единственном порту, открытом для иностранцев, на вопросы не отвечал, только кланялся и бормотал что-то о слишком большой чести для захудалого заморского демона. Бормотал он на китайском, и Мориарти прекрасно его понимал, но делал отстраненный вид. Мимо него проплывали деревья, сотканные из черного и желтого тумана, — древние, как Бог Срединной страны. Вдруг меж темных стволов промелькнуло нечто, напоминающее огромную черную козу. Вспыхнули огнем огромные жуткие глаза, — слишком страшные для животного, — бездонные, запредельные. Вспыхнули и исчезли. Стража не обратила на них ни малейшего внимания, переводчик тоже и Мориарти предположил, что ему почудилось. Солдаты ехали молча, изредка прерывая тусклую тишину странными репликами невпопад. По неведомой причине говорили они исключительно о Мориарти, иногда искоса поглядывая в его сторону. Между собой они называли его «захудалым заморским демоном» и почему-то «безрогим драконом», прибывшим из «альбионской деревни» от «этой крабовой королевы». Мориарти узнал, что он «неуч, древнего языка не знающий», «явно не сдавал государственные экзамены». Последующие обрывки фраз были интереснее: «йа, Отец-император выпотрошит его душу как ту рыбу», «бледный демон откажется от церемонии», «Отец-император благоволит к невежественным англичанам», «белому демону понравится наша пища, ха-ха-ха», «Отец-император отрастит и этому дракону рога». Мориарти отлично знал китайский язык, но культура Срединной страны была ему чужда, и он не потрудился в ней разобраться перед поездкой. Все предыдущие посланники Королевы тщательно готовились к дипломатической службе, знали как китайский язык, так церемониал, и что же? Он видел их — тех, кто вернулся из Китайской Империи: объятые ужасом, потерявшие дар речи и способность мыслить, они не могли ничего пояснить по существу, отказывались от еды и умирали в сумасшедшем доме. У него было две-три теории, и, кажется, разговоры императорских солдат подтверждали одну из них: кормили здесь чем-то неестественным для британского стола. Вероятно, не стоит ждать на завтрак бекон и овсянку, придется довольствоваться рисом и моллюсками, а то и гнездами карликовых шантаков. Это неприятно, но недостаточно для того, чтобы умереть от страха. Пока он лениво размышлял, как лучше изобразить удивление, когда ему подадут местные блюда, перед ним выросли огромные стены Дворца, выложенные из черной яшмы. Мориарти знал, что аудиенции ему не видать до тех пор, пока он не продемонстрирует знание унизительных ритуалов приветствия, и что разместят его где-нибудь вдали от двора, однако повозка вдруг остановилась у высоких дворцовых врат. Переводчик на вежливо-бюрократическом языке дал понять, что дальше господин английский посол должен идти пешком в отведенную для него резиденцию в одном из малых императорских дворцов, об аудиенции у Императора ему сообщат. *** Когда Королева отдала Мориарти приказ, он взвесил все «за» и «против» и задал разумный вопрос: — Ваше величество, возможно, стоит отказаться от сношений с Китайской Империей? Королева смотрела на него из теней тяжелым взглядом. — Невозможно. У них есть то, чего нет нигде. Одна особая пряность, ее можно выращивать только там. И по поводу этой пряности нам необходимо прийти к соглашению с Императором. Однако мне нужно, чтобы вы разобрались, что там происходит под предлогом дипломатической миссии. — То есть для меня главное — составить отчет о том, почему послы сходят с ума, а не заключить соглашение о поставках пряности? — Верно. Но Император будет думать, а вы будете показывать внешне, что готовы на любые уступки, лишь бы он согласился вывезти в Альбион хотя бы немного пряности. Будьте с ним осторожны. Он может показаться чем-то одним, но на деле он многогранная сущность. Мориарти задумался. Ни один посол не возвращался из Китайской Империи в добром здравии. Стало быть, нет реальных свидетельств о том, что может его ожидать, а формулировки писем из Китая были весьма туманны. — Я, разумеется, читал «Книгу астрономии» и кое-что еще для общего развития — для этого я и выучил язык, — но слишком мало знаю о Китае. Мне потребуется время, чтобы тщательно изучить церемониал, и другие важные… Королева нетерпеливо махнула щупальцем. — Времени нет. Император потребовал, чтобы новый посол прибыл незамедлительно. Церемониал вам знать необязательно, должны же вы чем-то отличаться от других, чтобы он не отослал вас, как остальных. И вот еще что… Я рассчитываю на ваше благоразумие. Не отказывайтесь от местной еды. *** Древнейший Козел, Отец Тысяч, Император всего Китая не скоро нашел время принять альбионского посла. Все время ожидания Мориарти провел практически взаперти в Пурпурной резиденции, отведенной для него лично Императором. Трижды в день он получал рис и моллюсков, а также абрикосы. Ему были разрешены прогулки по саду, но только в сопровождении любого местного жителя, близкого ему по рангу. Письма вскрывались, о чем его вежливым бюрократическим языком предупредил переводчик, поэтому он отправил в Альбион всего два уклончивых письма. Мук одиночества он не испытывал и не нуждался в письменных принадлежностях для мысленной работы. К нему приставили послушных молчаливых слуг. Комнаты убирала по большей части госпожа Хуа, далекий потомок забытого рода одного из княжеств, существовавших в те времена, когда Отец Тысяч еще не вернулся и не привел китайский народ к процветанию. Она была немногословна и не говорила лишнего, однако после того как Мориарти передал через переводчика рецепт снадобья для облегчения страданий ее умирающей дочери, она стала относиться к нему теплее. Госпожа Хуа не спрашивала, как Мориарти догадался о ее беде, а если бы спросила, он бы, разумеется, ответил, ведь это было элементарно. С остальными слугами контакта у него не случилось, впрочем, он и не рассчитывал на подобную удачу. Однако удача улыбнулась Мориарти в другом: раз в два дня он гулял по садам в сопровождении известного китайского математика Вэнь Цысиня, автора блестящей работы «Движение трех лун», где затрагивались такие высоты небесной механики, что даже в Европе не нашлось никого, кто написал бы о ней критический отзыв. Они были знакомы по переписке, Вэнь Цысинь знал английский язык и однажды приезжал в Лондон, но так и не осмелился попросить господина Мориарти о встрече. Теперь же они могли свободно делиться друг с другом мыслями, чем и не преминули воспользоваться. А вот то дело, ради которого Мориарти пересек моря, никак не двигалось с мертвой точки. И хотя ум Мориарти отдыхал от мрачных лондонских туманов, здешние туманы таили в себе опасность, невидимую и от того еще более тревожную. Поэтому, когда ранним душным утром ему нанес визит младший секретарь Императора, он вздохнул с облегчением. «Дорогой господин Мориарти. Вкусный обед стоит долгого ожидания. Ждем вас сегодня. Мы, Отец Тысяч, Император Китая». Письмо было написано на пурпурном шелке самого высокого качества. *** Козлоподобный советник в богато расшитом желтом халате с козами (такие халаты могли носить только особы императорской крови) долго наставлял Мориарти на чистом английском, как следует вести себя по церемониалу в присутствии Императора. Мориарти слушал вполуха и вежливо кивал: он не собирался отбивать поклоны чужому Императору. К тому же, он помнил совет Королевы. Полукровки в Китайской Империи имели черты лица, схожие с козами — так сказывалась их связь с Отцом тысяч. Среди немногих приглашенных на ужин аристократов императорской крови Мориарти с удивлением разглядел европейца. Звали его секретарь Ли и прежде он был князем одной из крохотных европейских стран, а в Китае сделал карьеру чиновника. Он оказался весьма приятным собеседником, и его мягкое жужжание было привычнее замогильного блеяния, с которым говорили козлоподобные аристократы. Из рукава секретаря Ли периодически выглядывали желтые в крапинку щупальца — слишком мелкие, чтобы быть продолжением тела. — Это мой сын, — смущенно пояснил секретарь Ли. — Недавно родился и хочет быть рядом даже во время службы. — И, понизив голос, он снова прожжужал на ухо Мориарти: — Умоляю вас быть внимательнее. Вам может показаться, что Император милосерден по отношению к гостям Империи, но это лишь видимость. То, что вас сопровождал конный отряд, удивительно, так здесь не принято... Секретарь Ли действовал на Мориарти как успокоительное, как островок европейского мира в океане варварства. *** — …долгая дорога вас утомила, так что мы решили подождать, пока вы немного освоитесь в здешнем климате. Вам хорошо прислуживали все это время? — Да, ваше императорское величество. — Вы довольны слугами, которых мы к вам приставили? Они хорошо вам прислуживают? — Да, вполне. Древнейший Козел, Отец Тысяч, Император всего Китая был одет в простой желтый халат, из рукавов которого виднелись многочисленные мелкие щупальца пурпурного цвета. Он был похож на умудренного веками старца, а козлиного в его облике было немного: бородка и черные рога. Он постоянно улыбался, и, казалось, совсем не гневался из-за вежливого отказа Мориарти соблюсти необходимый ритуал приветствия. — Кто-то вам особенно понравился? Из тех, кого мы отправляли развлекать вас? Мориарти почувствовал, что в словах содержится какой-то скрытый смысл, и что лучше никого не выделять. Император спокойно принялся перечислять имена и, в конце концов, дошел до Вэнь Цысиня. — Похоже, этот человек вам понравился больше всех, — удовлетворенно кивнул он. — Нам говорили, что вы имели с ним длительные беседы в садах. — Мы с ним оба математики, так что да, мы нашли общий язык. Секретарь Ли, чинно сидевший рядом с Мориарти, слегка закашлялся, что было необычно для особы королевской крови: они не были подвержены людским болезням. Потом Император обсудил с Мориарти китайскую литературу. Император был приятно поражен тем, что Мориарти читал «Тысячу лесов», «Книгу астрономии» и даже «Жёлтую книжечку», сочиненную самим Императором. — Эти произведения никогда не переводились на английский, — мягко заметил Император. — Стало быть, вы знаете китайский. Значит, переводчик вам больше не нужен. После этих слов дрожащий от прилива чувств переводчик молча покинул зал, и Мориарти услышал приглушенный звук падающего тела. Никто кроме него не обратил на это внимания. Тем временем Император продолжал экзаменовать Мориарти на знание Китая. — Что вы слышали о кухне китайской Империи? — Только слухи. Что вы едите все, что движется, включая чужестранцев. Секретарь Ли закашлял чуть сильнее. Мориарти не глядя подал ему батистовый платок. Он был сосредоточен на Императоре, которого, казалось, замечание совсем не задело. — Знаете, наш менталитет весьма гибок, — спокойно произнес Император. — Нам нет нужды есть чужеземцев. Население плодится и размножается достаточно, чтобы при желании на столе мог оказаться любой житель Империи, от простолюдина до императорского советника. В вашей Империи разве не так? Ее Величество не разделяет наших взглядов? Если бы она захотела съесть вас, вы могли бы отказать своей Королеве? Ни один наш подданный даже не помыслит об отказе. Не так ли, секретарь Ли? Секретарь Ли яростно закивал. — Да, Отец-император! — Если я захочу вас съесть, вы с радостью шагнете в котел? — Да, Отец-император! И все остальные нестройными голосами подхватили: — Да, Отец-император! Мориарти молчал. Он знал, как поддержать беседу о «Движении трех лун», но что отвечать на такое? Император заметил его замешательство и одарил его ласковой улыбкой: — Вас это тоже касается, господин Мориарти. Вы тоже можете оказаться у нас на столе. Вы недурно сложены, мы это видим. Видим мы и сквозь плоть, если вы вдруг не догадались, так что можем сказать, что ваши органы вполне здоровы. Это тоже немаловажно при выборе дичи. Думаем, вас нужно готовить в собственном соку, а ваш мозг подать в соусе из императорской пряности. Это было первое упоминание о той самой пряности во время аудиенции. — А вы что думаете? Как лучше приготовить ваши мозги для императорского стола? Теперь к Мориарти обращались напрямую, и он не мог дальше хранить молчание. — Благодарю вас за оказанную честь, но… боюсь, вам не понравится мой вкус. К тому же свой мозг я завещал науке. — Вы можете оказаться у нас на столе не только в виде блюда, — помедлив, промолвил Император. — У вас в Альбионе разве не так? Все уставились в пол, включая секретаря Ли. Его кашель, похоже, прошел. Мориарти мысленно досчитал до трех. — Ваше императорское величество, не хочу показаться невежливым, но ваши слова я нахожу оскорбительными для посланника английской Королевы. Вынужден вас предупредить, что… на столе я этим не занимаюсь, а вы меня в этом смысле не интересуете. Вы не в моем вкусе. Он думал, Император даст знак, чтобы его сварили в собственном соку немедленно, но Император решил развить тему. — Многие из тех, кто оказывался в нашей постели, тоже говорили, что мы не в их вкусе. Будто бы это имеет хотя бы малейшее значение. В пределах Империи важно лишь то, что они в нашем вкусе. А еще… надеюсь, посланника английской Королевы не оскорбит наше предположение… но нам кажется, вы в принципе этим не занимаетесь, что придает вам дополнительную... свежесть. Меж тем, мы заговорились. Вот и обед. Слуги внесли большой поднос, на котором сидел человеческий ребенок, совсем как живой, запеченный. От блюда шел изумительный аромат, и у Мориарти закружилась голова. Он закрыл глаза, а когда открыл, приготовленный на пару ребенок никуда не делся. С тела его стекало масло. Желтое масло. — Высший сорт, — сказал кто-то. — Отец-император милостив. Император вопросительно поглядел на Мориарти, и не найдя понимания, дал знак обнести остальных гостей. Младенца разделывали так сосредоточенно, как будто он был просто дичью. Мориарти настигло своего рода оцепенение. Он застыл как жертва перед стаей диких зверей. И дикими зверями за столом были все, приближенные к Императору особы. Слуга почтительно предложил Мориарти остатки жуткого кушанья, но тот не притронулся к страшному блюду. — Вы не голодны? — сочувственно осведомился Император. — Вы же не ели с самого утра. — Нет, я… я не могу есть детей. Я джентльмен, а не… Он хотел сказать «варвар», но это было немыслимо — произнести столь необдуманные слова в стране, весьма удаленной от альбионского влияния. Император совсем не жаждал узнать, кому противопоставлены джентльмены. Щипцами он взял с блюда мясистую ножку ребенка, положил на тарелку, как в Англии Мориарти сделал бы с ножкой куропатки. — Эти дети специально выращены для еды, — доброжелательно пояснил Император. — Не стоит переживать за них. У них даже самосознание не пробудилось. Это просто дичь для нас, как для вас… скажем, куропатки. Мы не охотимся на них в горных лесах, нет, их выращивают в Кулинарном департаменте. Часто родители сами продают их. Пожалуйста, угощайтесь. Мы не желаем из-за ваших устаревших воззрений потерять лицо перед венценосной не-сестрой. А то она пожалуется, что мы морим голодом ее посланников. Мориарти покачал головой. — Есть простой способ не морить меня голодом: подать мне растительную пищу. Надеюсь, ваше императорское величество снизойдет к нижайшей просьбе. Император положил палочки для еды. Так сделали и все остальные. — Вы напрасно думаете, дорогой господин Мориарти, что китайские дети — повседневная пища. Это угощение для избранных. Мы знаем кое-что об англичанах и их истинном отношении к детям. В Египте английские охотники использовали детей аборигенов в качестве приманки для ловли крокодилов. Дети черных туземцев все равно что животные для англичан. Если бы мы предложили вам отведать английского ребенка… да, это было бы оскорблением. Но местный деликатес? Я рассчитываю на ваше благоразумие. Не отказывайтесь от местной еды, сказала ему Королева. Так она… знала? И ничего ему не сказала? Можно сделать над собой усилие и проглотить. Убедить себя в том, что это не ребенок. Это похожее на ребенка блюдо. Это не рука, а корень лотоса… Он с трудом сдержал рвотный рефлекс, и осознал, что не сумеет проглотить ни кусочка этого ребенка, выращенного для того, чтобы угостить дорогого гостя из далекого Альбиона. — Простите, я очень сожалею, но я не могу есть детей, — прошептал он. Все было как в тумане. У него шумело в висках. Все сосредоточенно жевали, а он смотрел. Император закончил с ножкой и принялся за ручки. Они лежали на блюде трогательно беззащитные, золотисто-желтые. Когда Император положил их себе на тарелку, с них капало масло. — Мы верно понимаем, что вы предпочитаете взрослое мясо, а не младое? Хорошо, мы устроим для вас отдельный стол, господин Мориарти. — Нет, вы не поняли меня, ваше императорское величество. Я предпочитаю растительную пищу, а не… — Достаточно. Жаль, что вы отказались подкрепиться перед переговорами, мы не задержим вас надолго. Надеемся, что завтра вы… окажете нам честь и поужинаете с нами снова. Мориарти мутило как от голода, так и от вида местной пищи. Но он был не просто джентльменом, он был аскетом, и сумел дождаться окончания обеда и не упасть без сил от обморока. Дальнейшее он помнил смутно. Император держался с ним так же приветливо и мягко, освободил его от унизительного ритуала и усадил подле себя. В ходе переговоров Император и не отказался от поставок пряности, но и определенного согласия не дал. Он вежливо заметил, что Королева искусственно занижает цену, именно поэтому он и отозвал разрешение на торговлю. Потом Мориарти проводили до резиденции, где его уже ждал Вэнь Цысинь, с которым они засиделись допоздна, обсуждая силу гравитации. Когда Вэнь ушел, Мориарти вспомнил, что голоден и попросил служанку принести ему немного риса. Служанка долго кланялась и извинялась, и из ее разрозненных фраз он заключил, что другой пищи, кроме императорского угощения, ему не положено. Он отправился на кухню, чем изрядно напугал тамошних поваров, но и там не нашел никакой еды кроме горстки засохшего риса. Этот скудный ужин он и съел. *** Всю ночь Мориарти размышлял над ситуацией с императорским обедом. Если альбионские послы были вынуждены принимать участие в таких пиршествах, неудивительно, что они сходили с ума. У него была теория, что их заставляли есть людей, но увиденное превзошло все его самые смелые ожидания. Вэнь Цысинь обещал зайти утром и принести свои наработки по лунам, но так и не явился. Мориарти был утомлен и измучен, но ум его работал ясно. Нужно было возвращаться в Лондон. Однако он не мог этого сделать по собственной воле. Без пропуска через Великий Китайский лес он не проехал бы и мили. Вечером он снова очутился пред ликом Императора. На сей раз стол был накрыт только для них. Когда крышку с блюда сняли, Мориарти захотел провалиться сквозь землю. Там был Вэнь Цысинь, один из величайших умов Китайской Империи. Он был совсем как живой, но живым, конечно же, не был. Вероятнее всего, его приготовили в собственном соку. Глаза Императора сияли от восторга. — Вы же сказали, что Вэнь Цысинь понравился вам больше всех. Так что мы решили доставить вам удовольствие. Мясо, конечно, жестковато, но что ж поделать. Император жестом показал, что гость может первым выбрать лучший кусок, но Мориарти сидел неподвижно — бледный и растерянный. — Он понравился мне как собеседник, а не как блюдо. О Боги! Один из Богов сидел перед ним и смотрел на него с алчным нетерпением. — Уверен, вы оцените его и в ином качестве. Попробуйте. Император отодрал себе кусок Вэнь Цысиня и принялся за еду. Мориарти встал из-за стола. Он не собирался на это смотреть. — Куда-то собрались, господин Мориарти? Мы с вами, если вы не заметил, ужинаем. Первым встает Император, затем, в зависимости от положения, остальные. Вы совсем не знакомы с церемониалом? — Я пришел проститься, ваше императорское величество. Завтра я покидаю Империю. — Вот как. Но переговоры по поводу пряности только начались. — Я нижайше прошу у вас разрешения на выезд за пределы Империи, — ледяным тоном процедил Мориарти. Император медленно отодвинул тарелку. — С чем связан столь скорый отъезд? С вот этим? — Он кивнул на блюдо, с которого все еще смотрел мертвый математик. — Не извольте волноваться, вас никто есть не собирается, хотя следовало бы. Никому прежде мы не позволяли столько вольностей, сколько вам. Видите, как мы ценим Альбионскую Королеву? Он улыбнулся. В зубах у него застряло мясо. — Мой скорый отъезд связан с тем, что я не намерен смотреть, как людей, с которыми я стал здесь близок, подают мне на ужин. Император расхохотался. Закончив, он вытер усы рукавом и снова принялся есть. — Ах, это. Вы очень умны и должны были заметить, что Вэнь Цысинь — один из Тысячи. Заметили, что лицом он схож с особами императорской крови? Через пару дней он вернется в мир, и вы сможете расспросить его, как ему понравилось перевариваться у вас в желудке. Садитесь и разделите с нами ужин. — Нет, я… я не могу есть себе подобных. Нет. Я хочу уехать. — Как с вами сложно! — притворно вздохнул Император. Тон его резко сменился на жестокий. — Мы не дадим вам разрешения на выезд. И разрешения уйти тоже. Сидите и смотрите, если не хотите присоединиться. *** Мориарти лежал на постели с закрытыми глазами и думал, что же делать. Пока Императору не надоест издеваться над ним, он не сможет вернуться в Лондон. Сквозь туман его мрачных мыслей прорвался женский голос: — Господин? С вами все хорошо? Это была госпожа Хуа. Последние два дня она не появлялась, и Мориарти решил, что ее в лучшем случае перевели на другую работу, а в худшем… — Пожалуйста, принесите мне растительной пищи. Риса, грибов, чего-то такого. Она поклонилась и ушла. Вскоре она вернулась и принесла ему еды, и он впервые за два дня утолил голод. На следующий день убирать его комнаты пришла другая служанка. На его немой вопрос она поведала, что госпожу Хуа забили палками насмерть. Мориарти изъявил желание повидать Императора. Его приняли в подземном саду, где выращивали грибы и водоросли: там было влажно и прохладно. Мориарти кутался в теплый халат изумрудного цвета с вышитыми драконами и молчал. — О, господин Мориарти, как вам спалось? — холодно осведомился Император, поглаживая склизким щупальцем склизкие грибы. — Весьма любезно, что вы решили к нам присоединиться, но зрелище может быть для вас неприятным. Вы уверены, что на голодный желудок оно того стоит?.. Кстати говоря, именно из этих грибов мы и добываем пряность. Вам не интересно? А, впрочем, да. Мы знаем, зачем вы пришли. — Произошло недоразумение, — задыхаясь, проговорил Мориарти. — Хуа, госпожа Хуа убита. — Мы, Отец Тысяч, Император всего Китая, не знаем никакой госпожи Хуа, — холодно отозвался Император. — Женщина, которая убирала любезно предоставленные вами для меня комнаты. Император круто повернулся к нему. — Ну, это не госпожа, это рабыня. И она нарушила наш приказ. Мы велели не давать вам никакой еды, пока вы не разделите трапезу с нами. Понимаете? — Но это я попросил ее. Если кто-то и заслуживает наказания, то это я. Император, похоже, всерьез разозлился. Он словно стал выше ростом и горящие желтые глаза его вперились Мориарти прямо в душу. — Господин Мориарти, вы не травоядное животное, чтобы есть траву. Вы посланник английской Королевы. Мы обязаны угостить вас как подобает. Но вы раз за разом отвергаете изысканную пищу, и тем самым ставите в тупик вашу миссию и подвергаете сомнению наше императорское гостеприимство. Что мы скажем нашей не-сестре, Королеве Альбиона? Что в богатейшей китайской Империи для ее посланника не нашлось другой пищи кроме как та, что уходит на корм свиньям? Но мало того! Вы еще и смеете заступаться перед ликом Тысячелетнего Императора за ничтожную жизнь, которую и жизнью-то назвать нельзя! Неужели вы действительно не понимаете, что ваши действия несопоставимы с вашим статусом? Как мы можем наказать вас, подданного британского короны? Вы в своем уме? Это международный скандал! Пряный кризис, который мы с вами пытаемся разрешить миром, разгорится вновь. А вот собственных подданных мы наказывать можем и будем. Мориарти выслушал все эти гневные речи, не отводя взгляда. Он склонил голову и вымолвил. — Я сожалею, что разгневал ваше императорское величество. Но я не буду есть себе подобных даже ради дипломатии. — Речь только о себе подобных? В вопросе сквозило какое-то злое торжество. — Предпочитаю простую растительную пищу. Ну, или куропатку. — Морепродукты как, едите? — Да. — Хорошо. Поклянитесь нам сейчас, что сегодняшнюю трапезу вы с нами непременно разделите. Обещаем: никаких подобных вам существ приготовлено не будет. Если же вы снова откажетесь, вас принудят съесть младенца. — Да, — сказал Мориарти и тут же пожалел. Страшнее гнева Императора всего Китая была только его жестокая улыбка. Когда пришло время ужина, зал снова был полон гостей. Мориарти усадили подле Императора и поднесли угощение. Под крышкой оказались на первый взгляд щупальца осьминога. Или же другие щупальца, в любом случае Мориарти был вынужден отведать их. У него было чувство, что он ест родственника Королевы Альбиона. Император смотрел, как он ест, и на лице его читалось нездоровое возбуждение. — Вот видите, — промолвил Император в конце ужина. — Вы в состоянии есть детей. Теперь мы можем говорить с вами. Не на равных, естественно, но обязательно придем к пониманию. Император говорил что-то еще, а у Мориарти в голове что-то щелкнуло. Секретарь Ли, сидевший чуть поодаль, был печален, бел как мел, не смотрел в его сторону и к трапезе не приступил. И никакие маленькие желтые в крапинку щупальца не торчали у него из рукава. До Мориарти дошло, кого ему подали на ужин. *** После третьего императорского ужина Мориарти навестил воскрешенный Вэнь Цысинь. Они говорили недолго: после перерождения в бессмертного Вэнь Цысиню трудно давалась человеческая речь, да и мысли о небесной механике совершенно покинули его голову. Зато он принял самое дружеское участие в стремлении Мориарти тайно покинуть Китай, дал несколько советов, карту местности и дощечку Пурпурной резиденции. Он видел, как один из слуг показал эту дощечку у Яшмовых врат и был выпущен из Дворцового города. Под покровом ночи Мориарти покинул гостеприимный дом, дощечкой он воспользовался дважды: у Врат, где его спокойно пропустили, и на границе Великого Китайского леса, где его остановил патруль. Он назвал себя и стражники почтительно склонились перед ним, но пройти не давали. — У вас есть императорское разрешение на выезд, господин Мориарти? — У меня не было императорского разрешения на въезд. Один из стражников — совсем молодой, с козлиным черепом, — сдержанно кивнул: — Верно. Любой может въехать в Китайскую Империю, но покидать нашу страну можно лишь с дозволения Императора. У вас есть пропуск? Мориарти предъявил дощечку из Пурпурной резиденции. Стражники недоуменно переглянулись. — Это бирка императорского гарема. Она действительна только на территории Дворцового города. Мы не можем вас пропустить. — Я не имею ни малейшего отношения к императорскому гарему, — попробовал возразить Мориарти, уже догадываясь, что попал в тщательно расставленные сети. Он не успел ничего более сказать, как в шею ему вонзилась тонкая игла, и он заснул. *** Из теней на Мориарти таращились глаза. Сам он лежал на ложе из самого лучшего пурпурного шелка. Император поселил его, посла Английской Королевы, у себя в гареме, как же это… оригинально. — В вас так много Инь, что нам хочется соединиться с вами, — прошелестел Император. — Да, именно этого нам и хотелось с самого начала, когда мы увидели вас в Великом Китайском лесу. Те желтые глаза, безразлично подумал Мориарти. Тогда ему не показалось. — Но есть одно но, — сказал он вслух. — Я вас не хочу. Собираетесь меня принудить? Император тихо засмеялся блеющим смехом. — Думаем вас уговорить. В случае вашего отказа мы отведем вас в Кулинарный департамент, где готовят детей, чтобы вы полюбовались. Если это не поможет, то прикажем забить палками оставшихся математиков, с которыми вы вели переписку. Их двое или трое, мы запамятовали. Они не из Тысяч, так что не воскреснут. — Достаточно. Я согласен. Мне же не нужно ничего делать? — его било крупной дрожью, когда выдавливал из себя эти слова, но ничего не мог поделать. В том, что сделал бы Император со своими подданными, не было бы его вины, но он думал не о них, а о том, как сохранить рассудок. Огромные желтые глаза Императора загорелись похотливым огнем. — Вы весьма разумный человек, господин Мориарти. Если бы вы отказались… о, что бы мы с вами тогда сделали, вы не представляете! Разумеется, кое-что вам нужно будет делать – смирить гордыню, терпеливо сносить все, что мы будем делать с вами для нашего удовольствия. Один из нас возьмет вас… Вряд ли вы выдержите нас всех вместе… М-м-м, вы хотите о чем-то нас спросить перед сношением? Он многогранная сущность, вспомнил Мориарти. Вот что имела в виду Королева. Император Китая никогда не был одинок, ибо были в нем сокрыты многие сущности, и иногда с ним говорила одна, иногда другая. Нельзя было назвать это множественной личностью, ведь все это было единым целым, бесформенным и многоликим. Таков был Древнейший Козел. В его случае говорить о себе «вы» никогда не было фигурой речи. — Пряность, — сказал Мориарти для проформы. Император только рукавом махнул. — Да ладно вам. Мы с вами знаем, что вы приехали сюда в качестве гончей: вынюхивать, взять след. Думали, мы не знаем о вашей деятельности в Альбионе и за его пределами? Вот все, кто был до вас, они — да, делали свое дело. Плохо, но старались. Слабый разум, зато церемониалу были обучены. — Я тоже знаю церемониал. Однако я служу Королеве Альбиона, а она по отношению к себе подобных почестей не требует. — Вы больше не в Альбионе, господин Мориарти. Вольностям не место в нашей постели. Полное подчинение, мы примем только это. Как вы уже могли заметить, мы не терпим неповиновения. Если вы посмеете нам сопротивляться, то навсегда останетесь в Пурпурной резиденции. Мориарти вдруг осознал, что все, что Император демонстрировал прежде — любезность, дружелюбие, нарочитую мягкость — все было ненастоящим. Словно ширма упала. — Почему я? Я обычный человек. Император помедлил с ответом так, словно ему задали элементарный вопрос и он не знал, как объяснить, что стол — это стол. — Мы пресыщены, мы голодны, господин Мориарти. Мы любим редкости из дальних стран, и вы — одна из них. Мы знали о вас задолго до вашего приезда, читали ваши письма, которые вы писали нашим ученым. Мы желали вас еще тогда, и если уж вы так любезно приехали сами... Как отказаться от подарка? Вы совершенно нас очаровали. Мы позволяли вам немыслимые вольности только лишь для нашего развлечения. А в постели нам нравится по-другому. Вы увидите. Он прикоснулся к Мориарти одним из черных щупалец. Мориарти вздрогнул от отвращения, но заставил себя остаться на месте. Не. Сопротивляться. — Если вы не подчинитесь, мы будем вынуждены причинить вам вред, — мягко заметил Император. — Вы нашпигованы гордыней как начинкой. Хотели бы мы сделать много надрезов в вашей душе, тогда все ваше деланное безразличие опадет как листья… Вы, господин Мориарти, как изысканное блюдо. Вас следует подавать холодным. Ваша холодность идеально сочетается с вынужденным повиновением. Обойдемся без долгой подготовки, мы более не в силах сдерживаться. Раздевайтесь. Мориарти подчинился. Он пытался смотреть на эту скверную ситуацию отстраненно, но не слишком-то выходило. Его трясло. Император долго разглядывал его, проникая взглядом под кожу. Он был омерзительно, жадно возбужден. Одежды его пали наземь, обнажив мощное тело, лишь отдаленно похожее на человеческое. У него были длинные черные щупальца и козлиные ноги. Огромный член стоял, истекая слизью. Император высунул язык — огромный, вдвое больше, чем мог уместиться в человеческом рту. — Хотели бы мы обглодать вас, — сладострастно пробормотало древнейшее существо и начало вылизывать Мориарти с ног до головы, от лица до члена, медленно, со вкусом. Язык у него был мягкий, истекающий слизью, мерзко теплый. По телу Мориарти разлилось сладостно-отвратительное возбуждение. Он закрыл глаза и попробовал думать об астрономических теориях. Мысли сминались как бесполезные бумажные ширмы. Император мягко ткнул Мориарти в спину и заставил встать на четвереньки. Огромный член вошел в него как нож в масло, но больно не было, нет. Было отвратительно, ненормально хорошо. «У его слюны обезболивающий эффект и… возбуждающий? — отрешенно подумал Мориарти. — Он хорошо изучил меня и не хочет, чтобы мне было больно физически, он хочет сделать мне больно иначе». Император вышел из него, и внутри стало невыносимо пусто. Чего ждет Император? Чтобы он умолял продолжать? Умолять не пришлось, существо принялось за дело, насаживало его на себя снова и снова, Мориарти хотелось еще и еще, он содрогался от острого удовольствия. Или отвращения? Сложно было разобраться. Существо смеялось: — Ну как, мы все еще не в вашем вкусе? Мориарти не ответил. Язык тела все равно был гораздо красноречивее. Шелк скользил под ладонями и коленями, Мориарти было все сложнее удерживаться на месте. Он упал и больше не мог выполнять приказы, но Императора это ничуть не смутило. Он перевернул Мориарти на спину, насильно возбуждал его языком и влажными щупальцами, причиняя ему удовольствие, сравнимое с мукой. А потом расползся в облачноподобную массу с тьмой мелких щупалец, и каждое щупальце вожделело Мориарти, стремилось доставить ему отвратительное наслаждение, проникнуть в него. Его обглодали и выбросили кости. *** Это было как после сильного кровотечения. Его бросало то в жар, то в холод. Заснуть он был не в силах и застрял между дремой и полудремой. Император склонился над ним, вырывая из мягких объятий забвения. — Знаете, пожалуй, мы разрешим вам покинуть Империю. А все те, кто вам прислуживал, будут умерщвлены. Он с трудом разомкнул пересохшие губы. — Почему же? — Они были рождены, чтобы прислуживать вам. Вас не будет — нужды в них тоже не будет. — Я могу взять их с собой. В Альбион. Если вы не шутите. Император поцокал языком. Теперь язык был нормального размера. — Поразительно, что вы принимаете участие в судьбе рабов чужой Империи. Но вы не понимаете. Для них смерть — это дар. На нас лежит ответственность за процветание страны. Для любого из наших подданных, как мы уже говорили, счастье — оказаться полезным императору, счастье — умереть за Императора, счастье — быть съеденным. Они обучены удовлетворять наши потребности. Все они заранее знали свою судьбу. Думаете, кто-то из них отказался вам прислуживать, зная, что после вашего отъезда умрет? Нет, их выстроилась очередь, и мы выбрали лучших. Подданные Британской короны не так уж стремились служить своей Королеве и взваливать на себя трудную ношу китайского посла, ведь они уже знали, что вернутся в Альбион умирать. В этом-то и отличие между нашими империями. А не только в том, что каждая из тысячи префектур нашей страны занимает территорию, равную целой Англии. Что такое? Вы улыбаетесь? Похоже, мы были с вами слишком милостивы. — Процветание… это вы о засухе и наводнениях, которые вы же и насылаете на страну? — Если народ не живет в страхе, повиновения от него ждать не приходится, — развел щупальцами Император Китая. — Ну, вы хотите о чем-то еще поговорить? Мориарти хотел. — Безрогий дракон — так назвала меня ваша стража. Что это значит? — Дракон переносит в мир блаженства. Драконы на халатах — привилегия любимых наложниц Императора. Если бы вы внимательно изучили культуру нашей страны, то… Впрочем, вам бы не помогло. Мориарти еще раз взглянул в желтые глаза Древнего Бога и увидел в них безграничный голод. Нет, бездну этих глаз ничем не утолить. Напрасно он подумал, что его отпустят назад в Альбион. Однако Император ласково улыбнулся ему и разрешил его сомнения: — Да, мы собирались оставить вас при гареме, преобразовать в бессмертного. Но передумали. Некоторые блюда доставляют столь редкостное удовольствие, что лучше насладиться ими единожды в жизни. *** До долгожданного отъезда у Мориарти было время и желание сопоставить факты и сделать некоторые выводы. Королева знала о том, что происходило с ее подданными в Китайской Империи. Значит, она использовала его как разменную монету, но ради чего? Ответ напрашивался сам собой. Пряность. Конечно же. Грибы, что выращивают в подземных садах Китайской Империи. Пряный кризис, как изящно назвал Император войну за обладание этой таинственной субстанцией. Войну, проигранную Альбионом. Император должен был думать, что Пряность второстепенна, только в этих условиях переговоры могли завершиться в пользу Королевы. Он вполне убедился в верности своей догадки, когда Император позволил ему взять с собой в Альбион небольшой ящик с засушенной пряностью. — Если бы с вами было скучно, вероятнее всего, мы бы не дали разрешения и на такое количество, — промолвил Император. — Надеемся снова увидеть вас в скором будущем, господин Мориарти. Представляем, как ваше нутро будет трепетать от предчувствия нашей встречи. Он засмеялся. Мориарти сдержанно улыбнулся в ответ и был удостоен благосклонного кивка. Через Великий Китайский лес Мориарти сопровождал воскрешенный Вэнь Цысинь. Внешне и внутренне он все больше походил на особу императорской крови, и это наполняло сердце Мориарти тоской. Во время пути они не беседовали, и Мориарти отрешенно разглядывал деревья из черного и желтого тумана. Он пытался увидеть сквозь туман жуткие глаза огромного козла, но это было невозможно: Бог Серединной земли остался далеко позади. Вэнь Цысинь помог Мориарти донести ящик с пряностью до каюты, и там, при запертых дверях, лицо его вдруг озарилось знакомой улыбкой, он сунул руку в рукав, извлек письмо и торопливо передал Мориарти. — Я не встретился с вами тогда, в Альбионе, потому что встречался там с другим человеком, — быстро заговорил он абсолютно нормальным голосом. — Вы сможете найти его, или он найдет вас сам. Это единственное, что я могу сделать в нынешних обстоятельствах. Для вас, для себя и для нас всех. Не надо ни о чем спрашивать, не привлекайте внимания. И Мориарти ни о чем не спросил. Письмо он спрятал среди своих бумаг. Ящик с пряностью наверняка сразу отвезут во Дворец. Он вышел из каюты и остался на палубе, пока корабль не отправился в путь. Вскоре очертания порта скрылись за туманами и осталось только море. Мориарти смотрел на волны и вспоминал «Тысячу лесов», книгу китайской мудрости. Там было сказано, что нельзя выйти из Великого Китайского леса неоскверненным. Кто бы мог подумать, что это не метафора. Изменения неизбежны и могут быть отвратительны, но это основа жизненного цикла. Придется как-то с этим жить, не заканчивать же дни в сумасшедшем доме. Он подумал о письме, тайно вывезенном из закрытой страны, и на сердце у него потеплело.