Night Crawling

      Уэйд Уилсон чертыхается. И это уже в сотый раз за сегодняшний день, который не задался с самого начала.       За очередной заказ так и не удалось срубить деньжат, потому что этот гребаный мальчик-сталкер-разносчик пиццы (какое счастье, что не ЗППП, ведь он прыщавый и мерзкий хорёк) оказался настолько жалким, что при виде Уэйда и его не маленького дружка — клинок 10'8 дюймов, отличная сталь — чуть сразу не обгадился. А с этой принцессы (явно-самой-популярной-девочки-школы-чирлидерши-блонди-очаровашки), которая и попросила его припугнуть, денег брать совесть не позволила. Все таки приятно же иногда ощутить себя гребанным рыцарем.       Но ни одно доброе дело не должно остаться безнаказанным и уже в паре кварталов от дома, Уэйда застает — внезапный, как смерть, и ледяной, как её поцелуй — ливень. Он сворачивает за угол и распахивает дверь неприметного, но уже (даже слишком хорошо) известного ему бара.       — Милая, я дома…! — Именно эффектные появления Уилсона, как правило, задавали тон вечера, превращая его то в дружную потасовку, то в элегантную перепалку с одноглазым барменом, который явно провел молодость в бандах и тюрьмах (да на нем рисунков, что на потолке Сикстинской капеллы).       Не успев закончить реплику очередной похабной шуткой, Уэйд замирает, как вкопанный. Обычно его невозможно остановить и пистолетом со взведенным курком у виска, но здесь было нечто мощнее. Гораздо мощнее.       На барной стойке сидит миниатюрная девица — блондинистые хвостики (Ло-ли-та, три шажка по небу и прочая графомания); короткие шорты усыпанные пайетками; футболка с провокационной надписью; шикарная фигурка. Но не это стало причиной ступора. Девица плачет навзрыд — размазывая тушь по фарфору щёк и звучно хлюпая носом.       Рыцарь он или не рыцарь, твою мать.       — Красотка, я, конечно, привык к тому, что женщины при виде меня текут, но слезы это уже слишком. Дай угадаю, у этого великого потопа есть высокая, широкоплечая и без сомнения мудаковатая причина… — Уэйд наконец-то собирается с мыслями и подходит вплотную к стойке.       В баре подозрительно пусто, лишь один из завсегдатаев внезапно даже для себя протрезвел и трясется за дальним столом. Уилсон привычно и цепко оценивает обстановку — бутылки за баром перебиты; на бетоне стены, где раньше было зеркало, выщербленные отверстия от пуль; на стойке в нескольких местах пятна крови, будто кого-то со всей силы приложили об неё лицом; бильярдные кии обломаны и вероятнее всего тоже об чью-то широкую спину.       Девчонка щурится, разглядывая его. Тяжелые мокрые ресницы кое-где слиплись, а губы от долгих рыданий стали красными, будто хорошенько зацелованными. Но ей это только к лицу. Такую Лолитку сразу же хочется прижать к груди и крепко… пожалеть.       — Да к нам в бар зашел телепат. Дамы и господа, представляю вашему вниманию, долбанный Дэвид Блейн для нищих. — Голосок тоненький, почти повизгивающий. Ещё чуть-чуть и был бы неприятным, но ей даже добавлял некоего шарма.       — Ауч, киса, это было прямо в самое сердце. — Уэйд показательно хватается за грудь с правой стороны, но затем резко перекладывает руку на левую. С ответным прищуром смотрит на блондинку в упор. Якобы поправляет на носу невидимые очки и, пародируя телевизионного психолога «Доктора Фила», продолжает, — но, я все-таки прав и дело в парне. Так что же он сделал? Сбежал? Вскрылась правда о его многочисленных семьях на стороне? Он мастурбирует под «Энимал Планет»? А может быть, он республиканец?       — Какой ужас. — Девчонка в притворном испуге прикрывает рот аккуратной ручкой со сбитым черным лаком на ногтях и неожиданно заливисто хохочет, будто рыданий и не было вовсе:       — Ладно, только, пожалуйста, остановись. Он меня бросил…       — И всего-то? — Уэйд действительно удивлен. Уж не этой крошке переживать из-за какого-то парня. Да за такой очередь выстроится отсюда и до Луны, стоит только свистнуть.       — С четвертого этажа! — спокойно продолжает она.       Уэйд понимающе хмыкает. Подвигается чуть ближе и локтем почти касается её бедра, обтянутого колготками в крупную сетку.       — Действительно веская причина для слез. Так значит ты теперь свободна?       Встречаясь с укоризненным взглядом пронзительно-голубых глаз исподлобья, резко переводит тему и в нарочитом недоумении крутит головой по сторонам:       — Кстати, где бармен, который хамит мне здесь в обычные дни?       — Связанный лежит в подсобке. — Она так очаровательно пожимает узкими плечиками, будто рассказывает бабуле о том, как стащила несколько печений со стола до обеда.       — Мне было нужно выпить, расслабиться… Знаешь ли, последние исследования показали, что умеренное потребление алкоголя может защитить или даже улучшить когнитивные способности мозга… — В голосе внезапно звучат интонации настоящего врача-психиатра, будто у неё за спиной нет стеклянного крошева, литров пролитого дешевого пойла и брызг крови. А вся стена увешана солидными рамочками с сертификатами — доказательствами профессионализма.       — Ой, прости, отвлеклась. — Она снова превращается в легкомысленную блондинку, эдакий суррогат Мэрилин Монро, если бы та связалась с «Секс Пистолз».       — А он начал слишком много требовать — документы, прекратить пачкать полы кровью и убрать оружие. — Снова пожимает плечами и задорно хохочет. Уэйд тоже не может сдержать улыбку. Всё-таки безумие заразно, а девчонка абсолютно точно не в себе. Безумная, как Шляпник.       — Пререкаться с девушкой в стрессе. Это он действительно зря. Я точно знаю, что может помочь тебе расслабиться… — Он тянет руку за уцелевшей в перестрелке бутылкой пива, с интересом заглядывает в горлышко и одним глотком допивает остатки.       Девица ловко соскакивает на пол, теперь их разделяет барная стойка и её показательное-насквозь-фальшивое-театральное-равнодушие.       — Ты симпатичный, но трахаться я с тобой не буду, сладкий. — Бросает реплику через плечо, шаря по полкам и перебирая оставшиеся целыми бутылки. — Не в моих это правилах, переспать с другим, меньше, чем через 24 часа после расставания.       Она выставляет бутылки на стойку перед собой и тянется к шейкеру. Движения отточенные, почти профессиональные.       — Так можно прослыть легкомысленной. — сообщает доверительным шепотом, чуть склонившись к Уилсону через стойку.       — Неужели я произвожу впечатление такого плохого парня? — Уэйд тоже переходит на шепот. — Нет, киса, я гораздо хуже.       И уже нормальным голосом добавляет, протягивая золотую «Визу»:       — Если честно, я хотел предложить прокутить содержимое этой кредитки во всех самых злачных заведениях, что найдутся в городишке, а потом, например, разнести тачку этому козлу или что он там больше всего любит? Его садовых гномов?       Она начинает интенсивно трясти шейкером, от чего её аппетитные формы забавно подпрыгивают, вводя Уэйда в некое подобие транса. Он отмирает только тогда, когда она разливает готовые коктейли по бокалам и приветливо протягивает руку, представляясь:       — Отличная идея, сладкий. Я — Харли Квинн.       Он отвечает тем же. Отмечает про себя, что несмотря на внешнюю хрупкость рукопожатие у неё крепкое, ладонь в мозолях, а костяшки — в шрамах.       — Уэйд Уилсон.       Она с показным недоумением крутит в пальцах золотистую кредитку.       — Но тут же написано Саймон Рутберг…       Уэйд улыбается и отпивает коктейль. Он прокатывается по пищеводу обжигающей массой.       — А я и не говорил, что она моя. Ну так что, ещё пару таких… — он кивает в сторону шейкера, — на дорожку и вперед? Надеюсь, что Саймон Рутберг богат достаточно…       — Достаточно для чего? — Харли снова принимается за взбалтывание коктейлей.       — Для того, что спонсировать наши увеселения на протяжении суток, а когда пролетят эти долбанные 24 часа, я наконец-то помогу тебе расслабиться по-настоящему. — Уилсон широко и многозначительно ухмыляется.       Квинн отвечает тем же.