Часть 1
7 октября 2021 г. в 19:29
Всё вокруг было давно уже привычным взгляду. И слишком… мягким. Да, наверное, это самое правильное слово. Мягкий шум волн, набегающих на берег. Мягкий золотистый песок, будто ласкающий кожу. И даже трава, которая зазеленеет под ногами, стоит пройти чуть дальше - гладкая, как шелк. Может быть, именно поэтому они оба и искали чего-то другого. Чего-то более… грубого, но явного, как их прежние жизни. Революционера - и беспощадного мстителя за честь и жизнь любимой жены.
Они искали и нашли.
Собственно, Хоакин начинает первым, осторожно прикасаясь рукой к длинному шраму на лице Феликса… нет, Артура. Здесь все маски сорваны.
- Это...
- Сабля, - уже произнося это, Артур вдруг понимает, что слова не нужны. Мурьета и так всё понял, ощутил самыми кончиками грубых, но таких осторожных сейчас пальцев. Ему ли не понять...
И от этого понимания внутри разливается странное тепло. Странно, его не должно быть тут, в их общем посмертии. Но и шрамов тоже не должно быть, сгинувших вместе с земными телами. Однако, остались. Для чего-то. Может быть, как раз для того, чтобы сейчас можно было прикасаться. Вспоминать. Чувствовать.
И Артур тоже тянется рукой вперед.
Лицо у Хоакина, как ни странно, без отметин.
- Меня преследовали пули, - поясняет он. - Они в основном метили в сердце.
Руки скользят ниже - у обоих. Почти одновременно, точно в зеркальных отражениях. Но Мурьета успевает раньше - его руки находят россыпь отметин на груди Артура и ниже. Их много, точно дождь пролился на Овода. Свинцовый дождь, изрешетивший тело. А сейчас это выглядит даже безобидно. Никаких кровавых ран, только шрамы.
У Мурьеты то же самое. Рубец на плече, пара следов над сердцем странного вида... Он усмехается, чувствуя, как Риварес обводит их пальцами.
- Она любила меня, видишь? Так и рвалась поцеловать...
- Кто?
- Смерть. Еще бы ей было не любить меня, ведь я отправил к ней стольких... - пальцы скользят по страшным рубцам ниже следов от пуль, и почему-то Артуру от этих прикосновений очень легко. Мурьета касается их без брезгливости или жалости. Он читает их, как письмена, которые умеет разбирать, как никто другой. Это стоит множества рассказов о земной жизни, которые почему-то всегда укладываются в несколько фраз здесь, в посмертиии. И Риварес не хочет отставать, прикосновениями разбирая знаки нелегкой судьбы на чужом теле.
Почти ласка...
Почти?
Но что он может знать о этом? Там, в прежней земной жизни, ему приходилось ловить восторженные мужские взгляды, слышать признания - и даже ощущать реальную опасность мужского вожделения. Однако, последнее его миновало. Судьба или молитвы матери, кто знает?
Но этот отчаянный мститель, не знавший никого, кроме любимой жены, касается нежно. В его взгляде, в его руках - любопытство и странное понимание, почти родство. И хочется ответить тем же. И смотреть при этом в глаза, и не отпускать мимолетно мелькнувшую странную мысль - остались ли на его губах жар и горечь свершившийся мести?
Руки замирают одновременно - на отметинах последних, смертельных ран. На поцелуе Смерти, дорвавшейся наконец до желанной добычи. Но почему-то кажется, что под этими касаниями суматошно забились давно простреленные сердца.
И через миг - или через вечность, в посмертии разница невелика - одна и та же мысль придет в головы обоих.
Вкус свершившийся мести на губах вовсе не горек. Он сладок, как мёд.