tempori parce

Безупречные черты, взгляд с наглецой, улыбка — хищный оскал. Сразу видно: не из людей. Спрашивать прямо не стал. Когда вечер спускается на эльфячий квартал, Олега-контрабандиста с мешком редчайшего малахита Встречает на границе. Взгляд цепляется за любопытный кулон. «уже имел дело с нашими? звать тебя как?» «Волком» — этим имя своё называть было б без толку, запомнит едва ли. Или опасно — кто по каким поверьям судит — «Волк интересный, не как другие люди» — а впрочем, все они, эльфы — те ещё лживые твари. от этого вот пахнет мёдом и полем, разнотравьем летним и жарким полуднем спокойным, жаль, что Олег замечает кровь: впрочем, так интересней. оба не любят без боя. Сделку надо отметить, выпить вина хмельного — хоть с ними опасно больше крохотного глотка — Олегу плевать, и впрочем, он не боится боли. его самого опасно держать за дурака. Комната пахнет воском — свечи плывут нещадно — В тонком огне неверном по расписному атласу мерно скользят ладони. Взгляд — невозможно-ясный, все-таки с наглецой; спрашивает тихо, обманчиво-робко смотрит: «скольких таких перебил этой вот твёрдой рукой?» совсем не боится. что ему — люди, их ружья и хмурые брови? (в сущности — дети ему), он волен уйти, куда вздумает, хоть в чисто поле резвиться, плясать по углям со своими, плести венки; хоть в огненную геенну — риски сгореть оскорбительно не велики. у смертных же все иначе; в деле сгореть — почетная смерть, от объятий эльфячих — едва ли, но (Олег готов умереть.) пусть скажут потом, как глупо, пусть скажут, что виноват. хлебнув тепла среди вьюги не страшно погибать. пусть забирает всё время — минуты, года, столетья — только б касался и дальше через хмельной туман. взвесит ему секунду, щедро одарит годом, лишь бы ещё немного уставшее сердце — немного! — погреть у его огня. на утро в постели — перья чернее, чем полночь в дамаске и губы жжёт от веснушек, целованных вдоль плеча. кулон-оберег сорван, на теле — пять красных шрамов, пять красочных лет жизни, подаренных сгоряча.