Том 1. Глава 14. Natural Pivot
По обоюдному согласию встреча с Сигнусом Гринграссом была отложена до тех пор, пока Гарри не станет лучше понимать, как правильно вести себя в окружении Лорда, но он смирился и согласился хотя бы попытаться встретиться с ним до конца лета. Вернувшись в свою маленькую комнату после ухода Дафны, Гарри размышлял о том, что, каким бы он ни считал это лето, оно не соответствовало его ожиданиям. Освобождение от Надзора, которое давало нахождение под защитой здания, должно было заставить его радоваться возможности без устали практиковать новые заклинания, но до сих пор он почти не пользовался своей палочкой. В основном он проводил время за чтением или письмом, и к настоящему времени познакомился с жаргоном писем Гринготтса гораздо лучше, чем мог предположить. Он понимал, что возможность унаследовать род Блэков - дело серьезное, а значит, заслуживает тех усилий и внимания, которые он уделял чтению каждого письма, присланного ему Сириусом или Гринготтсом, но, возможно, он немного переусердствовал. Посмотрев на груду непроверенных документов, которые он оставил нетронутыми после разговора с Дафной, Гарри снова достал книгу по этике, на которую он нервно смотрел большую часть последних дней, и рухнул на пуф. «С таким же успехом можно это сделать», - сказал он себе, открывая книгу и активируя перо. «Ты - животное. Я не пытаюсь тебя оскорбить. Просто констатирую факт. Я тоже животное. Как и все остальные, кого мы знаем. Основные потребности животных - еда, вода, безопасность, общение, свобода от боли - являются основными потребностями людей. Все люди, как и все остальные животные, находятся в одинаковом положении: однажды они должны умереть, а в это время им может быть причинен вред. Возможно, ключ к нравственности лежит в понимании нашего места в естественном порядке вещей. Многие так считают». Гарри на мгновение задумался над этим утверждением. Он не был уверен, что согласен с этим мнением. Он не видел ничего прекрасного в естественном порядке вещей, и, возможно, это говорила магически развитая часть его мозга, но у него были силы манипулировать окружающим миром по своему усмотрению, на благо себе и другим. Почему он должен отказываться от этой силы ради того, чтобы вписаться в естественный порядок вещей? Разве не для того, чтобы убежать от основных жизненных трудностей, маглы разработали технологию, а волшебники так увлечены магией? Тем не менее он продолжил читать. «Такова руководящая мысль теории естественного права. Согласно ей, хорошие люди - это те, кто реализует свою истинную природу; плохие - те, кто этого не делает. Моральный закон - это естественный закон - закон, который требует от нас действовать в соответствии с нашей природой». Это значение слова "естественный" более соответствовало мировоззрению Гарри. Поступать так, как тебе естественно, быть верным себе - звучит как мудрый способ прожить жизнь. Но, опять же, это не способ построить общество, не так ли? Хотя мир маглов не так наполнен идиосинкразией и не так окутан коконом неразборчивых традиций и обычаев, как мир волшебников, он также наполнен приходами и уходами вежливой компании и манерами, которые ограничивают то, что люди действительно хотели сказать. Дурсли были очень правильной семьей в отсутствие Гарри и жестокой в его присутствии. Мир наполнен крошечной ложью, которую мы говорим друг другу и самим себе, чтобы нам всем жилось комфортнее. Но Гарри признался, что не знает, нравится ли ему эта часть общества или нет. В глубине души он расстраивался, когда ему приходилось возвращать часть себя, и это было одной из главных причин, почему ему так понравился портрет Салазара, и, в меньшей степени, почему он так быстро сблизился с Гринграсс. Оба они раскрыли ту сторону его личности, которую он редко проявлял в окружении одних гриффиндорцев. «Согласно этой теории, человеческая природа может служить объективным стандартом морали. Мы поступаем правильно, когда наши поступки выражают человеческую природу, и поступаем неправильно, когда они ее нарушают. Поскольку отдельные люди и целые общества могут заблуждаться относительно нашей истинной природы, они могут сильно заблуждаться относительно того, чего требует от нас мораль. Хотя многие теоретики естественного права являются теистами и утверждают, что наша природа дана нам Богом, это не является существенным элементом теории. Важнейшим является то, что человеческая природа призвана служить высшим моральным стандартом. Если эта теория верна, то до тех пор, пока существует такая вещь, как человеческая природа, существует и объективный источник морали». В этом вопросе у Гарри было гораздо меньше противоречий. Он более или менее самостоятельно решил, что не верит в то, что следует придерживаться какой-либо системы морали, чья ценность является внешней и объективной. Более того, существование абсолютной природы, пронизывающей всех людей, было в лучшем случае сомнительным. Люди были слишком разными, чтобы руководствоваться одним объединяющим принципом. Глупо было верить, что все люди, которых он знал, сознательно идут против этой неизменной "человеческой природы", чтобы быть такими разными, какими они были. «Существует множество сомнительных аргументов, которые пытаются подорвать надежды на моральную мудрость. Вот извечный фаворит - вариация на тему аргумента, разработанного блестящим шотландским философом Дэвидом Юмом (1711-1776). Назовем этот аргумент "Аргумент Юма" в его честь: 1. Мы можем знать только два вида утверждений: концептуальные истины или эмпирические истины. 2. Моральные утверждения не являются ни концептуальными истинами, ни эмпирическими истинами. 3. Следовательно, мы не можем обладать моральным знанием. Концептуальная истина - это истина, которую можно узнать, просто поняв ее. Вот некоторые концептуальные истины: Ни один шар не является кубом; все целые числа четные или нечетные; холостяки - это неженатые мужчины; если А выше В, а В выше С, то А выше С. Вы можете закрыть глаза на мир, просто думать об этих утверждениях и знать, что они истинны. Эмпирические истины не такие. Они познаются только с помощью доказательств, полученных от наших пяти органов чувств. Вот несколько эмпирических истин: Я живу в доме, построенном в 1915 году; 25 июня 2007 года в Лондоне шел дождь; Тихий океан больше Атлантического; Дэвид Юм никогда не женился». От разных концепций истины у Гарри немного разболелась голова, как это всегда бывало, когда книга переходила от морали к непосредственной философии, не то чтобы между этими двумя вещами было большое расстояние. Просто философия казалась гораздо более грандиозной, чем то, как в книге говорилось о морали. Мораль можно было объяснить с помощью упрощенных аналогий или умственных упражнений, которые Гарри мог выполнить без малейших колебаний, но философия казалась ему удобной только в больших словах и многословных монологах. Гарри уже пожалел, что снова взял в руки эту книгу, но записал, что при первой же возможности прочтет еще что-нибудь о Дэвиде Юме. Салазар поможет ему разобраться с философией позже. «Почему моральные утверждения не являются концептуальными истинами? Потому что для любого морального утверждения мы можем полностью понять его и все равно задаться вопросом, истинно ли оно. Почему моральные утверждения не являются эмпирическими истинами? Потому что мы не обнаруживаем их с помощью наших органов чувств. Никакое научное исследование мира не выявит в нем никаких моральных качеств. Если вы станете свидетелем убийства или невыполненного обещания, вы заметите многое. Но вы не сможете увидеть его неправильность». Аргумент был для Гарри немного туманным, но он объяснил это скорее отсутствием у него интеллектуальных способностей к осмыслению абстрактных вещей, чем самой идеей. Однако мысль о том, что нельзя объективно воспринимать безнравственность, была привлекательной. Это означало, что мораль идет изнутри, а не извне, и что ее нельзя определить в абсолютном смысле. С этим он уже был согласен. Кроме того, слова о том, что научные изыскания не помогут ему открыть моральную истину, принесли некоторое облегчение. Честно говоря, Гарри не раз задумывался, не достаточно ли он умен, чтобы понять мораль и решить, во что ему верить. «В принципе, мы можем использовать научные методы, чтобы выяснить, что является врожденным в человеке, и таким образом решить проблему Юма с получением морального знания. Если Жан-Жак Руссо (1712-1778) был прав, то мы рождаемся ангелами. Пока общество не испортило нас, наша благородная природа сияет. Мы по природе своей приятны, готовы к сотрудничеству и внимательны. Если в нашей природе кроется ключ к морали, то мораль во многом такова, какой мы ее себе представляем. Она требует от нас доброты, сотрудничества и внимательного отношения к нуждам других. Это было бы утешением. Но что, если Томас Гоббс (1588-1679) был прав? Он считал, что мы врожденные эгоисты, конкуренты и недоверчивые. Мы рождаемся такими и, по большей части, такими и остаемся. Если естественное - это врожденное, и если мы должны действовать в соответствии с нашей истинной природой, то гоббсианская точка зрения заставит нас отказаться от многих общепринятых этических убеждений». Гарри знал, что он не настолько одарен интеллектуально, чтобы убедительно высмеять две концепции, изложенные в книге, но признавал, что обе идеи ему совсем не по душе. Врожденная доброта или врожденная злоба казались ему просто жалкими спорами о попытках найти нечто, объединяющее всех людей. Для Гарри единственной объединяющей вещью, которую он мог найти для каждого человека, была Смерть. Больше ничего. Кроме того, идея о том, что люди врождённо что-то из себя представляют, не устраивала его по многим параметрам. Помимо того, что он испытывал стойкий дискомфорт от мысли о том, что им руководит внешний фактор, с которым нельзя спорить, как и с концепцией Человеческой Природы с большой буквы, он знал, что люди меняются в зависимости от окружающих их обстоятельств. Кем бы он ни был до того, как в его жизни появились Дурсли, его имя навсегда изменилось, когда он попал в Хогвартс, и он отказывался признать, что этот опыт не изменил что-то глубоко внутри него. Или, что еще важнее, что он остался бы самим собой, если бы не был сиротой. Ничто и никогда не смогло бы убедить его в том, что он был бы по своей сути таким же, если бы его воспитывали Лили и Джеймс, чем в этом мире, где его воспитывали Петуния и Вернон. «Моральные законы - это всего лишь законы природы, хотя и регулирующие человека, а не планеты, молекулы или гравитационные силы. Но, как мы видели, трудно пытаться вычитать рекомендации о том, как нам следует поступать, из описаний того, как действует природа. И это не должно удивлять. Законы природы описывают и предсказывают, как будут вести себя вещи. Они обобщают фактическое поведение вещей, и, если только это не статистические законы (из тех, что присваивают исходам вероятность, а не уверенность), их нельзя нарушить. Моральные законы отличаются во всех отношениях. Их можно нарушить, и часто это происходит. Они не предназначены для того, чтобы описывать, как нам себя вести, а скорее служат идеалами, к которым мы должны стремиться». Гарри согласился и закрыл главу с вновь обретенным чувством удовлетворения. Он всегда чувствовал себя хорошо, когда ему удавалось пройти через главу книги, даже если в таких случаях, как сегодня, он чувствовал себя немного подавленным логикой. И все же чем дальше он погружался в книгу, тем сильнее в его голове засела мысль о том, что он никогда не найдет того, во что действительно верит, что он недостаточно умен, чтобы быть кем-то большим, чем человек действия. Что он навсегда обречен быть просто оловянным солдатиком в армии Дамблдора или просто мишенью для Пожирателей смерти Реддла. Он вернулся к своим документам из Гринготтса, но страх остался.***
На следующий день Гарри понял, что чувствует себя ужасно напряженным. Он не выспался, и после раннего пробуждения его тело просто отказывалось возвращаться в мирную дрему. Не видя смысла засыпать, он медленно поднялся с кровати и почувствовал, как его пронзает чувство голода. В здании не было кухни, но Гарри взял с собой немного еды перед отъездом с Тисовой и решил съесть набор печенья и фруктов, вместо того чтобы отправиться на завтрак в Дырявый котел. Однако в соседней общей комнате был чайник для чая, и он расслабился, потягивая горячий напиток в одном из кресел. Он понимал, что прогулка по Косому в образе Гарри Поттера наведет Дамблдора на мысль о том, что он не отправился в путешествие с Дурслями, поэтому ему пришлось привыкать к идее использования чар гламура, но он чувствовал себя неловко не в своей коже. Это слишком сильно напоминало ему инцидент с Оборотным на втором курсе. Он слегка поморщился при этом воспоминании. Пока что он будет держаться в здании. Было еще рано, поэтому он не ожидал, что к нему придут первокурсники. Нужно будет найти способ снять внутреннее напряжение. Прогуливаясь по комнатам и размышляя, чем бы заняться, он прошел мимо большой неубранной комнаты с пятью тренировочными манекенами, которые он заказал для тренировки заклинаний. Вспомнив, что за время пребывания под стражей ему еще не приходилось использовать свою магию более чем в единичных случаях, он пожал плечами и встал напротив ближайшего манекена. Гарри понял, что после разговоров с Салазаром он начал ощущать более глубокий контроль над своей необработанной магией. Это смущало, когда перед ним открывался потенциал того, что еще может материализоваться в то или иное заклинание, как перед бесконечной пустотой. Ему было интересно, чувствуют ли все остальные такую связь со своей магией или только он один. Может, дело в силе? После того как он так долго не пользовался магией, кроме заклинания Патронуса, ему не терпелось использовать её по полной программе. Он слегка усмехнулся, достал свою палочку, и тут... ничего. Гарри замер. Если быть честным с самим собой, ему хотелось разнести куклу до неузнаваемости, но он не знал, как это сделать. Его желание нанести мощный удар по этой штуке было настолько велико, что даже он заметил, как вокруг него клубится магия. Он подумал о том, чтобы наложить заклинание Диффиндо, но затем заколебался. «Разве идти вслепую - лучший способ обучения магии, дитя?» Он слышал голос Салазара, звучавший у него в голове. Громко проклиная портрет, он проворчал. «Было бы гораздо лучше, если бы я мог просто быть безрассудным и импульсивным, как всегда, но нет, ты должен был найти портрет, который настаивает на том, чтобы ты думал, прежде чем что-то делать, не так ли, Гарри?» «А теперь я разговариваю сам с собой», - пожаловался он, несколько маниакально смеясь, - «блестяще. Просто блестяще, Поттер». Он чувствовал, как его тянет к магии, чтобы просто наложить эти чертовы Заклинания и покончить с ними, но мысли его все время возвращались к тому, что Салазар до сих пор не хотел учить его магии. Слизерин сказал, что это потому, что он уже превысил свой ожидаемый уровень, учитывая его возраст, но разве мир будет ждать, пока он достигнет совершеннолетия? Учитывая его жизнь до сих пор, он не был настроен оптимистично. Флитвик сказал, что по магической силе он ближе к седьмому курсу. Разве он не должен быть готов выучить хотя бы несколько разрушительных заклинаний? И все же он не мог заставить себя произнести заклинание, не обдумав его сначала. Он был очень зол на Салазара за то, что тот вызвал в нем эту нерешительность даже без присутствия Основателя, но все же долго стоял, раздумывая, что делать. «Каков будет хороший компромисс?» размышлял он про себя. «Что одобрил бы Салазар при таком раскладе?» Придя к странной мысли, он трусцой побежал в свою комнату и достал с книжной полки "Искусство войны". Это была странная мысль, но книга была полна тактических советов, которые можно было использовать в бою, так что, может быть, он сможет перенести содержание книги с общей картины на индивидуальную дуэль? Кое-что из этого уже было более или менее легко сделать, размышлял он. В самом начале книги говорится о том, что война - это вопрос жизни и смерти. Перенести этот урок в сферу индивидуальных конфликтов было несложно. «Никакой пощады», - пробормотал Гарри, вспомнив, как Петтигрю сбежал. Он покрепче сжал книгу и тяжело сел, пытаясь понять, сможет ли он узнать что-нибудь, прежде чем отбросить ее. Признаться, его внимание было немного рассеянным, поэтому ему потребовалось некоторое время, чтобы читать, а не просто скользить взглядом по словам, но четвертый отрывок все же привлек его внимание. «Это: (1) Моральный закон; (2) Небо; (3) Земля; (4) Командир; (5) Метод и дисциплина». Он растерянно моргнул. Честно говоря, он обратил внимание на эту фразу только потому, что все еще был занят своими размышлениями об этике и морали накануне. Он поднял глаза и внимательнее прочитал третий отрывок. «Итак, военное искусство управляется пятью постоянными факторами, которые следует учитывать в своих рассуждениях, пытаясь определить условия, складывающиеся на поле боя». Гарри улыбнулся. В конце концов, это упражнение может оказаться не таким уж бессмысленным. «Моральный закон заставляет людей быть в полном согласии со своим правителем, так что они будут следовать за ним, невзирая на свою жизнь, не страшась никакой опасности». Гарри остановился, чтобы обдумать сказанное. Возможно, именно поэтому Салазар так настаивал на том, чтобы он сам развил в себе чувство добра и зла. Когда ему есть за что бороться и к чему стремиться, это может дать ему преимущество перед тем, кто не борется ни за что конкретное. «Небо означает ночь и день, холод и жару, времена и сезоны. Земля - это расстояния, большие и малые; опасность и безопасность; открытая местность и узкие проходы; шансы на жизнь и смерть». Эти моменты было проще рассматривать на индивидуальном уровне. Местность может сыграть большую роль в бою, подумал он. Если бы он находился в открытой комнате, как эта, он бы дрался иначе, чем в коридоре Хогвартса. Гарри нахмурился. Возможно, лучше было бы разработать стратегию боя в разных условиях, а не полагаться только на одну стратегию. «Командир олицетворяет собой такие добродетели, как мудрость, искренность, доброжелательность, храбрость и строгость. Под методом и дисциплиной следует понимать формирование армии в соответствующие подразделения, присвоение званий офицерам, поддержание дорог, по которым снабжение может доставляться в армию, и контроль за военными расходами». Последние два пункта сильно смущали его. Он не мог понять, как их можно сократить до индивидуальной шкалы, но решил продолжить чтение, чтобы посмотреть, что еще он сможет усвоить. По мере того как он читал все новые и новые отрывки, он заметил, что, хотя некоторые из них казались слишком направленными на конкретный контекст крупномасштабного сражения, чтобы быть применимыми, некоторые из них могли бы быть чрезвычайно полезными на дуэли. Было чему поучиться из фразы «Всякая война основана на обмане». Но он также заметил, что там были советы, которые были бы гораздо полезнее в его жизни в Хогвартсе в целом, если бы он хотел постепенно сформировать базу поддержки. «Если он расслабился, не давай ему покоя. Если его силы объединены, разделите их», - звучало как хороший способ справиться с бандой Малфоя. «Нападай на него там, где он не готов, появляйся там, где тебя не ждут» - не менее полезная фраза против Дамблдора, если однажды ему придется по-настоящему сразиться с директором школы в битве за волю. Гарри уже собирался читать вторую главу книги, как вдруг его вывел из задумчивости голос. «Это довольно необычное место для чтения, тебе не кажется, Гарри?» «Профессор Флитвик? Что вы здесь делаете в такую рань?» «Я же просил тебя называть меня Филиусом, когда мы остаемся наедине», - с чувством проскрипел профессор, ковыляя к сидящему Гарри. «Между моим титулом и фамилией я могу забыть свое имя, ведь им пользуется так мало людей». «Извините, Филиус», - усмехнулся Гарри, - «просто немного странно называть Вас так. Но если серьезно, почему Вы пришли так рано?» «Я проходил мимо Гринготтса утром, чтобы уладить кое-какие личные дела, и решил зайти сюда, чтобы узнать, здесь ли ты и не нужно ли тебе что-нибудь, прежде чем отправляться обратно», - признался он, прежде чем взглянуть на книгу в руках Гарри. «Что ты там читаешь?» Гарри молча протянул ему «Искусство войны». «Ах да, я знаю эту книгу», - тихо сказал он. «Правда?» удивленно спросил Гарри. «Не ожидал, что Вы знаете, учитывая, что это старая магловская книга». «Гоблины любят иногда почитать магловскую литературу», - пояснил Флитвик, не отрывая взгляда от раскрытой книги. «Я этого не знал», - признался Гарри. «Я думал, что гоблины... э-э-э... менее чем дружелюбны к маглам». «Большинство гоблинов недолюбливают маглов на том простом основании, что те контролируют слишком много полезных ископаемых в мире, чтобы им нравиться», - с ухмылкой признал профессор, прежде чем посмотреть на Гарри в упор. «Но ты пойми, что истинное мастерство редко не подчиняется обычным предрассудкам. Хорошим примером может послужить Дамблдор. Его ненавидят все Темные волшебники мира, но все они глубоко уважают его магическую силу. И если позволишь оставить скромность за дверью, то я являюсь аналогичным примером. Несмотря на то что я полугоблин, даже Люциус Малфой не попытался бы выгнать меня из Хогвартса, потому что знает, насколько я хорош». Гарри нечего было добавить, поэтому он просто хмыкнул, но раньше он не замечал, как Драко Малфой не утруждал себя тем, чтобы враждовать с Флитвиком из-за своего наследия, но при этом из кожи вон лез, чтобы поносить Хагрида за свое. «Почему ты читаешь эту книгу, Гарри?» «Я подумал, что она может дать мне несколько идей о том, как лучше драться», - быстро ответил он, прежде чем спекулятивно посмотреть на Флитвика, - «Вообще-то, раз уж вы уже здесь, не могли бы вы научить меня кое-чему?» «Вовсе нет», - пожал плечами полугоблин. «Вставай, и мы начнем с простых вещей». «Хорошо», - сказал Гарри, поднимаясь на ноги и поворачиваясь лицом к профессору, - «что вы предлагаете?» «Прими позу, как будто ты атакуешь манекен, пожалуйста», - ответил он странно твердым голосом. Гарри поднял брови от холодности его голоса, но кивнул, держа палочку в удобном положении, и нервно посмотрел на Флитвика. «Нет», - цокнул языком гоблин. «Не достаточно хорошо, и я покажу тебе, почему». Он спокойно подошел к манекену и быстрее, чем Гарри успел за ним уследить, выхватил палочку и, не произнося ни слова, произнес заклинание. Глаза Гарри расширились от внезапности атаки, и он едва успел броситься на землю, чтобы избежать ее. «Какого черта?» сердито спросил Гарри, глядя на гоблина, который уже нацелил на него свою палочку, когда тот беззащитно лежал на земле. «Ты знаешь, почему твоя стойка была неправильной?» спокойно спросил он. «Потому что я не был готов к подлому нападению?» горячо спросил Гарри, вставая и возвращаясь на исходную позицию. «Я не знал, что твои враги вежливо сообщат вам о своем присутствии», - легко ответил Флитвик, приподняв бровь. Гарри с ворчанием согласился. «Причина неправильной стойки в том, что у тебя было застали врасплох и ноги. Мало того, что обе ноги направлены вбок, это делает тебя гораздо более легкой мишенью, но и мешает тебе легко уворачиваться от заклинаний, особенно когда тебя застали врасплох». «Хорошо», - кивнул Гарри, - «а какая стойка должна быть?» «Стойка - это глубоко индивидуальная вещь, Гарри. У большинства могущественных волшебников есть небольшой набор фирменных заклинаний, которые они используют с большим эффектом, в дополнение к последовательности заклинаний, применяемых по обстоятельствам, и для каждой ситуации они меняют свою стойку, однако у большинства есть стандартная позиция», - сказал он, прежде чем почесать подбородок в раздумье, - «на самом деле, единственный волшебник, которого я знаю, преуспевающий с стандартной позицией», - это Дамблдор, но это только потому, что его специализация - «Трансфигурация, и он может легче создавать физические барьеры для заклинаний, чем уклоняться от них». «Вы можете показать мне хотя бы хорошую стандартную стойку?» с надеждой спросил Гарри. «Конечно», - кивнул Флитвик. «Первым делом сделай стойку диагональной. Тебе не нужна вертикальная стойка, хотя она и уменьшает пространство, в котором тебя могут атаковать, потому что она также ограничивает твою горизонтальную подвижность. Поскольку ты правша, правую ногу нужно выставлять вперед, но только слегка. Широкая стойка, когда ты расставляешь ноги так, что они образуют одну большую треугольную опору для твоего тела, хороша для физического боя, но не очень хороша для магического, особенно если ты склонен слегка сжимать свою палочку, как это делаешь ты. Важно держать заднюю ногу слегка приподнятой на случай, если вам понадобится сделать резкое движение. Понятно?» «Думаю, да», - сказал Гарри, делая поправки. Флитвик поправлял его раз или два, пока не решил, что Гарри добился разумного баланса, и наконец удовлетворенно кивнул. «Хорошо. Первое, что ты захочешь сделать, - это использовать ногу в качестве опоры. Я имею в виду, что вместо того, чтобы бросаться на землю и превращать себя в легкую мишень, ты должен поставить правую ногу на землю, используя пальцы, и повернуть ногу вокруг нее. Ты заметил, что когда ты это сделаешь, твое тело естественным образом захочет повернуться вместе с правой ногой». Гарри медленно следовал инструкциям и заметил, что, как только он повернул правую ногу, мышцы спины и левого колена начали болеть. Когда он повернулся, его тело снова расслабилось, найдя удобное положение. «Хорошо, но теперь я снова в вертикальном положении и не могу двигаться». «Правильно», - оживленно пискнул Флитвик, впервые за время дискуссии став похожим на своего обычного веселого человека. «Именно поэтому ты не сможешь долго оставаться в таком положении. Последовательное движение - вывернуть левую ногу, а затем повернуть тело назад. Если ты сделаешь это, то увидишь, что находишься в том же положении, что и в начале, но в наоборот, левой ногой вперед. Момент, когда ты поворачиваешь тело назад, - подходящий момент для заклинания, или, если тебе кажется, что положение слишком жесткое, ты можете просто остаться в согнутом положении, сделать шаг вперед и использовать этот шаг в стандартное положение для произнесения заклинания». Гарри попробовал это движение несколько раз, пока не застонал. «Это сложно», - проворчал он, не найдя естественного положения для поворота тела назад, и чуть не упал на землю. «Конечно, трудно», - легко согласился Филиус, - «не зря же дуэли почитаются как спорт в мире волшебников. Это тяжело, и в такие вещи, как стойки и использование окружающего пространства в своих интересах, вкладывается гораздо больше усилий, чем люди думают. Я вчера сказал, что ты магически силен, как шестой или седьмой курс, но если бы ты сражались с тренированным седьмым курсом, ты бы легко проиграл в дуэли, даже если бы он был магически слабее тебя». «Потому что я знаю меньше заклинаний?» спросил Гарри, вспомнив свое разочарование от того, что не знал, какое заклинание применить утром. «Это, конечно, не поможет, но нет. Простая магия, используемая творчески, может победить сложную магию, используемую просто. Но, справедливости ради, именно на четвертом курсе вы начинаете изучать заклинания, которые лучше использовать в боевой ситуации», - он легкомысленно махнул рукой, прежде чем продолжить. «Но причина не в этом. Причина просто в недостатке опыта. К тому времени, как ты достигнешь седьмого курса, у тебя будет достаточно опыта от импровизированных дуэлей или просто заклинаний в целом, чтобы выработать индивидуальный стиль. Ты находишься в самом начале своего пути. Насколько я понимаю, все твои приключения в Хогвартсе, помимо Патронуса, принесли тебе успех не благодаря твоим магическим способностям, а благодаря твоей целеустремленности». Гарри задумался о трудностях, с которыми ему пришлось столкнуться за последние три года, и вынужден был нехотя согласиться. Он использовал не так много магии для решения своих проблем, как можно было бы ожидать, особенно если учесть, что он учился в магической школе. Он медленно кивнул, заставив Флитвика мягко улыбнуться ему. «Что вы посоветуете, Филиус?» «Ну, когда я буду здесь, мы можем потренировать тебя в стойке. Мы можем заставить тебя уклоняться и контратаковать более плавно и из разных позиций, начиная с той стандартной ситуации, которую мы сегодня обсуждали, а затем переходя к другим сценариям. Но я не смогу постоянно находиться здесь», - резко закончил полугоблин. «Используя "Искусство войны" или другие подобные книги, ты можешь разработать свой стиль ведения боя, на основе которого ты сможешь выбрать свои любимые заклинания». «Стиль ведения боя?» спросил Гарри. Весь этот разговор с Флитвиком не может не унижать, подумал он. «Стиль ведения боя - это то, как ты предпочитаешь подходить к конфликтам», - мягко объяснил профессор. «В общем и целом, ты всегда хочешь навязать противнику свой стиль борьбы. Например, Сами-Знаете-Кто, как правило, действовал, используя мощные смертельные проклятия непрерывным потоком, а не прибегая к щитам или даже к более быстрым, но менее смертоносным заклинаниям. Минерва предпочитает сражаться с помощью Боевой Трансфигурации, создавая множество предметов, которые поддерживают ее, когда она накладывает проклятия и щиты. Как я уже говорил, Дамблдор предпочитает занимать неподвижную позицию, создавать физические препятствия для проклятий, летящих в его сторону, и атаковать в лоб». «Понятно», - кивнул Гарри, не имея ни малейшего представления о том, как ему подойти к этому вопросу. Разве не следует сначала изучить магию, чтобы узнать свои склонности, а потом уже определяться с предпочтениями? Или, может быть, выбор предпочтений поможет ему выучить больше магии? Все это сбивало с толку. «Не могли бы вы показать мне свой стиль?» Флитвик пристально посмотрел на Гарри, но в конце концов склонил голову в знак согласия. «Моя основная идея заключается в том, что все конфликты основаны на пространстве. Ты хочешь свести к минимуму пространство, которое может использовать твой противник, и прижать его к одной точке, занимая при этом как можно больше полезного пространства», - объяснил он, а затем ухмыльнулся: «На дуэлях я иногда посылал проклятия немного левее или правее своих противников, чтобы они были прижаты к одной стороне помоста, или заставлял их использовать свои щиты». Гарри слегка рассмеялся. Он мог понять эту теорию немного лучше. Он мог хотя бы начать с этого принципа. Против кого-то вроде Реддла это не сработает, но с кем-то, равным Гарри по магической силе, помешать им двигаться правильно может помочь. «Хорошо», - сказал Флитвик с хлопком и злобной ухмылкой, доставая свою палочку. «Давай начнем». Гарри сглотнул и занял свою позицию.